Алена Занковец - Сердце Охотника

– Так войну или меня?

– Тебя, – он обнимает меня. Я прижимаюсь ухом к его майке. Почти плачу, но сдерживаю себя. – Конечно, тебя, моя девочка.

– Тогда обещай: ты никогда не обернешься по своей воле… И это не все, – поспешно продолжаю я. – Еще обещай, что ты не бросишь меня. Больше не хочу этой пытки – ожидания. Я заслужила право быть с тобой рядом.

«И в болезни, и в здравии», – добавляет мое подсознание. И сейчас, впервые за все время знакомства с Никитой, я думаю о том, что могла бы стать его невестой. Мое сердце начинает биться так часто, что Никита приподнимает ладонью мой подборок и заглядывает в глаза.

– Обещай, – требую я.

Он думает, взвешивает. Очень долго молчит – и тем ценнее его ответ.

– Обещаю.

Вечером мы, обнявшись, сидим на диване перед камином и смотрим на огонь. Он обгладывает паленья, покусывает угольно-черные стенки, а я покусываю кончик ногтя. Мне тревожно.

Вместе с солнечным светом исчезла и беззаботность. Наше пребывание в Озвереловке затянулось, мы с Никитой оба это понимаем. Назревает что-то нехорошее, и нам от этого не отмахнуться.

Целые сутки моя жизнь была похожа на сказку. Но вот наступила полночь… Не думаю, что Озвереловка подарит нам еще один такой прекрасный день. Мы и так с Никитой получили слишком много – учитывая обстоятельства.

Меня не пугает, что сказка закончилась. Я знаю, как это, ночевать под открытым небом. Часами безостановочно брести по Сибирскому лесу. Голодать. Быть истощенной настолько, что собственная жизнь перестает казаться даром. Я знаю, как это, терять любимого человека. И все это я готова пройти снова – кроме последнего пункта. Если нам придется расстаться, я больше не стану терпеливо ждать, ходить на лекции в универ и печь торты на своей день рождения. Я буду бороться.

Мои чувства к Никите не зависимость и не болезнь, как мне казалось раньше, а предназначение. То, что дается свыше. И ты несешь это в себе, не задавая вопросов. Просто знаешь, что твое место рядом с этим человеком. Ты как стрелка компаса, которую всегда непреодолимо тянет на Север. Так устроен мир. Те, кто способны это понять, никогда не встали бы между мной и Никитой.

Но сейчас Никита рядом. Я так хорошо его чувствую, что, кажется, вот так, прижимаясь к нему, могу управлять его телом силой своей мысли.

«Поцелуй меня…» – прикрыв глаза, прошу я и чувствую у виска прикосновение его губ.

Замираю на мгновение. Затем заставляю себя снова дышать. Я знаю, этому поцелую есть объяснение даже более правдоподобное, чем совпадение. Никита умеет читать меня по физиологическим реакциям, он наблюдательный, проницательный и умный. Собрал все ниточки и связал в один узелок. И все же это магия.

Никита первым улавливает движение на улице. Его спокойный, задумчивый взгляд в одно мгновение становится острым, внимательным. Волк чуть поворачивает голову в сторону окна – прислушивается. Его пальцы поглаживают мое плечо.

– Что происходит? – я не слышу ничего, кроме потрескивания поленьев в камине.

Никита переводит на меня взгляд: теплый, нежный, понимающий. Взгляд, который говорит только часть правды.

– Похоже, Главный наконец захотел с нами пообщаться.

– Ясно.

Я прочищаю горло, словно разговор должен начаться прямо сейчас.

Мы одновременно поднимается с дивана и становимся лицом к двери. Ждем.

Вижу движение за окном, но подробностей в темноте не разобрать. Слышу шаги – как шуршание. Внезапно звуки становятся громче, их становится больше: гости поднимаются по деревянному крыльцу. Дверь распахивается, и в дом не входят, а морем вливаются Зайцы – так их много. И становится все больше. Мужчины, женщины. Молодые, старые. В куртках и плащах. Многие – в очках. Новые волны прибывших подталкивают первые ряды. Они все теснее сжимают нас в кольцо, пока, наконец, топот не прекращается. Воцаряется тишина.

Никита инстинктивно становится чуть впереди меня, отгораживая рукой от незваных гостей.

Зайцы молчат. Кто-то трет ребром ладони лоб. Кто-то кряхтит. Кто-то переминается с ноги на ногу. Потом в задних рядах стаи начинается движение, Зайцы расступаются, и на крохотный свободный пятачок пола между нами и зверодухами выходит тот самый Заяц, который подобрал меня на автобусной остановке.

Коротко смотрит на Никиту, затем долго – на меня. Потирает платком стекло очков, без которых раньше обходился. Затем надевает их на переносицу и пододвигает пальцем.

– Прошу следовать за мной, – говорит он, глядя в пол.

Никита берет меня за руку.

– Нет, только девушка, – останавливает его Заяц.

Я сильнее сжимаю ладонь Никиты. Мысль о том, что мы снова расстанемся, звенит в голове так пронзительно и больно, что я зажмуриваюсь.

– Понимаете ли, я обещал своей возлюбленной, что больше ее не оставлю. Так что без ее разрешения я и шага в сторону не ступлю, – терпеливо объясняет Никита.

– Мы предпочли бы решить вопрос мирным путем, – косясь, нудно протягивает Заяц.

– Я тоже, – охотно соглашается Никита.

– С вами поговорят отдельно, – Заяц выделяет интонацией каждое слово.

– Значит, мирно не получится, – отвечает Никита, и я слышу в его голосе ту стальную безмятежность, скрытую угрозу, как когда-то в самом начале нашего знакомства, на пороге моей квартиры.

– Я пойду! – вырывается у меня. – Просто подожди меня здесь, ладно? – прошу я Никиту.

Он медленно разжимает ладонь. Его решительность и покорность пленяют меня. Снова.

Но так правильно. Расставание с Никитой может продлиться куда дольше одного разговора, если я начну упираться. Мой Волк тоже это понимает.

– Делай все, как они скажут, моя девочка.

Я помню. Тогда тебе будет легче меня отыскать, любимый.

Шагаю вперед. Никита за моей спиной внезапно делает выпад, и Зайцы отпрыгивают в сторону. Кто-то на кого-то падает. Визг. Суматоха.

– Если вы только тронете ее… Если она хотя бы вернется расстроенной… Вам не жить! – рычит он.

Зайцы, вжав головы в плечи, отступают.

У самого порога Никита берет меня под локоть и разворачивает к себе. Целует в губы, медленно проводит по ним пальцем.

– Я жду тебя, – говорит мой Волк. – Возвращайся поскорее.

Я едва заметно киваю, хватаю с вешалки куртку и выхожу на улицу.

Нажимаю на педаль газа. Обгоняю машины. Солнце перед глазами, словно декорация на сцене. Медленно, неумолимо погружает сияющие бока в землю. Кажется, что дорога упирается прямо в него. Но вскоре трасса виляет, и оранжевый шар уже подмигивает мне из-за стволов редкого перелеска.

Чувствую себя героем кино. Словно все моменты, когда я мог перевести дух, вырезали при монтаже. Потому что последние двое суток – это череда выносящих мозг событий. Побег из Волчьей деревни, ночевка у Зайцев, переход по лесу, глоток воздуха моего дома, встреча с дядей Юрой, письма Дикарки. И это еще не конец. Возможно, это только начало.