Literary Yandere - Восхитительная черная роза

– Я не хочу размениваться по пустякам. У меня есть цель, которой ничто не должно помешать. Любовь только все осложнит.

– А кто говорит о любви?

Геселин подалась вперед, ухмыляясь:

– Тебе надо бы не зажиматься как раз, а начать бесстыдно трахаться. Пойми, до тех пор, пока ты преподносишь мужику свое тело как подарок, он будет воспринимать тебя, как вещь. Относись к ним так же – как к предметам, приносящим удовольствие. Им самим, а не их деньгам и титулам, только не путай, иначе возникнет соблазн обменять себя на уют и комфорт. – Лицо красавицы на миг стало решительным, воинственным. – Если позволишь, они выпьют тебя до дна и выбросят за ненадобностью. Решай сама, с кем лечь, и каждого, кто не доставил тебе удовольствие, гони из постели прочь.

Мидж не знала, что ответить на эту гневную отповедь. Лицо ее пылало так, что экзорцистка боролась с желанием броситься вон из гостиницы на воздух, чтобы остудить щеки.

– Не надо так на меня смотреть, девочка, я говорю то, что познала на собственном опыте. – Геселин усмехнулась, еще более дерзко, чем прежде. – Ничто не сделает тебя такой свободной, как равнодушие к сексу. Ни деньги, ни власть – только пресыщение мужскими отростками освободит твою жизнь для самой себя.

– И с этим девизом ты живешь?

– Я родилась среди уризениан, которые порицают все плотское. Айнар сделал для меня только одно благое дело – позволил принять айнианство. И я решила жить, как Айфе.

Мидж, напротив, родилась в айнианской стране. В семнадцать же лет ее упекли в уризенианский монастырь по настоянию отца, строгого бунтаря, если то и другое вовсе может быть совместимо в одном человеке. Впрочем, чем это хуже, чем быть и айнианкой, и уризенианкой разом? Или наполовину? И Мидж, и Геселин, похоже, были – в разных пропорциях, в разных аспектах.

– Но ты же… любишь флирт, как мне кажется?

Геселин обернулась на тусклое зеркало, висевшее на ближайшей стене, повела белым плечом, улыбаясь собственному отражению: хорошенькая! Глаза заблестели, щеки заалели, совершенная красавица!

– Да, признаю. Я люблю мужчин, люблю секс, но это как вино. Выпить бокал за обедом – полезно для здоровья, но испытывать болезненную тягу и не иметь сил остановиться… Ты знаешь. Это дурно для организма.

– Кажется, понимаю. – Потупилась Мидж.

Пальцы Геселин пробежались по подбородку собеседницы.

– Я могла бы предложить тебе другой путь, но ты не из тех женщин…

– Кто спит с другими женщинами? – Мидж подняла плечо, защищаясь от рук Геселин. Брюнетка усмехнулась – совсем не обиженно.

– Кто выбирает, думая о поле. Ты из тех, кто любит сердцем и – сердца, не тела. Таким людям сложнее всего всегда. Бедняжки.

Мидж отшагнула назад.

– Я любила только однажды. И мне не понравилось.

– Ого-го! Так нашей рыжей скромнице тоже есть, что скрывать? – Ясные глаза фальшивой аристократки светились лукавством. – Если все так, как ты намекаешь, тебе очень повезло, что ты встретила Айнара, пока была столь молода.

Мидж в ответ на такие слова округлила глаза. Щеки ее покраснели от непонимания, разгорающейся злости и досады. Но ее старшая подруга тотчас пояснила:

– Ты не понимаешь еще, какое это благо – быть циничной, разбив свои розовые очки. Как хорошо с младых ногтей уметь рвать «любовь» – то, что вы так называете – разом, с плеча, как старую тряпку. Твоя жизнь из-за Айнара еще будет счастливей, чем ты думаешь.

Больше они не сказали друг другу ни слова, разойдясь по разным комнатам.

Мидж спала плохо. Из-за тренировок прошлым вечером, после которых она провела больше половины дня в седле, мышцы на внутренней стороне бедра у нее свело так, что невозможно было перевернуться с боку на бок, не проснувшись от боли. Девушка пребывала на грани сна и дремы, то и дело дергаясь от спазмов в ногах. Но до конца она не просыпалась. Мысли ее потекли быстрее, не так сумбурно, как обычно бывает во сне.

В три часа ночи Мидж резко распахнула глаза. В кошмаре она только что захлебывалась криком, и теперь, проснувшись, почувствовала, как бьет по ушам тишина. Девушка села на постели, посмотрела в окно: луна нарывом набрякла на темном небе. Вдалеке часовая башня начала отмерять время: бом-бом-бом.

– О, святое древо, о, Высшие, я вспомнила, – прошептала Мидж вслух, чтобы услышать хоть что-то. Она лукавила сама с собой: гнала от себя мысль, воображая, что не может ее вызвать из памяти, хоть очень в этом нуждается. Но сон сказал ей: не лги. Вот тот, кого ты так хочешь забыть. Вот тот, кого ты жаждешь настигнуть на одной из дорог, по которым блуждала последние пять лет.

Нужно было вернуться в городок, который они только что оставили. Два дня пути – и Грейсона на это дело лучше не брать, подумала Мидж. Готова ли она рискнуть своей жизнью?

«Да, о да. Потому что иначе ее сохранение не имеет смысла.»

Девушка надела плащ и маску. Она объединилась с Геселин и Грейсоном совсем недавно, но теперь была уверена, что сделала неверный выбор. Геселин вызывала сочувствие, однако ее пламенная речь минувшим вечером… Она винила в своих бедах Айнара. Она была готова мстить ему. Мидж же – нет.

Еще недавно ей казалось, то так будет правильней, и вот теперь самое ее естество протестовало против этого. Что ж, в чем-то Геселин оказалась права. Мидж ревновала, думая о том, что могло быть между нею и Айнаром: до проклятия красоты или же после. А там, где ревность, там и любовь.

Уже спустившись по лестнице на первый этаж гостиницы, у двери Мидж бросила мимолетный взгляд в треснутое зеркало. Да, ростом она не вышла, но из-под тьмы капюшона на нее действительно, казалось, смотрела не она – а Айнар.

Тот, кого она искала.

Однако выйти на двор девушка не успела. Дверь распахнулась прямо перед ней, едва не ударив по носу, и девушка отшатнулась. В коридор вошел Грейсон.

– И куда ты собралась в одиночестве? Снова?

Рука Грейсона преградила Мидж путь. Он сделал столь резкое движение, что ладонь вмялась в стену, ощетинив ту щепками.

– Я не надзиратель, Мидж, я не могу запретить тебе уходить. Но я твой телохранитель, так что у меня есть и будут обязанности. Одна из них – обеспечивать твою безопасность. Значит, я пойду с тобой.

Мидж покачала головой. Ее побег откладывался.

– Я… Я хотела сходить в святилище за списком одержимых, – промямлила она.

Грейсон то ли галантно, то ли издевательски предложил ей локоть.

– Стар, а каково твое определение греха?

– А разве их несколько? Грех – это жестокость, несправедливость, все

остальное – пустяки. О, понятие греха идет от нарушения обычаев твоего

племени. Но нарушение обычая – не есть грех, даже если ощущается как

таковой. Грех – причинение вреда другому человеку.