Вадим Кучеренко - Любомир и Айи

Воздух был пропитан дурманящим запахом цветущих лип. После грозы небо прояснилось, стало лазоревым, вобрав в себя оттенки синего и голубого цветов, и снова показалось слепящее, невзирая на поздний час, солнце. Обезлюдевший ненадолго город опять ожил, его улицы заполонили прохожие и автомобили, по рекам засновали катера с туристами. Все вернулось на круги своя. И только жизнь Игоря Глебова изменилась настолько, что возврата в прошлое, он чувствовал это, уже не было.

Не сразу он заметил, что ходит кругами, будто путник, заблудившийся в глухом лесу. Миновав Гренадерский мост, он сворачивал на Петроградскую набережную, затем шел по Сампсониевскому мосту и далее – по Пироговской набережной, которая упиралась снова в Гренадерский мост. Большая Невка словно не отпускала его. Быть может, виной тому была ворожба прекрасной купальщицы, вдруг подумалось Игорю. Она завлекла его, а снять заклятие забыла. И теперь он был обречен всю жизнь потерянно бродить по одному и тому же маршруту, вдоль реки, в глубинах которой обитают русалки и, возможно, прочая нежить…

Он принужденно рассмеялся, но почувствовал невольный и неподвластный разуму страх. В очередной раз пройдя Сампсониевский мост, Игорь сделал над собой усилие и не свернул налево, а пошел прямо. Ноги передвигались тяжело, будто были налиты свинцом, но у него получилось. Заколдованный круг был разорван. Однако, даже отдалившись от реки, мысленно он все еще был там, на берегу Большой Невки.

Вскоре Игорь уже стоял перед входом в букинистический магазин под вывеской «Книжная лавка». Он прочитал надпись дважды, прежде чем она дошла до его сознания. Недоуменно оглянулся, не помня, как он здесь очутился. И вдруг понял, что так и должно было случиться. Он должен был поделиться с кем-то своей тайной, чтобы не думать, что он просто сошел с ума, а прекрасная купальщица и все, что с ней связано, являются лишь плодом его воображения, фантомом, бредом наяву, галлюцинацией. Игорь знал – сумасшествие тем и опасно, что психически больной человек создает в своем воображении собственный мир, населяет его призраками, но считает это реальностью, причем единственной возможной, и его нельзя переубедить в обратном никакими разумными доводами. Беднягу можно только изолировать от общества, которое он воспринимает как страшный сон и смертельную угрозу своему существованию. Игорь не хотел оказаться в психиатрической клинике. Ему нужен был кто-то, кто мог бы подтвердить, что золотая монета, которую он продолжал почти судорожно сжимать в кулаке, действительно существует. А, следовательно, все, что с ним произошло, тоже реально, каким бы фантастическим на первый взгляд не казалось.

Только один человек мог рассеять его сомнения, и Игорь даже удивился, что не подумал о нем сразу. Это был Илья Артурович Былинкин, владелец магазина, с которым он провел много часов, рассуждая о давно уже минувших эпохах, запечатленных в старинных книгах. Кто, как не старый букинист, был способен выслушать и понять его, а быть может, даже дать совет и вразумить. Это было то самое лекарство, которое Игорь мог принять, без опасения навредить себе, в надежде на исцеление.

Он вошел. Мелодично звякнул крохотный бронзовый колокольчик, висевший над дверью. Внутри было тихо, пустынно и сумрачно. Небольшое помещение освещала лишь лампа под зеленым абажуром из керамического стекла, стоявшая на низком столике с придвинутыми к нему мягкими креслами. Окон не было, ими пожертвовали для того, чтобы разместить в крохотном пространстве магазина больше книг. Вдоль всех стен, до самого потолка, поднимались стеллажи с книгами, к ним была придвинута передвижная лестница, позволявшая добираться до верхних полок, тонувших в полумраке. Там находились наиболее ценные экземпляры, и только настоящие ценители, преодолев опасность восхождения, могли увидеть их. «Per aspera ad astra», говорил старый букинист тем, кто упрекал его за это. «Через тернии к звездам». И спорить с ним было бессмысленно. Он предпочитал потерять покупателей, но не поступиться своими принципами.

– А, мой друг, это вы! – раздался откуда-то сверху жизнерадостный голос Ильи Артуровича. – Давненько, давненько вас не было. Подождите, я сейчас спущусь с заоблачных высот духа на грешную землю.

Заскрипела деревянная лестница, по которой начал спускаться букинист. Вначале из зеленоватого полумрака возникли его худые ноги, потом тощее тельце, затерявшееся в слишком широком для него бархатном костюме изумрудного цвета и, наконец, крошечная головка, поросшая редкими старческими волосами, напоминающими в свете лампы морские водоросли. В руках Илья Артурович держал книгу внушительного размера, которая выглядела неправдоподобно большой и тяжелой в сравнении с маленьким старичком. Казалось странным, как он ее удерживал. На ум невольно приходило избитое сравнение с муравьем. Только этот муравей был пожилым и зеленым, как сверчок.

– Умоляю вас, только не спешите, – произнес Игорь. – Если вы оступитесь и рухнете вниз, я никогда не прощу себе этого.

– Вы слишком совестливый человек, Игорь Артемович, вот что я вам скажу, – заметил старик, останавливаясь на середине лестнице, чтобы передохнуть. Ему было уже за восемьдесят, но он часто забывал об этом. Годы сами напоминали. – В наше время это большой недостаток, как утверждает мой любимый внук.

Ступени лестницы снова заскрипели, словно вторя словам старика, продолжившего спуск.

– Представляете, этот юный шалопай мечтает о карьере адвоката. И он утверждает, что представителю этой профессии совесть только в тягость. По словам Артура, все знаменитые адвокаты были исключительными мерзавцами, если рассматривать их деятельность с точки зрения морали. Ведь они сделали себе имя, защищая мошенников, убийц и прочих подонков общества. Разумеется, я с ним не соглашаюсь. А он приводит в пример Александрова, благодаря блестящей речи которого присяжными была оправдана террористка Вера Засулич. Та самая, что в феврале 1878 года совершила покушение на Трепова, тогдашнего градоначальника Петербурга. И что я ему должен на это отвечать, скажите на милость?

Последнюю фразу старый букинист произнес, уже сойдя с лестницы.

– Но ведь, если мне не изменяет память, градоначальник тогда сам нарушил закон, приказав выпороть розгами одного из политзаключенных, – заметил Игорь, осторожно пожимая его руку, маленькую и сухую, словно птичья лапка. – Телесные наказания в России были запрещены. Поэтому общественное мнение оказалось на стороне Веры Засулич.

– А если в современной России начнут стрелять в чиновников, – сказал старик, начиная сердиться. – К чему это приведет?

Игорь улыбнулся и предположил: