Дана Арнаутова - Страж морского принца

Это было лучше, чем можно надеяться, только по ночам Джиад никак не могла отделаться от мысли, что рядом четверо здоровых оголодавших мужиков, которым будет совсем не сладко услышать их с Лилайном возню под одеялом. Так что дорваться друг до друга всласть получалось, только когда загоревшиеся азартом наемники уходили на ночную рыбалку, оставляя их вдвоем. Но уж когда получалось…

Это стоило неизбежных ухмылок Хальгунда и молчаливых липких взглядов Ласима, это стоило необходимости при остальных держаться друг от друга подальше. Это стоило чего угодно, тем более что с каждым разом получалось все слаще. В постели Каррас был неутомим и так щедр на ласку, что Джиад, окончательно разнежившись, шалея от благодарной нежности и желания, наслаждалась каждым мигом близости и сама вволю обласкивала алахасца.

– Джиад… – шепнули ей снова в ухо, обдавая кожу горячим дыханием и прихватывая мочку уха губами. – Хорошая моя, спят же все…

Наглая рука вкрадчиво заползла туда, куда Джиад с превеликим удовольствием пускала бы ее хоть дюжину раз за ночь, если бы не боязнь перебудить всех стонами.

– Чш… – шепнул Лилайн, пальцами лаская ее мгновенно разгоревшееся сладкой истомой женское естество, которому точно не было никакого дела до спящих в паре шагов наемников. – Все спят. Ну, золотая моя…

Мягко, но решительно повернув ее к себе, Лилайн прижался теснее, проникая мучительно медленно, и Джиад закусила губу, изнемогая от разлившегося по всему телу кипятка удовольствия.

– Джиад…

Больше всего в постели Лилайн обожал все делать сам, доводя ее до полной потери соображения, покрывая поцелуями от лица до ступней, вплетая пальцы в волосы и шепча на ухо похабные нежности, от которых становилось так же горячо и томно, как от бесстыжих рук.

Правда, сейчас он ухитрялся любить ее совершенно бесшумно, не считая рваного дыхания обоих, пока глубокие толчки соединяли их в старом, как мир, ритме.

– Джи… – выдохнул Лилайн, вбиваясь все быстрее, и Джиад, растворяясь в удовольствии, спрятала последний стон, чувствительно прихватив плечо возлюбленного зубами – маленькая приятная месть за потерянный утренний сон. Правда, сразу раскаявшись, старательно зализала оставшийся след, что едва не кончилось повторением того, с чего началось.

Потом они додремывали до рассвета, не в силах оторваться друг от друга, и Джиад чувствовала себя счастливой и спокойной, пока не уснула, провалившись в сон, как в зыбучие пески: медленно и неотвратимо. В ее сне было море. Оно плескалось под солнцем, такое невинное и безмятежное, но Джиад, подчиняясь неслышному зову, вошла в прохладные плотные волны, вдохнула воду и опустилась на дно. Лилайн, свобода, надежда на возвращение в Арубу – все осталось наверху, сияя сквозь толщу воды остатками солнечного света.

– Возвращайся, – услышала Джиад незнакомый голос, тягучий и властный. – Возвращайся, женщина, или умрешь в муках.

Она проснулась от собственного вскрика. Кто-то из наемников недовольно заворчал сквозь сон, на него рявкнул Каррас, встревоженно склонившись над Джиад, а вокруг шумело и волновалось, застилая людей и сторожку, не желающее отпускать добычу море. Бескрайнее, беспощадное, терпеливо ждущее море.

В этот раз, когда Алестар проснулся, чувствуя себя слабым и пустым, как снятая рыбья шкурка, у его постели – очередная странность – кроме дежурного целителя обнаружился Ираталь.

– Что, опять охраняете? Боитесь, что меня убьют раньше, чем сам сдохну? – съязвил Алестар, переворачиваясь на бок и чувствуя, как начинает молотить от этого простого движения сердце. – Лучше бы убийцу Кассии искали. И того, кто поил меня гарнатой. Хотя вы мне тоже не верите.

– Не мое дело верить или не верить королям Акаланте, мое – служить им и защищать их. Я хотел поговорить с вашим отцом, мой принц, – мягко сказал Ираталь. – Простите, что побеспокоил.

– Извините, – буркнул Алестар, отводя взгляд. – У меня дурной язык, каи-на Ираталь, сами знаете.

– Ничего, – кивнул Ираталь, зависая рядом. – Как вы себя чувствуете?

– Замечательно. Хоть сейчас на большие гонки.

Алестар измученно пожал плечами. Кого обманет его глупая бравада? Ираталь и правда глянул сочувственно, покосился на читающего чуть поодаль книгу целителя. Вздохнул:

– Мне жаль, тир-на. Я молюсь о вас Троим, как и весь Акаланте. И я ищу, поверьте.

Выглядел начальник охраны уставшим, даже кожа посерела, а чешуя утратила здоровый блеск. Алестар вспомнил, как злился на него, и сам удивился тому, что от гнева осталась только тихая горечь.

– Ираталь, – негромко спросил он, понимая вдруг с пронзительной ясностью, что это, скорее всего, их последний разговор. – Вы ведь были на войне?

Дождался кивка, выдавил через силу:

– Вам было… страшно?

– Да, тир-на, – помолчав и спустившись чуть ниже, ответил Ираталь. – Было. И не только на войне.

– Но вы же… справились. Как, Ираталь? Я… просто… – Он запнулся, страшась выговорить жгущие язык слова, признаться в позорной слабости. Отцу ни за что не сказал бы, пусть запомнит его хотя бы смелым. Но хоть кому-то… – Я боюсь, – выдохнул Алестар, отводя взгляд от серьезного внимательного лица Ираталя. – Как последний трус, понимаете? Лежу и жду, когда все закончится. Хоть как-нибудь, лишь бы скорее. Ненавижу ждать. Да еще когда сам не могу ничего сделать.

– Трусость не в этом, мой принц, – так же тихо ответил Ираталь, опускаясь совсем рядом и беря его ладонь в свои. – Когда смерть рядом, не боится только безумец. Вы жалеете о том, что сделали?

– Нет. Или да. То есть жалею, но…

Алестар помолчал, собираясь с мыслями, заговорил опять, мучаясь от невозможности сказать так, чтобы было понятно:

– Я должен жалеть о городе, правда? Я погубил Акаланте. Если отец не сможет все исправить, наш род прервется и будет война. Я же вместо города спас одну двуногую. И я – трус. Мне так хочется жить. Не ради города, а просто – жить.

– В этом нет ничего плохого.

Ладони Ираталя были твердыми, с жесткими мозолями от оружия. Алестар замер, даже глаза прикрыл, пытаясь понять, как это: ничего плохого в трусости.

– Ничего плохого, поверьте, – повторил начальник охраны. – Никто не хочет умирать. Мой принц, это не трусость. Трусость – покупать свою жизнь ценой чужой смерти. Трусость – делать подлости и говорить, что это не твоя вина. Трусость – бояться решений. Ваш поступок не назвать умным, но трусость… это не про вас.

– Спасибо, – попытался улыбнуться Алестар и повторил, опять закрывая глаза: – Спасибо, Ираталь. Мне правда жаль, но иначе я не мог. И если бы все вернуть, я бы все равно… так же… Просто… страшно.

– Мне тоже, – серьезно сказал начальник охраны, не отпуская его руку. – И вашему отцу, и многим другим. Мы все боимся, но надеемся на лучшее. Всегда.