Н. Джемисин - Держава богов

Нет-нет. Нытье – дело бессмысленное. Вот распустил нюни и ни капельки не почувствовал себя лучше. Потому что Троим нипочем не стать Четырьмя. И даже когда вместо Троих осталось лишь Двое, богорожденный не мог занять место бога. Да, сердце у меня в тот момент разрывалось, но по моей же вине. Я желал того, чего не мог получить.

Когда я больше не мог выносить их счастья, я сбежал. В то место, которое в моем сердце не уступало Вихрю. В единственное место царства смертных, которое я когда-либо называл домом.

Я сбежал в свою личную преисподнюю… под названием Небо.

Воплотившись, я сидел и дулся на самом верху Лестницы в никуда. Там-то меня и нашли дети. Смертным свойственно думать, будто у нас, богов, все предусмотрено, так вот, отвечаю: это был чистой воды случай.

Это была занятная парочка. Шести лет – я здорово угадываю возраст смертных, – ясноглазые и умненькие, как и положено детям, у которых в достатке еды, полно места, чтобы носиться, и хватает всяких забав, развивающих душу. Мальчишка, темноглазый, темнокожий и темноволосый, был рослым для своего возраста и молчаливо-серьезным. Девочка – светловолосая, зеленоглазая, бледнокожая, очень внимательная. В общем, прехорошенькие. Богато одетые. И оба – маленькие тираны. Есть подобная склонность у Арамери в этом возрасте.

– Ты нам поможешь, – довольно-таки высокомерно заявила девчонка.

Я невольно посмотрел на их лбы, у меня в животе аж все сжалось – вот сейчас цепи рванут! Вот сейчас больно хлестнет магия, с помощью которой они когда-то нами управляли! Лишь с запозданием я вспомнил, что цепи давно исчезли – осталась лишь привычка противостоять им до последнего. Тьфу, пропасть!.. А знаки на их лобиках были кругами, означающими чистокровное родство, но кругами незаполненными, всего лишь контурами. Просто окружности из нескольких пересекающихся витков заклятия, нацеленного не на нас, а в целом на окружающий мир. Защита, отслеживание… Короче, обычный набор чар для обеспечения безопасности. Ничего, что силой принуждало бы к повиновению – ни мной, ни ими.

Я смотрел на девочку, разрываясь между смехом и изумлением. Ясное дело, она не имела ни малейшего представления о том, кем – или чем – я был. Мальчик выглядел не так уверенно. Он смотрел то на нее, то на меня и помалкивал.

– Мелочь Арамери сбежала от взрослых, – протянул я. Кажется, моя улыбка ободрила мальчика, но привела в ярость девочку. – Кому-то здорово влетит за то, что позволил вам наткнуться на меня.

Тут они испугались, и я все понял: детки-то заблудились. Мы были в самой нижней части дворца, на тех уровнях под основной громадой Неба, куда никогда не дотягивается солнце. Прежде здесь обитали ничтожнейшие из дворцовых слуг, но теперь их не было. Полы и декоративную лепнину вокруг покрывала толстая пыль, и, если не считать этой парочки, смертных нигде поблизости не наблюдалось. Сколько времени ребята бродят тут в одиночку? Усталые, напуганные, чуть ли не отчаявшиеся…

Свое несчастное состояние они попытались скрыть под маской воинственности.

– Ты объяснишь нам, как выбраться на верхние этажи, – заявила девчонка. – Или отведешь нас туда. – Подумала, вздернула подбородок и добавила: – Сделай это немедленно, или тебе не поздоровится!

Я не выдержал и расхохотался. Просто все идеально совпало: и ее жалкая попытка явить надменную властность, и чрезвычайное невезение, выведшее их прямо на меня… все сразу. Некогда пигалицы вроде нее превращали мою жизнь в ад, гоняя меня приказами туда и сюда и гадко хихикая, а я буквально корчился, но вынужден был повиноваться. Сколько лет я с ужасом ожидал очередной истерики очередного капризного Арамери! Теперь же я был свободен и видел ее такой, какой она была на самом деле, – напуганным маленьким существом, пытающимся подражать манерам родителей. Мысль о том, чтобы попросить желаемое, была ей так же чужда, как и умение летать.

И разумеется, когда я рассмеялся, она надулась, уперла руки в бока и выпятила нижнюю губу именно так, как мне всегда нравилось в детях. (Когда так поступают взрослые, это меня бесит, и я их за это убиваю.) Ее братец, поначалу казавшийся добрее и мягче характером, тоже начал злиться. Нет, что за прелесть! Недаром я всегда так любил мелюзгу.

– Ты должен делать то, что мы велим! – топнула ножкой девочка. – Ты нам поможешь!

Я смахнул невольную слезинку и удобнее прислонился к лестничной стенке, силясь отдышаться от смеха.

– Вы сами отыщете путь в свой долбаный дом, – сказал я, продолжая улыбаться. – И считайте, что вам повезло: вы слишком славные, чтобы вас убивать.

Тут они быстренько захлопнули рты и уставились на меня скорее с любопытством, чем со страхом. Потом мальчик (я уже начал подозревать, что он если и не сильней сестры, то умнее) прищурился.

– На тебе нет метки, – указал он на мой лоб.

Девочка тоже это заметила и удивленно вздрогнула.

– Ага, нет, – согласился я. – Подумать только!

– Так ты не… Значит, ты не Арамери?

Он так сморщился, словно только что произнес несусветную бессмыслицу. «Глокая куздра штеко будланула бокра…»

– Нет. Я не Арамери.

– Так ты новый слуга? – спросила девочка, от удивления забывшая сердиться. – Только что пришел в Небо снаружи?

Я заложил руки за голову и вытянул ноги.

– Вообще-то, я совсем даже не слуга.

– А одет как слуга, – указал пальцем мальчик.

Я удивленно взглянул на себя и понял, что на мне одежда, какую я обычно носил в плену: свободные штаны (в таких бегать удобно), прохудившиеся башмаки и обычная просторная рубашка. Все белого цвета. Ах да, вы, быть может, не знаете: в Небе только слуги каждый день облачаются в белое. Высокорожденные так поступают лишь по особым случаям, а в обычные дни предпочитают яркие цветные наряды. Вот и стоявшая передо мной малолетняя парочка была одета в изумрудно-темно-зеленое. Девчонке – как раз к глазам, да и мальчику весьма шло.

– А-а, вот вы о чем, – сказал я, недовольный, что угодил в ловушку старой привычки. – Ну так вот, я все равно не слуга. Уж поверьте на слово.

– И ты не из теманской делегации, – продолжил мальчик. Он говорил медленно, а в глазах отражалась стремительная работа мысли. – У них единственным ребенком был Датеннэй, и вообще они уже три дня как уехали. И одеты были по-темански. Везде металлические нашивки, а волосы вьющиеся…

– Верно, я и не теманец, – снова заулыбался я, ожидая дальнейших предположений.

– Но ты похож на теманца, – вставила девочка. Она мне явно не верила и показала на мою голову. – Волосы у тебя почти не вьются, глаза пристальные и не раскосые, а кожа темней, чем у Деки…

Я покосился на мальчика, которому явно не понравилось такое сравнение. И я понимал почему. Хотя у него на лбу и красовалась окружность, свидетельство чистокровного родства, было совершенно очевидно: кто-то, скажем так, протащил неамнийские сласти на пир его происхождения. Я, пожалуй, счел бы его выходцем с Дальнего Севера – хоть и знал, что такое решительно невозможно. Черты лица у него в целом были вытянутые, амнийские, но вот волосы – черней тьмы Нахадота и прямые, как раздуваемая ветром трава. А глубокая смуглость кожи не имела никакого отношения к загару. Я видел, как младенцев с подобной внешностью топили, обезглавливали, сбрасывали с Пирса… Или помечали как низкородных и отдавали на воспитание слугам. И ни один из таких не был удостоен метки чистокровного.