Дана Арнаутова - Грани безумия. Том 2

У дворцовой лестницы его встретил не паж, как раньше, а важный осанистый синьор, одетый слишком богато, чтобы оказаться слугой, пусть даже самым доверенным.

«Интересно, добрый это знак или наоборот?» – невольно подумал Лучано, глядя, как синьор склоняется перед ним. Поклон был исполнен спокойного достоинства, но гораздо более долгий и низкий, чем полагался для приветствия равного, а тем более нижестоящего – уж такие-то детали Лучано научился подмечать в Дорвенанте.

– Мой господин ожидает вас. Покорно прошу последовать за мной, – церемонно провозгласил синьор, и Лучано проследовал – а что ему еще оставалось?

В этот раз его ожидали не в саду. Провожатый прошел мимо выхода на террасу, сейчас плотно закрытого, чтобы прохладный зимний ветер не потревожил обитателей палаццо, и остановился через дюжину шагов у совсем других дверей – массивных, покрытых изящной резьбой: львы Джермонто смотрели друг на друга с каждой створки, сжимая в лапах легкие стремительные корабли. Благородный дуб от времени потемнел, и львы казались бы черными, если бы светильники не бросали на них блики, играя на пышных гривах оттенками благородного каштана.

Тронный зал?! Его принимают как полноправного посла, хотя просили о личном визите?!

Немалым усилием подавив дрожь, Лучано похвалил себя за предусмотрительность. Похоже, Риккарди все же что-то заподозрил, если обставил встречу с такой торжественностью. Что ж, казнить его публично старик вряд ли рискнет. Это слишком явный плевок в сторону Аластора, а Риккарди вроде бы хочет видеть внучек. Вот поднести приветственную чашу с добавкой, от которой Лучано скончается уже в Дорвенанте и самым естественным с виду образом – это другое дело. Очень по-итлийски, прямо сразу чувствуешь, что вернулся домой!

– Синьор Лучано Фарелли! – торжественно провозгласил сопровождающий, распахивая двери, и Лучано на миг ослеп от брызнувшего в глаза золотого света.

Сделал шаг, переступив предательски высокий порог, моргнул и уже через мгновение увидел ожидавших его людей.

На возвышении в конце зала в высоком, нарочито простом кресле восседал старый Риккарди, как никогда похожий на ворона. За креслом по обе стороны от него замерли две молодые копии торгового принца – его сыновья. Старшего Лучано вспомнил без труда – именно он приезжал на похороны сестры, младший отличался от брата и отца только возрастом, а в остальном все Риккарди были похожи друг на друга словно близнецы, и одинаковые глухие черные камзолы с драгоценными пуговицами еще усиливали это сходство.

Еще четверо синьоров стояли справа и слева от тронного кресла и младших принцев Риккарди – по двое с каждой стороны. Эти были одеты богато и ярко, именно так, как должны одеваться очень состоятельные дворяне, а на самом молодом – ему, казалось, едва за сорок – сверкал сине-золотой мундир и красовалась парадная рапира. Но все семеро, и те, что в черном, и разряженные, как павлины, смотрели на Лучано так, что по его спине невольно пробежали мурашки.

«Совет грандмастеров! – подумал он невольно. – И я съем собственный сапог, если эти грандмастера милосерднее, чем наши!»

Застыв посреди зала, он поклонился, ни на миг не позволяя себе забыть, что с визитом во дворец Джермонто явился не приказчик торгового дома и даже не младший мастер Шипов, а доверенное лицо короля Дорвенанта. И если самим Риккарди он, конечно, не равен, то вот к этим разряженным синьорам еще надо приглядеться поближе, а то и на зуб их можно попробовать. Оценить, кто они такие и кто здесь кому должен ниже кланяться!

«Обнаглел ты, Фортунато, – прозвучал его внутренний голос насмешливыми интонациями мастера Ларци. – Осмелел, зубы показывать научился. Ну-ну, не забывай только, что зубы это пока не твои, а твоего покровителя. А ему с Итлией ссориться не с руки даже ради тебя. Особенно ради тебя!»

«Помню, – ответил Лучано сам себе и тут же поправился: – Но именно поэтому должен держать лицо. Ради Альса и его чести. Раз уж я теперь его подданный…»

Выпрямившись, он снова обвел взглядом всех семерых, пытаясь найти на лицах признаки волнения, да хоть что-нибудь! Но три ворона и четыре павлина, как легкомысленно обозвал их Лучано, чего-то ждали совершенно одинаково – молча и бесстрастно. В солнечном сплетении снова начало тянуть предвкушением близкой беды…

И тут из-за тронного кресла выступил еще один человек. Лучано даже успел мельком удивиться – почему не заметил его раньше? Где он прятался? А в следующий миг удивился еще больше и всерьез – парой торопливых шагов спустившись с возвышения, к нему стремительно шел принц Джанталья! Правда, сейчас в нем не было ничего от того похожего на черепаху старика, каким Лу его запомнил, наоборот! Джанталья словно сбросил с плеч десятка полтора-два лет – спина распрямилась, походка оказалась бодрой и упругой, глаза прояснились, из мутно-желтых стали яркими, странно знакомого цвета… И этими глазами, хищными, как у огромного кота, Джанталья прямо-таки вцепился в Лучано!

«Погодите, но если меня вызвал Риккарди из-за своей трижды проклятой дочери, то при чем тут старый Джанталья? А если это Джанталья пожелал видеть Шипов из-за своих внуков, то при чем здесь именно я? Когда гильдия взяла заказ на принцев, меня даже в Итлии не было!

Он едва не потряс головой, в которой обрывки предположений и страхов смешались воедино, однако вовремя опомнился. О чем бы ни шла речь, ему сейчас все объяснят, верно? Хотя очень уж тут все напоминает суд. Нехорошо…

Остановившись в паре шагов от Лучано, старик вгляделся в него с непонятным волнением. Потом пожевал губами, словно хотел что-то сказать, но не смог подобрать слов, и, не оборачиваясь, поманил кого-то пальцем. Риккарди-старший махнул рукой. Из боковой двери появился слуга, осторожно держащий подушку из лазурного бархата, и вложил ее в руки одного из синьоров – крайнего справа от тронного кресла. Синьор, самый старший и осанистый из четырех, разряженный в малиновую парчу, затканную золотом, медленно пошел вперед, неся подушку перед собой осторожно, словно младенца.

«Что за безумие здесь происходит?!» – отчаянно подумал Лучано, не в силах оторвать взгляда от подушки: на лазурном бархате при каждом шаге синьора тускло взблескивали огромные, чудовищного вида старые ключи, три звена толстой цепи и круглая плоская бляха с каким-то узором.

Синьор с подушкой остановился, не дойдя до него те же два шага, и старый Джанталья, не отводя от лица Лучано взгляда, ставшего вдруг виновато-несчастным, громко произнес:

– Славные грандсиньоры Лавальи!

«Лавалья?! Причем здесь Лавалья?! Мы в Джермонто! Да смилуются надо мной все Благие разом, не потерял же я рассудок? А может, это просто сон?!»