Анна Гаврилова - Большая и грязная любовь

– Вы сами нарвались, – отозвался синеглазый. – Это вы напали на стаю диких, не наоборот. Решение Глеба было справедливым.

Тишина, повисшая в гостиной, была какой-то… горькой.

– И ты туда же? – вопросила Катрин тихо. – А не боишься, что просто возьмем и убьем твой завтрак?

– Не боюсь. Потому что тогда Глеб узнает, кто забрал девочку.

– Ты тоже в этом участвуешь! – сорвался Вал.

– Это вы предложили, не я.

Снова тишина, но уже не горькая, а нервная. Черт возьми, только этого не хватало. Не хочу, не могу стать разменной монетой в этой сваре. Слишком глупо умирать из-за грызни похитителей и заказчика.

– Нам всем есть за что мстить Вознесенскому, – сказал Шас примирительно.

– Да, – не стал отпираться инкуб. – Что есть, то есть.

Нет, они точно не на нашем языке говорят. Не может Шон знать такие языковые нюансы!

А вот Вал на мировую идти не хотел. Видимо, слова о справедливости приговора за живое задели.

– Девочка в любом случае не вечна, – процедил он.

Но блондин остался невозмутим, как скала. Даже усмехнулся, причем громко.

– Надеюсь, с ней вы этой гениальной мыслью не поделились? – И, разбивая недоуменную тишину, добавил: – Девочка будет жить столько, сколько понадобится. Хорошая охрана, пара ритуалов в столетие, и она не только вас, меня переживет.

Кто-то тихо выругался и, кажется, сплюнул на пол.

– Но-но! – усмехнулся Шон. – Лучше подумай о том, какую великолепную месть Глебу устроили. Только представьте, встретит свою милую мышку через пару веков… со мной.

Не знаю, как оборотням, а лично мне тошно стало. А потом затошнило еще сильней, потому что блондин вздохнул и продолжил мечтательно:

– Я ошибок Глеба совершать не намерен – девочка получит все и сразу. Горячо влюбленного принца, собственный замок у моря, цацки, деньги, почет. Прислуга уже приготовилась целовать ей пальчики и сдувать пылинки. Священник и свадебный фотограф тоже готовы.

– Зачем? – буркнул кто-то.

– Затем, что девочка, как правильно заметила Катрин, чистая. А с чистыми девочками грязная любовь невозможна.

– Но ты ее не любишь, – возмутился Шас.

– Не люблю. Но она об этом не узнает. Она будет верить в сказку. Всегда.

– А если ей кто-нибудь расскажет? – не унимался дерганый. – Если…

– Никаких «если». Никогда.

И кто-то еще называл Глеба уродом? Да Глеб честней вас всех, вместе взятых! Он бы никогда не опустился до такого. Даже… даже ради вечной сытости.

Где-то пропиликал сотовый. Звук был до того противным, что меня передернуло. А блондин, наоборот, повеселел, сказал довольно:

– Курьер приехал. Он у ваших ворот. Открывайте.

Катрин послушно кивнула и покинула гостиную, а Шон добавил:

– У него одежда и документы для мышки. Ваше вознаграждение уже на счету.

Вознаграждение? Черт. Нет, я с самого начала подозревала, что меня не задаром отдают, но… оборотни, они же за идею сражаются, разве нет? Их ведь обидели, осудили, причем несправедливо.

– Хорошо, – отозвался старший. – Память девочке сейчас корректировать будут?

– Отчасти.

И столько цинизма было в интонациях блондина, столько холода, что я не смогла, не выдержала. Утерев остатки слез рукавом, подняла голову и открыто улыбнулась мужчине, взиравшему с экрана.

– Слушай, Шон, а у тебя лицо не треснет? – тихо спросила я.

Не треснуло. Вытянулось. Оборотни тоже безучастными не остались, уровень офигения определялся как критический. Старший, кажется, вообще дышать перестал.

– Думаешь, совсем глупая? Думаешь… Черт, ну неужели ты думаешь, что сможешь сравниться с ним? Да хоть полную, тотальную амнезию устрой, все равно его вспомню. Да даже если не вспомню! Все равно его любить буду!

– Что? – выдохнул синеглазый.

– Что слышал, – выплюнула я.

И лишь теперь поняла – да, это не родной язык, это эркон. Просто тут слова… они какой-то иной, необъяснимо чужой привкус имеют.

– Люблю я его. И бороться буду. До последнего. Понял?

Пауза длилась недолго. Губы блондина скривились в очередной, на этот раз снисходительной, улыбке.

– Ладно, мышка. Попробуй. – Потом подмигнул и добавил едко: – У тебя целых четыре часа, чтобы придумать, как именно… бороться. А я встречу и…

– И?.. – заинтересованно протянули от двери.

Блондин ответить не успел – мир взорвался.

Это был очень тихий, очень быстрый захват. Вспышка! Бесшумные, стремительные тени, встречу с которыми не отвратить.

Лицо старшего искажает гримаса боли, он падает, целует старые, истертые доски – не по собственной воле, разумеется. Ему парень в черном трико коленом на шею давит.

Вал тоже кривится и падает, пытается рыпнуться, но куда? Против того, кто заламывает руки, не попрешь – он больше и точно сильней.

Шас кубарем скатывается с дивана, чтобы встретить удар… Гера? А он-то откуда взялся?

Еще один даже не успевает подняться из кресла-качалки, переворачивается вместе с мебелью. Но грохот… грохот только фон, он подчеркивает беззвучие.

Второй безымянный успевает выбросить кулак, но зря. Руку перехватывают, и оборотень… черт, до чего короткий, но до чего красивый полет! Если б не стена…

Третий, имени которого не узнаю никогда, даже осознать не успевает. Оседает после короткого, меткого удара по затылку. Все.

На все про все два удара сердца, не больше. И тишина… Нет, мертвые с косами не стоят, но, кажется, сейчас появятся. В этом невероятном безмолвии шаги того, кто несет обмякшее тело Катрин, подобны грому. Женщина жива, в этом никаких сомнений, но… кое-кто не стал играть в благородство, и пусть меня посчитают циником, но это правильное решение!

Экран ноутбука… не гаснет, нет. Но видеосвязь прерывается. Внезапно. Словно ничего не было.

И над этим откровенным бедламом звучит очень спокойное, очень ровное:

– Розочка, а ты… не врешь?

Черт. Я хочу механическое сердце. И душу хочу… продать. Ну хоть кому-нибудь! Пусть хранится в какой-нибудь склянке или кристалле! Просто если ее не спрятать, точно истончится и улетит раньше времени. Причем скорее в преисподнюю, нежели в рай.

– Розочка?

Молчу. Внимательно смотрю на верховного судью, который по-прежнему стоит в дверном проеме затрапезной гостиной. Высокий, широкоплечий, холеный. Вместо привычной рубашки от «Армани» простая черная футболка, вместо отглаженных брюк – джинсы. И армейские ботинки вместо начищенных туфель.

Но все это ерунда в сравнении с улыбкой. Шальная – мягко сказано. Инкуб словно светится изнутри.

– Розочка, ну скажи… – хитро потянул он. – Ну пожалуйста…

Я?!

– Я ради тебя две смены реальности пережила.

– И…

Я окинула взглядом присутствующих, глотнула воздуха…

– И не дождешься.

Опять взрыв.

Впрочем, вру. Не взрыв – фейерверк! Но не из тех, что мешают спать соседям и половине района. Чувства! Черт их побери…