Алена Занковец - Сердце Охотника

Как же мне хочется задать Зайцу один вопрос!.. Ведь Заяц знает ответ. Его слух с моим не сравнить. Но если я прав, то меня тоже услышат. Поэтому я просто внимательно наблюдаю за провожатым, но чаще вижу его спину, чем лицо. А спина у него не красноречивая.

Вот иду – и думаю. Иду – и прикидываю варианты… В итоге решаю не рисковать и задаю совершенно другой вопрос:

– А в Озвереловке есть бордели? Ну, чтобы с выбором. Хочешь – Зайчиху, хочешь – Козу…

Заяц замирает. Я улыбаюсь уголком рта. Ну невозможно не дергать того, кто так очевидно пугается.

– Это не для личных целей, – поясняю я, перепрыгивая за Зайцем по кочкам. – Просто интересно, как это у вас устроено. Вот у людей же можно азиаточку или черненькую. А у вас как?

Заяц резко оборачивается – теперь от неожиданности остановиться приходится мне.

– Да не знаю я, как там – в Озвереловке! Мы просто Зайцы! Живем на опушке леса. Растим овощи. Растим детей. А вы постоянно вмешиваете нас то в одно, то в другое. Мечтая жить в мире, мы соглашаемся на ваши условия, а в итоге нарываемся на войну с обоими фронтами. Это нечестно!

– Говоря «вы»… – я склоняю голову на бок и прищуриваю глаза, – это ты кого имеешь в виду?

– Охотников и Волков!

– То есть ты… вроде как… объединил нас в одну группу? – я стою и улыбаюсь. У меня на такую несуразную наглость даже злиться не получается.

– Волки… Охотники… Вы обращаетесь с нами одинаково!

– О-о-о! – я очарован. Просто слов нет. – Бедный Зайчик… Ну иди ко мне, обнимемся…

В этот момент у Косого, к его счастью, наконец срабатывает инстинкт самосохранения, и зверодух топает по первой яркой траве дальше.

Лес редеет.

Перед заходом солнца сквозь поскрипывание старых елей и птичье пение я начинаю различать гул автотрассы. Еще через полчаса мы, измотанные и голодные, выходим к дороге.

Как давно я не вдыхал запах бензина! Сейчас он кажется мне не менее приятным, чем аромат весеннего леса. Я провожаю пролетающие мимо машины с блаженной улыбкой полоумного. Вскоре на одной из таких машин улечу и я.

Но сначала надо избавиться от Зайца.

Шевелю носком лаптя прошлогоднюю пожухлую траву и подбираю еловую ветку.

– Домой, значит, хочешь… – стою спиной к зверодуху, но словно позвоночником ощущаю его поспешный, короткий кивок.

Обламываю веточки, пока в руках не остается утыканная иголками липкая палочка. Широко и мягко взмахиваю ей. Оборачиваюсь.

– Я же не зверь какой, все понимаю: братики ждут, сестрички. Так что… буду твоей Феей-крестной. Держи! – протягиваю ему палочку.

Заяц бочком приближается на шаг, косится на подарок.

– Бери-бери! – ласково настаиваю я. – Это не простая палочка, а волшебная. Она вернет тебя домой.

И без того огромные глаза Зайца расширятся. Он втягивает голову в плечи, но палку берет – осторожно, двумя пальцами.

– Да не так! Тот конец, что потверже, должен смотреть вверх, – советую я. – А теперь – взмахни! Ну, давай же!

Не отрывая от меня взгляда, Заяц легонечко трясет палочкой, словно снег с нее стряхивает.

– Та-а-ак, – задумчиво подпираю кулаком подбородок. – Не срабатывает… Наверное, чтобы попасть домой, ты должен еще что-то этой палочкой сделать, кроме как помахать ей… Точно! Ты должен нарисовать мне схему проезда до Озвереловки.

Мы неподвижно стоим и смотрим друг на друга. Между нами широкая полоса лунного света, падающего из окна. Кровь гулко бьется в висках – одна из многочисленных реакций тела на встречу с моим Волком. Даже в полутьме я вижу, как сильно он изменился. Повзрослел. Стал серьезнее, жестче.

А вдруг его чувства ко мне тоже изменились?..

Но вот он делает шаг в полосу лунного света, и я вижу его улыбку, я вижу его взгляд.

Нет никакой преграды.

Ничего не изменилось.

Никита мгновенно оказывается возле меня. Его запах… Его губы… Его руки… Он прижимает меня к себе так крепко, что я ойкаю. Приходит в себя, на мгновение отстраняется, но теперь я обвиваю его шею руками. Не верю, что снова могу это сделать – вот так, просто.

Мне хочется одновременно плакать и смеяться, но я только улыбаюсь. Все вокруг какое-то волшебное, ненастоящее.

Это невозможно…

За счастье нужно платить – я знаю, хорошо это выучила.

Но что, если работает и обратный закон? Что, если за боль получаешь награду? Если боль – это ниточка, ведущая к счастью?..

Я знаю, что теперь все будет хорошо.

Никто никогда больше не встанет между нами. Этого не смогла сделать даже смерть.

Я просыпаюсь посреди ночи. Несколько секунд барахтаюсь в одеяле, словно тону, пока Никита не обнимает меня – крепко, не шелохнуться. Прижимаюсь горячей щекой к его груди. Дышу, дышу… Он покачивает меня, словно ребенка. Что-то шепчет на ухо – не разобрать. Но его дыхание успокаивает меня лучше любых слов.

Мне снилось, что возвращение Никиты лишь сон. Даже теперь, убаюканная его близостью, не могу отделаться от липких, гадких мыслей, которые способны появиться лишь ночью: Никита ли это?.. Ну конечно же, он. Его запах, его руки. На ладони, под щекой, подаренная мной мохнатая рукавица. Одну снял, одну не успел – так в нас бушевали чувства.

– Я ждала тебя каждый день, каждую минуту. – Я говорю очень быстро. Даже не знаю, все ли слышит Никита, потому что он так внимательно смотрит в глаза, словно мои слова прописаны там. Сжимает ладонями мои плечи, очень крепко, возможно, даже не осознает насколько. Похоже, мы оба находимся в этом странном, каком-то космическом, состоянии. Реальность зыбка, похожа на отражение в зеркале. – Я ничего не слышала о тебе семь месяцев, но проще не становилось. Светлее не становилось. Я входила в инет, чтобы выбрать себе книгу для чтения, и вдруг замечала, что нахожусь на сайте клуба любителей Средневековья, и не помнила, как туда попала: просто щелкала по любым ссылкам, пока в мыслях была с тобой… Думая о тебе, я постоянно чувствовала жжение в груди. Иногда становилось так больно, что не получалось вдохнуть в полную силу, только наполовину, как ни пытайся…

– Мне это знакомо, моя девочка, – вполголоса произносит Никита, когда я замолкаю. – Я чувствовал такое каждый день, все семь месяцев, с тех пор как оставил тебя в лесу.

Нам больше не нужны слова, чтобы понимать друг друга. Я забираюсь на него и обхватываю его бедра ногами так, чтобы прижаться как можно крепче. А Никита обнимает меня, как умеет только он, словно всю целиком. И некоторое время мы лежим неподвижно и безмолвно, поплавком в белом море одеяла, пересеченного широкой полосой лунного света. Наши тела раскалены, и мне кажется, мы сплавляемся друг с другом.

«Тогда почему ты не пришел ко мне раньше?» – думаю я, но не задаю вопроса вслух. Сейчас, в эту ночь, обнимая его, я не хочу знать ответ.