Дикси Браунинг - Лики любви

Но тут он натянул поводья, рослый конь послушно стал и принялся щипать сочную траву.

- Хорошо, моя радость, я отвезу вас домой. Думаю, что вы достаточно узнали о Синклерах, на один день хватит.

Она недоверчиво взглянула на него, ища искренности в солнечно-бронзовых чертах, но увидела лишь крайне подозрительное сожаление и почти нескрываемое веселье.

Когда Кэмерон, подъехав почти к порогу дома, спустил Ром с высоты своего скакуна на землю, ноги отказались ей повиноваться. Он прижал ее к себе, и несколько минут она просто висела на нем, желая лишь одного - вернуть в свои ослабшие руки и ноги силу, чтобы уйти от него своим ходом. По крайней мере он не смеялся больше над ней. Она ощущала, как его сердце билось все сильнее и чаще, и наконец, с трудом собравшись, освободилась, все еще дрожа и шатаясь.

- Теперь все в порядке.

- Точно? А то ведь, если что, отнесу вас, имейте в виду.

- Нет-нет, ничего такого страшного со мной не случилось, чего не исцелит горячая ванна и пинта мази.

Но что-то удерживало ее, она стояла и смотрела на него, будто ждала какого-то знака.

Кэмерон, прищурившись, невозмутимо держал ее взгляд. Прочесть его мысли было невозможно.

- Я не стану извиняться, Ромэни. Если вы не хотите разделить со мной ложе, позаботьтесь о дополнительных средствах защиты. Те, что вы использовали, вовсе не представляют особой преграды.

Отшатнувшись от него, она пробормотала:

- Я абсолютно не понимаю, о чем вы говорите.

- Понимаете, радость моя, - спокойно ответил он. - Не говорите после, что я вас не предупредил.

Глава 4

Несколько последующих дней Ром везло: ей удавалось не попадаться хозяину на глаза. На следующее же утро она рассчитала, когда лучше спуститься к завтраку, чтобы с ним не столкнуться. Нора сообщила ей, что Кэмерон ни свет ни заря уехал в Спарту, куда ранее, на конный завод, отправил кобылу Баффи. Ром сразу стало намного легче.

- Надеюсь, ничего серьезного, - проговорила она, принимаясь за аппетитный завтрак.

- Точно не знаю. Люди с конного завода звонили вчера вечером, и мистер Кэмерон сказал, что он подождет и понаблюдает, как с нею пойдут дела.

Ром полностью посвятила себя живописи. Она делала эскиз за эскизом к портрету Томаса и пейзажные зарисовки. Валясь от усталости, наскоро съедала скромный ужин, а потом еще допоздна работала в студии. Ей не хотелось встречаться с Кэмероном, однако было досадно, что и он намеренно ее избегает.

Такой мальчуган, как Томас, не мог усидеть, позируя, больше двух часов, и обычно еще до полудня она отпускала его. В оставшееся же время пыталась продумать композицию пейзажа для заднего плана, но нередко ее клонило в мечтательную полудрему. Уединившись в саду или у пруда, она забывалась в мыслях, совершенно далеких от живописи, в то же время привычной рукой срисовывая пейзаж. О чем она думала? Прежде всего о Джерри, но все чаще в ее размышления вторгался образ Кэмерона Синклера; его невозможно было прогнать.

Нет, она и не пыталась отказать ему в привлекательности. Ее довольно скромного опыта в общении с противоположным полом вполне хватало, чтобы разобраться в причинах смятенного своего состояния, мешавшего целиком уйти в работу. До Джерри в ее жизни было несколько мужчин, но на примере отца Ром научилась вовремя выходить из игры, не запятнав своего доброго имени. К тому же она с такой страстью отдавалась творчеству, что на мужчин у нее оставалось не слишком много эмоций.

С Джерри все было по-другому. Он появился тогда, когда у нее уже почти год никого не было. Это произошло потому, что, видя неуклонное падение отца, она приняла решение заняться всерьез своей карьерой. Реджи, напротив, все больше позволял любовным интригам оттеснять на второй план работу; в последний раз навещая его. Ром с горечью отметила, что он стал слишком много пить и жить на манер сластолюбца: как можно больше денег и сил тратил на прихоти и как можно меньше - на вдохновенный труд.

Они в тот раз крупно поссорились и разъехались: Ром - в Роли, а Реджи - на Виргинские острова с новой любовницей.

Она тогда почти постоянно думала о положении отца, и ей вскоре стало ясно почему. Возможно, именно тогда впервые в жизни Ром стала ощущать властный зов инстинкта, сильное физическое влечение. Но идти по следам Реджи ей решительно не хотелось. История с Джерри только усугубляет проблему. Если она действительно его любит, то никаких чувств к Кэмерону у нее еще не могло возникнуть, кроме чисто физического влечения - другими словами, похоти.

Господи, неужели она настолько унаследовала характер отца? Уж лучше прохладная, водянистая кровь Уоллингфордов, чем безудержная страстность рода Кэрисов.

Бросив кисть, Ром упала в высокую траву и тихо выругалась. Ну как по-настоящему работать, когда обуревают такие мысли? Ведь она обещала себе хоть на время отдохнуть от сердечных неурядиц, взять тайм-аут, чтобы успокоиться и принять здравое решение насчет Джерри, тем более что судьба-то уже все решила, оставалось найти в себе мужество покориться ей.

И тут появляется Кэмерон Синклер, играющий деревенщину не хуже, чем она богемную девицу, человек, о котором она абсолютно ничего не знает, кроме того, что все ее плотское существо тянется к нему, как подсолнух к солнечному свету. Но это не имеет ничего общего с любовью.

"А между тем, - напомнила она себе, - тебе предстоит закончить три портрета". И снова от неразрешимой проблемы ушла в работу.

Спустя четыре дня после подъема на гору Ящерицы Ром пришла на кухню чуть раньше обычного и застала там ребят. Томас сообщил ей, что сегодня Баффи привезут домой. Чтобы унять сердцебиение. Ром постаралась переключиться, и довольно успешно, на домашнюю ветчину, яичницу и сливочное печенье, которые подала на стол Нора. Раз лошадь возвращается, значит, у ее владельца не будет больше повода избегать Ром.

В тот вечер к обеду она снова оделась в алую шелковую блузку и белую юбку ручной вязки. Собственно, выбор у нее был небогат, так как большинство нарядов осталось на квартире в Роли: лучше путешествовать налегке. К тому же никогда не знаешь, чего ожидать; к примеру, у одного из самых респектабельных клиентов ей отвели крохотный чуланчик с полкой для рабочих принадлежностей.

Осмотрев себя в зеркале, она откинула каштановые волосы, надела тяжелые золотые серьги - подарок Реджи, один из редких порывов его отеческой любви - и под конец слегка сбрызнула себя водой "Одалиска".

По крайней мере ее походка вновь обрела обычную непринужденность. А еще день назад каждый шаг вызывал мучительную боль.

Мальчики приветствовали ее новостью: дядя уехал в Ревущую пропасть обедать с другом.

- Угу, скорей всего, с подругой, - иронически уточнил Томас.