Маша Моран - Постучи в мою дверь. Шепот демона

Ведь если он скажет… тогда они точно будут связаны. Олеся знала, что это эгоистично, что это желание пришить его к себе общим секретом. Но иначе она не могла. Она хотела этого мужчину, чувствовала, что только с ним может быть счастлива.

Если только не будет темной пропасти лжи и тайн между ними. И этой неведомой принцессы.

Голос Габора мягким бархатом прошелся по коже:

– В большинстве своем крестьяне малограмотны и суеверны. Их очень легко напугать. Они стараются не заходить далеко в лес и с детства предостерегают от этого детей. Но всегда находится тот, кто считает, что может одолеть демона или даже самого Крампуса. А кто-то жаждет заключить с ними сделку. Первые господари Бергандии придумали, как с этим бороться. Во всех больших лесах есть Страшилища. Их вешают на границе, за которую лучше не выходить. Это как предупреждение, что идти дальше значит кликать беду.

Олеся немного обернулась. Его губы мазнули по уху, колючая щетина слегка царапнула кожу щеки. Так тяжело сосредоточиться, когда даже нечаянное касание заставляет дрожать, а чувства мечутся, как оголтелые, от ненависти до желания.

– Значит… их делают люди? Но как они могут помешать?

– Их делает сам господарь и его воины. Прячут в лесу, развешивая на деревьях так, чтобы казалось, будто из чащи кто-то следит за глупцом, который осмелился сюда прийти. Волей-неволей все, кто решается пройти дальше, задевают ветки. Тогда Страшилища… «выскакивают» на них. Мало кто будет разбираться, из чего они сделаны. Чаще всего это работает.

– О-о-о… – Олеся переваривала услышанное. – Значит, крестьяне понятия не имеют, что их тут ждет? Видят Страшилищ, пугаются и убегают?

– Да. Это спасает их жизни.

– Но разве еще никто не раскрыл этот секрет и не понял, что это просто обманки?

– Ты все никак не поймешь, Олеся… – Нарочно или просто задумавшись, Габор погладил ее по животу. Каждым движением он распалял ее все больше, внося сумятицу в душу. – Те, кто зашел в лес дальше Страшилищ, не возвращаются. Они либо погибают от когтей и зубов демонов, либо становятся их слугами. Секрет Страшилищ никогда не будет раскрыт, потому что его некому раскрыть.

Кожа покрылась мурашками.

– Значит, демонов никак не победить?

– Нет. Они были здесь до нас. И будут после.

Габор сказал это таким тоном, что стало ясно: больше про демонов лучше не спрашивать.

Она решилась задать другой вопрос:

– Но ведь мы с тобой пересекли границу Страшилищ. Значит, демоны могут напасть на нас?

– Думаешь, я взял бы тебя в лес, если бы существовала такая возможность? Даже если они вдруг осмелятся напасть, я смогу тебя защитить.

– Ты так уверен в своих силах.

– Да, и ты должна быть в них уверена тоже. – Звучало это угрожающе. – Я – твой господарь, Олеся. И ты не можешь ставить под сомнение ни мои слова, ни мои дела.

Снова его тон стал тяжелым и властным. Таким, что лучше не спорить. Понимая, что ее положение здесь все еще шатко, Олеся сделала вид, что не слышала последних слов.

Она всматривалась в чащу, замечая все больше цветастых лоскутов между деревьев:

– Значит, то Страшилище сделал ты?

– Нет, его делал мой дед.

– А твои? Есть те, которых делал ты?

– Зачем они тебе?

– Просто интересно, что ты придумал.

Габор долго молчал, Олеся начала думать, что он и не ответит.

Наконец он произнес… Голос звучал приглушенно и задумчиво. Олеся расслышала в ровном тоне едва заметную грусть.

– Ты действительно необычная. Когда мать узнала, что мы с отцом сами их мастерим, она посчитала это глупостью. Сказала, что нам следовало поручить это дело кому-нибудь из крестьян. И она никогда не интересовалась, что смастерил я.

Олеся не совсем понимала, что делать с его признанием. Габор всегда казался ей… холодным. Суровым. Она с трудом верила в его чувства, считая, что ему просто комфортно с ней в сексе. Но, кажется, все было сложнее.

В его голосе было что-то такое… Похоже, он вообще был не самого высокого мнения о женщинах.

Олеся осторожно спросила:

– Разе это не перечеркивает всю идею Страшилищ? Ведь тогда крестьяне узнали бы, кто их на самом деле пугает.

Габор невесело усмехнулся:

– Ты намного умнее, чем она.

Его слова совсем не звучали как похвала.

– Жены господарей мало интересуются тем, что делают их мужья. Отец не посвящал мать в дела. Да она и сама не спрашивала. Ее занимали совсем другие вещи. Как и большинство женщин. – Его пальцы неожиданно снова накрыли ее подбородок и повернули голову к себе. – Ну же, скажи, что ты не такая, что тебя не волнуют мои деньги, мое положение, и тебе нужен только я. Соври что-нибудь. Вы же, женщины, умеете убеждать, когда вам что-то нужно.

Олесе стало до слез обидно. Она не понимала таких резких перемен в нем. То он убеждает ее, что она принадлежит ему, потом называет рабыней. Обещает взять в жены ее, а не загадочную принцессу, и тут же обвиняет в лицемерии.

Сморгнув слезу, которую так и не смогла удержать, Олеся тихо ответила:

– Мне нужно было домой. Это единственное, чего я хотела, пока не встретила тебя. Если ты хочешь услышать мою ложь, то вот она: верни меня обратно.

Кажется, Габор понял, что она хотела этим сказать. Она едва ли не согласилась на то, чтобы терпеть его унижения и положение бесправной любовницы, хоть это и убивало бы ее день за днем. Ей-то всего лишь и нужно было слышать от него, что она важна и любима. И те слова, что только она будет его женой, любовницей и рабыней, были лучше всех признаний и обещаний в мире.

Но он опять думал о чем-то ей неведомом и непонятном.

– А если бы я хотел услышать правду? Что бы ты тогда сказала?

Смотреть в его опасные глаза было больно. Осмелившись, она решилась сделать шаг вперед. В бушующее море у стен его крепости. Один шаг в неизвестность. В пустоту. И он либо поймает ее и не даст упасть, либо подтолкнет к падению.

– Я бы сказала, что хотела бы…

Он сдвинул брови и сжал челюсти. На щеках проступили желваки. Кадык дернулся, когда он шумно сглотнул.

– Чего?

– Быть твоей любовницей, рабыней и женой. Всего этого.

– Как только вернемся… – Голос Габора сел и звучал надтреснуто, словно ему было больно говорить. – … у нас будет брачная ночь. В твоем мире ведь существуют брачные ночи?

Олесю снова бросило в жар.

– Да. – Она заставила себя говорить, как можно спокойнее: – Но они происходят после свадьбы.

Габор улыбнулся:

– Я не смогу ждать до свадьбы.

Он так об этом говорил… Словно брачная ночь была чем-то важным.

Олеся отвернулась, снова всматриваясь в чащу:

– Никогда не понимала, зачем она нужна, если невеста уже не девственница. Это просто одна из ночей… Первая ночь в новом статусе. Но не более…