Анна Яновская - Психотерапевт его величества

– Не пойду в ванную.

– Отнести?

– Я там уже была сегодня три раза, – откровенно признаюсь я.

Сей улыбается, целует висок.

– Ты не представляешь, как тебе повезло. Я знаю это плетение. Между прочим, очень энергоемкое, проще тебя в ванную отнести и лично вымыть… и приятнее, кстати. Но поскольку четвертый раз за день ты не желаешь…

Он вытаскивает из-под меня руку, делает круговой жест, обводящий воздух над нами, затем какие-то пассы пальцами, то ускоряясь, то замедляясь по сложной ломаной траектории. Потом резко встряхивает ладони, и меня окутывает ощущение сухости, свежести и чистоты.

– Ты просто бесценное сокровище, с такими-то умениями.

Самодовольно улыбается, целует кончики пальцев:

– Все для прекрасной госпожи.

Госпожи. Не леди. Он всегда помнит о том, кто я. Не позволяю этой мысли сбить меня с полусонной удовлетворенной расслабленности.

– Спи, Ася.

Просыпаюсь по будильнику, опять в одиночестве. На тумбочке рядом с кроватью лежит мой амулет от сканирования, записки нет. Такое ощущение, что эльфу вчера хотелось доступа к моим эмоциям чуть ли не больше, чем к телу… И получил он его довольно бесцеремонно, просто сняв с меня цепочку. Я никак не могу решить, как я к этому отношусь. Мне обидно или приятно? Или и то, и другое?

В этот раз курьер появляется за пять минут до моего выхода из дома и вручает две коробочки и пышные оранжевые цветы с белесыми отростками. Время меня уже поджимает, но любопытство сильнее. Открываю тяжелую коробку: браслет, кольцо, колье. Без серег. Что же, люблю мужчин, учитывающих свои прошлые ошибки. В колье один крупный голубой камень по центру в окружении мелких искорок бриллиантовой россыпи. И ветвистое переплетение белого металла – моих знаний не хватает отличить белое золото от платины. Но вроде бы не серебро. Красиво. Времени уже совсем не остается, но вскрываю вторую коробочку. Белье. Красное. Сейчас даже рассмотреть не могу, бегу к клиенту, по пути вынашиваю мелкую пакость ушастому. А что он не остался до утра? И в записке ни слова нежности? И цветы прислал дурацкие. А с амулетом уж точно не прав. Надо мстить. Все, про личное забыли. У меня сейчас повторный визит Мирасталлении, той девушки с белилами на лице.

В этот раз она приходит вовремя и в скромном темном платье. Тонкие черты лица без косметики, белесые брови и ресницы, тусклые волосы собраны в небрежный хвостик. Как будто передо мной подготовленный холст, без акцентов и ярких пятен. Сегодня на нем может проявиться настоящая личность, ее истинные чувства и потребности.

– Я хочу поговорить с вами о тех образах, которые вам представлялись. Вы помните их?

– Да. Я была пыльной паутиной на софите у нас в театре.

– Это место вам знакомо?

Девушка демонстративно закатывает глаза.

– Естественно, я знаю эту сцену вдоль и поперек. Моя драгоценная мамаша ведущая актриса этого театра. Была. Ее основную роль отдали мне!

Она делает несколько танцующих движений прямо в кресле, ликующе смотрит на меня. Неужели ждет поздравлений? Бедная детка, так конкурировать с той, которая должна бы заботиться и оберегать.

– Ваш успех вредит вашей маме?

Цинично:

– Это театр. Или ты, или тебя.

Точно, жесткая конкуренция. Что ж, у любого негативного отношения есть и обратная сторона. Подождем, когда обнажится ее зависимость от мамы. Пока что меняю тему, продолжая анализировать образ.

– Что может символизировать пыль на паутине?

– Что я грязная?

Вспоминаю ее монолог «кругом одни жирные потные рожи». Ой, чую, нелады у нее с мужчинами.

– Когда вы ощущаете себя грязной?

– Всегда после секса. У меня очень много мужчин – я могу себе позволить только лучших любовников. Но каждый раз мне необходимо немедленно помыться. Это уже вошло в привычку.

Она говорит об этом очень спокойно. Вряд ли было насилие… Но почему так мало чувств в ее голосе?

– А что вы чувствуете во время секса?

– Ничего.

– Совсем ничего? Удовольствие? Легкая приязнь? Отвращение?

– Совсем ничего. Мое настоящее тело красиво и сексуально, я забочусь об этом. Но отношусь к интиму как к зарядке.

Ее глаза зажигаются:

– Знаете, если часто быть сверху, это очень полезно для линии бедер и ягодиц. Только нужно правильно дышать, я могу вам показать, как.

Она забирается в кресло с ногами, делает несколько характерных скачков вверх-вниз, комментируя, как должна находится линия плеч по отношению к пояснице, чтобы упражнение было максимально эффективным.

Я же мысленно перебираю все имеющиеся у меня факты. Она выбрала ту же профессию, что и ее мать, устроилась в тот же театр, радуется ее неудачам. Следит за своим телом, но не испытывает удовольствия от него. Имеет много любовников, что предполагает душевное одиночество, неспособность выстраивать глубокие отношения. Ощущает мир, как череду масок и отражений – врет сама себе? Клиентка в это время вдохновенно меняет позиции, посвящая меня в тонкости эротического фитнеса. А ведь она сейчас просто сияет и лучится жизненной силой и энергией. Вот этот факт точно нужно озвучить.

– Сейчас вы выглядите полной сил и энергии…

Улыбается светло и радостно.

– Да, о том, как быть красивой, я знаю все.

– Мне показалось, что вам нравится передавать свои знания… Вы могли бы учить других девушек, как быть красивыми. Индивидуальный тренер… Что скажете?

Она теряется.

– Мне некогда… У меня репетиции каждый день, спектакли. Это нереально.

– Почему вы выбрали именно эту профессию?

Ее взгляд останавливается, лицо вновь становится невыразительным. Долго молчит. Потом вздыхает тяжело и тоскливо.

– Я была маленькой, а она известной и прекрасной. Вся ее жизнь проходила там, в знаменитом желтом здании Яркого квартала. Ее не бывало дома сутками. У меня были бесконечные гувернантки. У нее любовники. Если я хотела, чтобы она говорила со мной, я должна была говорить о театре, о ее последней роли, о новом хореографе, о чем угодно из жизни там… У меня не было выбора, кроме как пропитаться запахом кулис, блеском восторженных глаз, гулким эхом пустых гримерок. Я не жалею сейчас. У меня есть все, что я хочу – признание, слава, деньги, мужчины. Я счастлива.

– Вы счастливы, – повторяю ее слова с той же безжизненной интонацией.

Что-то меняется в ее взгляде, краснота заливает щеки.

– Нет, – шепчет.

Жду… Надрывно выплевывая слова, будто исторгая из себя застоявшийся гной:

– Я ненавижу театр! НЕНАВИЖУ! ЕЕ ненавижу!

И плачет.

Даю ей время успокоиться, не помогаю сейчас. Это слезы осознания, мне не нужно ее утешать. Когда она вновь смотрит на меня, в ее серых глазах полная растерянность.

– Ася, что мне делать? Я не знаю, как мне дальше жить. У меня есть только то, что я ненавижу… и больше нет ничего. Я нищая.