Кети Бри - Дом слёз

Об этом лучше не думать. Не думать! Не думать. Не то сколопендры в черепе начинают двигаться слишком быстро – это неприятно.

Однажды он почувствовал, что именно переживают путники, забравшиеся на самую высокую вершину из тех, что могли себе представить. И сквозь трепет и невообразимый восторг, едва переведя дух, обнаружили, что там, за этой вершиной, ещё одна. В два раза выше. В ту секунду захотелось шагнуть в пропасть, вниз, ощутить краткий полёт, а за ним – ничего, полный покой.

Он знал, что это одно из тех чувств, что приносят с собой ветра из Бездны, знакомое и магам, и людям. Добрые чувства оттуда не приходили, а если и попадали под влияние Бездны, то совершенно преображались: любовь становилась похотью, вера – слепым фанатизмом, любое чувство приобретало порочную суть. Как тут определить – чудовища из Бездны его извратили или они лишь разожгли тлеющие искры, чтобы приготовить обед из души и разума подвернувшегося им человека?

А как было бы просто: добро – внутри человека, а зло приходит извне. Как это было бы хорошо. Придумать, что Бездна не только злобна и голодна, а еще и обладает волей и разумом, расставляет силки. Но нет, Бездна не более разумна, чем какое-нибудь простейшее, вроде инфузории. Огромной инфузории, реагирующей на раздражители: свет, пищу, холод, жару. Беда в том, что пищей ей служат человеческие эмоции, что она всё-таки неразумна и не умеет расставлять силки осознанно. Впрочем, ничто не мешает людям скармливать ей самих себя.

Ещё одна цитата выплыла на поверхность из памяти, сухими листьями царапая горло, и Герайн не стал ей противиться, сказал:

– Мы глядим в Бездну – у нас кружится голова – мы готовы умереть. Тот, кто сделает последний шаг, – тот добьется желаемого. Желаемого Бездной.

Он постоянно слышал этот пресловутый зов Бездны и, стиснув зубы, не отвечал на него. Черное солнце, как всегда в зените, морозило и обжигало одновременно. В желудке чувствовалась приятная сытость. Должно быть, там – в далеком мире материальных предметов – его тело покормил с ложки какой-нибудь брат-утешитель.

Герайн представлял себе жизнь своего тела, пустоглазого, послушного воле присматривающих за ним. Подумал о том, как жалко он выглядит… Но хотел ли он смерти? Небытия? Нет, не хотел. Он хотел бороться – если не победить, то хотя бы не проиграть. Хотел существовать хотя бы так, в собственных мыслях. Возможно, глупо и недальновидно обрекать себя на долгие мучения, но это лучше, чем вечная пустота. Пусть даже тогда некому будет страдать и раздумывать, и все это не будет иметь никакого смысла.

Ха! Будто сейчас оно имеет какой-то смысл…

Выбравшись на крышу поезда, Мартин подумал, что зря в пылу погони сбросил куртку. Ещё и плечо противно ноет. Леди Бейли никуда бежать не собиралась. Хихикала себе, свесив ноги и баюкая оторванную голову повара. Она обернулась к Мартину, странно постаревшая и пострашневшая, сообщила:

– А Энни считает, что поезда живые.

– Очень мило, – пробормотал Мартин, сплетая пальцами ловчую сеть. Заклинание не столько боевое, сколько бытовое, зато его сложно засечь.

Леди Бейли засмеялась.

– Ты это прекрати, мальчик. В бытовой магии я шелковинку съела, и не одну.

– Вы злодейка, леди Бейли, – ответил Мартин, бросая полусплетенную сеть. Она тут же расползлась, становясь тем, чем была – воздухом, росой, предутренним туманом… – Одно дело здоровым мужикам головы отрывать, а другое – есть беззащитных шелковинок.

Леди Бейли по-девически кокетливо хихикнула, поправляя локон. Пальцы Мартина сжали висевшее на цепочке черное солнце. Остро заточенные лучи были неплохим оружием на случай, если придется сражаться с живыми. Магам запрещено носить оружие, способное убить человека, не оставляя при этом следа личной магии, по которой можно отследить убийцу. Да Мартин никогда и не планировал убивать, но его учитель считал, что глупо ходить среди людей безоружным. На его далекой родине, в Ханьской империи, в оружие обожали превращать любые предметы: веера, пояса, заколки для волос, каблуки туфель, украшения… И пользоваться этим не умел только ленивый. Искусством метания «лезвия, скрытого в руке» – в данном случае, носимого на шее – Мартин более или менее овладел. И совсем недавно почти перестал об это лезвие чуть что резаться…

Метать его можно было двумя способами. Один назывался мудрёно, второй – ещё мудрёнее. И разница состояла в том, что в первом случае лезвие во время полета вращалось, а в случае применения второго способа – нет. Лишь бы рука не подвела.

– Энни считает, что поезда живые, – повторила леди Бейли. – Что поезда – это железные драконы с большими горячими сердцами.

– Энни, вероятно, маг, – ответил Мартин. – И видела магически заряженные кристаллы, которые двигают весь этот механизм.

– А вот разума у них нет, – печально сказала леди Бейли. – И к лучшему. Зачем поезду разум?

Раз-два-три… Мартин почувствовал, что готовую к броску руку кто-то удержал. Он обернулся, почти оступился, но был пойман за запястье. Рядом стоял лорд Рейнхальд. Аметистовые слезы сияли в уголках закрытых глаз его маски.

– Что вы… – голос охрип. – Что вы здесь делаете, магистр?

Он отпустил руку Мартина, опустился на колени перед обезумевшей леди Бейли, отложил подальше окровавленную голову, которую она держала в руках. Очистил запачкавшиеся в крови белые перчатки одним коротким заклинанием.

– Элен, – тихо сказал магистр. – Ты помнишь меня, девочка?

Что-то мелькнуло в её лице. Что-то почти нормальное.

– Конечно, – сказала она, застенчиво улыбаясь. – Вы приходили ко мне сразу после войны, по настоянию дяди. Запечатали мою силу.

– Помнишь, о чём мы с тобой говорили, Элен? – всё так же вкрадчиво продолжал магистр.

Хагал переступил с ноги на ногу. На него не обращали внимания.

– Помнишь, о чём мы говорили, Элен?

– О вашем сыне, магистр…

– Мне жаль, что Энни мертва, – сказал он, беря неудавшуюся некромантку за руку, вынуждая её подняться. Леди Бейли подчинилась, лицо её разгладилось, почти перестав быть уродливой маской.

– Энни мертва? – спросила она удивленно. – Вы были на дне её имянаречения, помните?

Магистр привлек её к себе, прижал к груди.

– Всё будет хорошо, Элен. Однажды ты встретишься с ней…

– В доме на берегу моря? Там, где всегда осень?

Голос магистра звучал глухо.

– Да, Элен. Энни будет ждать тебя…

Леди Бейли затрясло. Она заплакала, вцепилась пальцами в рукава робы магистра. С его головы соскользнул капюшон, и длинные, густые, серебряные волосы рассыпались по плечам. Они тускло светились. Такое бывает с очень сильными магами – когда магия уже не умещается в бренном человеческом теле, ищет выхода. Плач леди Бейли сменился хихиканьем, от которого одновременно вздрогнули и Мартин, и лорд Рейнхальд.