Джулия Баксбаум - Ненависть

Дэниел и Кейт шли впереди нас. Ее обручальное кольцо, хоть и небольшое, но очень заметное, поймало луч солнца, и на тротуаре появился театр теней. Наши ближайшие друзья — вчера еще можно было так сказать — «наши», тогда мы все еще были «мы» — и даже, наверное, больше, чем ближайшие друзья, они также были символами того, как славно для иных людей может быть устроен мир, какими естественными могут казаться обязательства. Дэниел и Кейт были словно взрослые, которые, хотя и вялым шагом, вели всю нашу команду, потому что необходимо было в полной мере насладиться этим кусочком лета перед тем, как деревья сбросят свою листву, освобождая место для снега.

После того как я коварным движением «запятнала» Эндрю своим безотказным обманным маневром, он закончил игру, взяв меня за руку и сплетя наши пальцы. Так мы шли некоторое время, рука в руке, пока я не почувствовала, что он начал теребить мой безымянный палец, на котором не было кольца, обхватывая его всей своей ладонью, как это делают маленькие дети. И хотя он продолжал молчать, мне почти показалось, будто он произнес эти слова вслух. Он собирался предложить мне выйти за него замуж.

Я уверена, что его намерения были совершенно конкретны — конструктивные предложения «как», а не туманные «если» или «почему». Выбрать свободный день и съездить на поезде в Коннектикут, чтобы получить благословение моего отца, или в Ривердейл, к дедушке Джеку. Обратиться в мой любимый ресторан, а также к семейному ювелиру. Никаких размышлений по поводу того, достаточно ли хорошо он меня знает, чтобы связать со мной свое будущее, никаких волнений из-за того, что он не может расшифровать бесконечные мысли, переполняющие мой непостижимый мозг. Но, в конечном счете, таков Эндрю; человек, не слишком озабоченный всякими «если бы» и «почему».

Прежде чем я успела подумать, не вызвана ли моя паника всего лишь иллюзиями, он обхватил меня сзади рукой и потянул к витрине ювелирного магазина. Я представила себе, как кольца подмигивают мне, хихикая над моей неловкостью.

— Тебе здесь что-нибудь нравится? — спросил он.

— Вот этот браслет очень красивый, — сказала я. — О, и эти сережки тоже выглядят очень эффектно. Здорово, что они висячие. Я никогда не носила таких. К тому же, посмотри, при их возврате гарантируется стопроцентное возмещение стоимости. Всегда приятно, что можно получить свои деньги назад.

— А как тебе вот эти кольца?

— Слишком блестящие. Лучше висячие сережки.

— Да ладно, скажи, какую огранку камней ты предпочитаешь? «Принцесса», «овал», «маркиз»?.. — Этот парень хорошо подготовил свое домашнее задание. Я поняла, что он думает об этом далеко не впервые.

Блин.

— Я не знаю, в чем между ними разница. Такие вещи не по мне, — сказала я и не солгала. Я думала, что Маркиз — это остров в Карибском море. А потом, не имея ни малейшего представления, что делать дальше, я показала рукой в сторону.

— Посмотри-ка! — воскликнула я, словно ребенок, выучивший новое слово. — Щенок.

События вечера развивались, как в хорошо написанной комедии положений: мы вчетвером играли в дурацкую игру «Обезьяна-посреди-парка», в шутку состязаясь друг с другом и без надобности вступая в горячие споры. Я, наверное, вела себя глупее всех, пытаясь компенсировать тот ужас, который испытывала, и почему-то веря, что глупость может предотвратить неизбежное.

Но на самом деле бежать было некуда. Я обещала не работать в этот уик-энд и даже «случайно» забыла в офисе свой «блэкбери» [3] «Блэкбери» — карманный компьютер с функцией приема и передачи электронной почты. , чего я ни разу не делала за все пять лет работы в отделе судебных тяжб адвокатской конторы «Альтман, Прайор и Тиш, Партнерство с ограниченной ответственностью». Я сняла свой поводок, и это казалось хорошей идеей накануне выходных, когда я думала, что мне нужно отвлечься от обязанностей, за которые клиенту выставляется счет, и повернуться лицом к своей личной жизни. Я не предполагала, что могу снова захотеть нырнуть в кипу бумаг на своем письменном столе, сбежать туда, где нет места словам вроде «наше» и «мы».

Но дела стали бы только отсрочкой. Я пришла к своему решению, глядя на витрину ювелирного магазина. Я должна была порвать с Эндрю до того, как он встанет на колени и задаст свой невозможный вопрос. Я разобью наш наивный и уютный мир, как подросток, играющий с ружьем в блаженное время между окончанием школы и поступлением на работу.

Впрочем, самоанализ — вещь ненадежная и скользкая, если вы не в ладу с тем, что от вас в жизни «ожидается». Я понимаю, от меня ожидается, чтобы я хотела выйти замуж за Эндрю. Некоторые женщины всю жизнь ждут, когда кто-то встанет перед ними на колени, или же мечтают о блестящем драгоценном камне, безмолвно объявляющем на весь мир: «Смотрите, меня любят. Меня выбрали». Такие женщины грезят о том, как изящно они закружатся в первом вальсе со своим новоиспеченным мужем, прежде чем вся толпа гостей энергично ринется в общий танец.

Или еще лучше: почти все мы хотим, чтобы рядом с нами был человек, который стал бы надежным партнером в любом деле, даже в преступлении, который встречал бы нас в аэропорту и вез домой, радовался бы нашим успехам и придерживал наши волосы, когда нас тошнит. И если быть с вами честной до конца, я тоже хочу этого, в той или иной форме.

Но выйти замуж? За Эндрю? Пока смерть не разлучит нас? Этого я сделать не могу. Мне бы при этом пришлось жульничать, строить из себя взрослого человека, прикидываться, разыгрывая роль невесты. Мне бы лично не хотелось провести с собой остаток жизни. А что тогда говорить об Эндрю? И как объяснить человеку, которого я люблю, что не могу отдать ему себя, потому что, сделав это, я сама не буду точно знать, кого именно ему вверила? Что я даже сама не уверена, стоят ли мои слова хоть чего-нибудь? Я не в состоянии признаться в этом никому особенно человеку, которого люблю. И не признаюсь.

Вместо этого я поступаю правильно. Я лгу.

— Ну, тогда все понятно, — заявляет Эндрю теперь; голос его едва слышен из-за шума музыкального автомата. В нем лишь твердость и смирение, без какого бы то ни было намека на мольбу. Он справляется с этим как профессионал. Клиническое восприятие, как и положено врачу.

— Прости.

Эндрю только кивает, словно его неожиданно потянуло в сон и его голова стала для него слишком тяжелым бременем.

— Я хочу, чтобы ты знал, как много ты для меня значишь, — говорю я, будто читая текст из учебника по расставанию. У меня даже хватает самообладания добавить: — Ты здесь ни при чем. Все дело во мне.

Эндрю издает сдавленный смешок. Я все-таки спровоцировала его. Он сначала перешел от смущения к грусти, а затем к тому состоянию, которое меня устраивает больше всего, — к злости.