Надежда Сорокина - Бессмертное семейство. Том 1. От судьбы не уйти

– Спасибо тётушке Вирджинии за такое чудесное изобретение! Думаю, когда-нибудь эту идею люди возьмут на вооружение, – сказала пророческие слова Джулия.

Перед ними открылся вид на небольшую скалу, в которой были вырезаны каменные ворота гигантского размера, а по бокам от них – несколько крупных килевидных окон.

– Ты можешь пока зайти, я пойду, отведу Вергилия в эльфийскую конюшню неподалёку.

Люциус обернулся, и увидел, что немного поодаль раскинулся городок, от которого тоненькими струйками шёл дым из печей.

– Да, хорошо.

Джулия ушла, и юноша подошёл к огромным мраморным воротам, которые были в три раза выше обычных, которые он видел. Однако же, когда Люциус их толкнул, они оказались на удивление лёгкими и тонкими – никто бы не подумал, что мрамор может быть настолько неосязаемым. Всё это было тонкое искусство эльфийского народа огня, из-за которого гномы очень их недолюбливали. Когда ворота распахнулись, Люциус увидел короткий, но очень высокий тёмный коридор, стены которого были из необработанной горной породы. Как Люц понял, дом семьи Целестибус вытачивался прямо в скале, без особых пристроек.

Миновав коридор, парень очутился в зале. Напротив коридора стояла лестница с двумя разветвлениями. По двум сторонам из стрельчатых окон сочился закатный свет. В середине зала был огромный круглый стол, а вокруг него – большой чёрный диван и несколько таких же кресел. Вся эта громоздкая мебель помещалась на длинном ковре в виде прямоугольника, который вёл к мраморной лестнице. С правой стороны от входа, где окон было меньше, был выточен камин, так же, как и коридор, он был сделан прямо в скале и не слишком обработан, в отличие от пола и потолка, с которого свисала огромная люстра из множества камней и золотых прутьев.

Всё это величие дополняли картины. На лестничном пролёте, прямо напротив входа, висела огромная картина с изображением всего Бессмертного семейства. Ленноэль со своей женой Медуларум сидели в больших красных креслах, а подле них, на небольшом пуфике, пристроилась Джулия, сжимая руку матери. В ногах у них сидела вечно печальная Либертасса, а сзади, по бокам от супругов пристроились Вирджиния и Ви. Это была пёстрая и нестандартная семья, где каждый был не похож на другого. Даже Джулия лишь некоторыми чертами напоминала своего отца, но никакие уродливые черты её страшной матери ей не достались. Над камином висела другая картина, теперь уже меньше, с изображением лишь семьи Целестибус. Медуларум восседала на чёрном кресле, больше похожим на трон, сзади неё стоял муж, облачённый в алый плащ, а Джулия сидела на полу у ног матери с лёгкой цветущей улыбкой. На самом же камине стояло чудо техники, которое человечество смогло утратить. То были фотографии, о которых Люциус слышал, но никогда не видел. Здесь мелькали разные лица, но парень понял, что это изображения семьи Бессмертных и семьи Гарголов, которые ныне уже покинули этот мир. А также было несколько желтоватых снимков молоденькой Джулии, в смешной белой шапке и такого же цвета халате с красным крестом.

Пока Люциус всё это рассматривал, он не заметил, как Джулия уже вошла в дом и пристроилась позади него.

– Здесь я перед отправлением на фронт. Была санитаркой, – с гордостью сказала девушка, указывая когтистой рукой на пожелтевшие снимки.

Неожиданно люстра закачалась, и послышались истошные крики. Люциус опешил, подумал, что что-то случилось. Но, взглянув на покрасневшее лицо девушки, понял, в чём дело. Любой бы другой, оказавшийся на их месте, подумал, что Ленноэль жестоко избивает свою любимую жену. Однако это было совершенно не так, и Джулия знала, что эти крики издавала её мать в порывах наивысшего физического наслаждения.

Медуларум и Ленноэль любили друг друга безумно, и никакое бессмертие не могло этому помешать. И любовь их была разной: и нежной, и молчаливой, и порой жестокой. А жестокость их проявлялась как раз в тех моментах, которые так любил описывать порочное дитя своего времени – Маркиз де Сад. Медуларум читала его труды с особым рвением, не скрывая жуткой улыбки. И пусть для обычных смертных его книги иногда казались ужасными, для Бессмертного семейства это оказалось вполне занимательным чтивом, особенно для Ленноэля и Медуларум. Джулия не раз вспоминала с чувством испанского стыда те моменты, когда она с тётушкой Ви сидели в зале и распивали чай, как наверху слышались крики, шлепки и вопли на подобие «Cito! Cito! Finio!» [4] Быстро! Быстро! Я кончаю! ( лат .) . И сейчас был один из таких моментов.

Наконец, когда после продолжительного сочетания мужского и женского вздоха люстра перестала качаться, на лестнице появились супруги Целестибус. И всё было бы ничего, если бы только на них было что-то ещё, помимо коротких полотенец!

– Mater! Pater! [5] Мать! Отец! ( лат .) – только и успела крикнуть Джулия, потому что Медуларум и Ленноэль уже быстрым шагом спустились к ним.

– Ох, дорогая Джулия! – начала госпожа Целестибус на человеческом языке, – Неужели ты привела к нам Люциуса! Мальчик мой, как ты вырос!

Мать Джулии, Медуларум Целестибус, была безумно страшной женщиной. Её короткие золотистые волосы, тонкие-тонкие, срезанные под углом, болтались на маленькой треугольной голове с острым подбородком. На большом выпирающем лбе бегали тоненькие ниточки чёрных бровей, под которыми горели золотистые глаза зверя, с узким щелевидным зрачком. Выпирающие скулы, обтянутые тонкой кожей, и впалые щёки сочетались с узким, будто бы обрезанным носом. Казалось, что её череп просто обтянули белой полупрозрачной тканью. Тонкая шея возвышалась над широкими костлявыми плечами, которые Медуларум всегда немного сутулила. Худые длинные руки были непропорциональными с такими же ногами, которые уступали в длине верхним конечностям. Огромные несимметричные груди висели над квадратным телом с выступающими рёбрами и костями таза. Когда Медуларум повернулась спиной, то можно было посчитать каждый её позвонок, выпирающий на белой широкой спине. Но самые страшные черты – это были длинные чёрные когти, похожие на тонкие прямые лезвия какого-то ножа, и широкая, пересекающая всё лицо, улыбка. Под тонкими сиреневыми губами покоился ряд острых серых зубов треугольной формы. В старых легендах улыбку Медуларум сравнивались с акульим оскалом, и были абсолютно правы.

Ещё одна деталь, бросившаяся в глаза Люциусу, была шрамом под левой грудью самой страшной женщины на свете. Это была серая полоса, похожая больше на ожог. Но Люциус не решался спросить, что же это за подарок Судьбы на бессмертном теле.

– Матушка! Прикройтесь! Мне стыдно за вас с отцом! – говорила Джулия, показывая рукой на тонкие полотенца, перевязанные на талиях своих родителей.