Олег Авгуров - Онегия

– А что им от твоей правды? Вот сидит какой-нибудь доцент. Заливанов твой, к примеру. У него докторские диссертации, статьи в научных журналах и так далее. А тут появляешься ты со своей книгой, после прочтения которой выясняется, что его докторская – просто стопка бумаги. И не он один оказался в такой ситуации. Ты чего ожидал? Что они просто так возьмут и распрощаются со своими достижениями? Им не до правды – под угрозой их статус, понимаешь? А когда речь идёт о статусе, о положении – никто уже не думает о высоких материях.

– Но ведь копаем же под себя в итоге. Недаром говорил Джордж Оруэлл: «Тот, кто управляет прошлым, – управляет будущим, а тот, кто управляет настоящим, – управляет прошлым». Если мы этого сейчас не признаем, то через пару поколений забудут о нашем подвиге. Уже не помнят! Обвинять вон начали. Оккупантами мы, оказывается, были. Того и гляди, итоги пересмотрят, репарации платить заставят, территории заберут, а мы всё о статусе думаем. Потом эти же ребята, что клевали меня, будут слюной брызгать, что всё не так происходило, да только поздно будет. Свои же не поверят – не только чужие. Ведь до этого утверждали совершенно обратное – поди потом доказывай. Когда речь коснётся материального, тут надо прочно на фундаменте стоять, а мы сами же его и долбим. Вот скажи, что мы за поколение?

– Узнаю друга. Ты как всегда о судьбах страны печешься. Не пора ли о своей судьбе подумать? Приходи ко мне в отдел работать. Как раз одно местечко есть. Мне такие люди нужны, – улыбнулся Леонид.

– А твой директор не будет против? – ехидно посмотрел на него Александр. – У меня сейчас, знаешь ли, не самая хорошая репутация. Вон как раздули.

– Да, фамилия Вербицкий – теперь как нарицательное в учёном сообществе. Ну да ничего. У меня с Гертрудой Альбертовной хорошие отношения. Мне она доверяет. Уверен, проблем не будет. Тем более, думаю, урок ты усвоил.

– Не знаю даже. Как-то совсем не хо… – Александр буквально оборвал фразу на полуслове, отведя взгляд куда-то в сторону. Это была она… Да, точно, именно она. Та самая девушка.

Леонид вслед за другом тоже обернулся, чтобы посмотреть, что так его заинтересовало.

– Оу, похоже, кто-то думает не только о судьбах родины, – пошутил он. – Природу не обманешь. Человеку нужен человек. Твоя знакомая?

– Не знаю даже, – пожал плечами Александр.

– То есть как не знаешь? Так не бывает. Либо знакомая, либо нет?

– Мы с ней в библиотеке встретились. Пообщались немного. Но имени её я так и не узнал.

– Так иди сейчас узнай, – предложил Леонид.

Александр нерешительно посмотрел на него, соображая, как правильнее поступить.

– Иди быстрее! А то упустишь миг удачи. Жизнь не даёт вторых шансов, сам знаешь.

Девушка исчезла из поля зрения. Видимо, она уже успела расплатиться и села за какой-нибудь столик. Александр начал бродить по столовой в её поисках. Он шагал вдоль рядов, но почему-то не находил. Он несколько раз прошёл по одним и тем же местам, но девушки не было. Ему ничего не оставалось, как вернулся к товарищу.

– Ну что, поговорил с ней?

– Нет.

– Почему?

– Не нашёл.

– Как это не нашёл?

– Вот так. Её здесь нет.

– Сиди здесь. Пойду я посмотрю.

Леонид сделал несколько кругов по залу, но также вернулся ни с чем.

– Хм, странно, – прокомментировал он. – Как сквозь землю провалилась. Быстро она, однако, обедает.

– Скорее всего, ты был прав, – пожал плечами Александр. – Жизнь не даёт вторых шансов…

Так чем же я собственно недоволен? Стою, крашу стену. Ведь именно это делает мою жизнь более спокойной. Не лёгкой, нет. Я практически постоянно свожу концы с концами, но нет той боли, что причиняют сами попытки создать что-нибудь, изобразить свой внутренний мир и показать его людям. Они не хотят знать о нём, а я устал доказывать, что он прекрасен.

И я не просто устал – теперь мне страшно. Да, страшно по-настоящему. Не хочу больше, чтобы кто-то насмехался надо мной. Наверное, в этом причина? Не знаю. Если честно, я не могу определить, чего точно боюсь. Что мне мешает пробовать снова и снова? Я знаю, что далеко не все сразу получили признание. Некоторым потребовалось ни одно столетие, чтобы люди наконец-то увидели их талант. Они с безумным упорством продолжали стоять на своём, утверждая своё видение действительности, своё мироощущение, и кое-кому даже удавалось это, но очень многие падали, так и не убедив остальных.

Отчего так? Почему, встав на этот путь, обязательно нужно пробираться через лес трудностей и препон? Почему не может быть всё просто? Большинство творцов прожили очень тяжёлую жизнь, полную испытаний, лишений и боли. Достоевский говорил: «Чтобы писать, нужно страдать». Неужели без этого нельзя? Сможет ли художник, писатель, музыкант создавать шедевры, если будет счастлив? Возможно ли такое искусство? Что-то мне постоянно подсказывает, что нет. Если ты будешь честен, то тебя не примут, потому что никому не нужна правда. Люди привыкли жить в иллюзорном мире. Может быть, они правы? Ведь так проще. Так, однозначно, легче. Не зачем погружаться в эти дебри противоречивостей и несоответствий. Лучше на них смотреть через очки с цветными стёклами, чтобы глаза не резало от назойливого света настоящего, за которым нет ничего, кроме разочарования.

Тогда зачем я снова закрепил этот проклятый холст? Зачем сегодня так долго думал о том, что хочу изобразить на нём? Ведь всё не имеет смысла. Не имеет смысла… Смысла… Многое в нашем мире не имеет смысла, но существует и даже становится больше, но и это не особо мешает нам. Мы накопили такой огромный багаж бессмыслицы и даже не думаем расставаться с ним. Так почему бы не добавить в эту копилку ещё чего-нибудь?

В том-то всё и дело: не хочется плодить пустоту. Тогда уж лучше красить стены. Искусство, во всяком случае, для меня, имеет смысл, если несёт его. А если думаешь только о том, как смешать краски, тогда и браться не стоит: дело ведь не только в цвете. Без пронизывающей идеи и объём станет плоскостью, и цвет превратится в бесцветность, и тень будет просто чёрным пятном. Да, и именно пронизывающей! Нужно научиться пробивать людские панцири, доставать до самой мякоти, чтобы раздражало, разъедало, поглощало, но и питало, преображало, возвышало. Иначе опять нет смысла, иначе не искусство – только ремесло.

Поразительно, как меняет нас время. Ещё полгода назад я готов был выкинуть мольберт, а теперь он опять стоит посреди комнаты. Кисти, краски – всё готово к тому, чтобы снова открыть эту дверь, дверь в свою душу и, осторожно заглянув внутрь, выплеснуть часть её на полотно. Почему я опять это делаю? Почему я не могу просто спокойно жить, как все остальные? Как мой напарник, например? Ведь его вполне устраивает такая жизнь. Посмотри на его довольное лицо: он уже в предвкушении тех денег, что ему обещал Арсен. В конце дня он получит их и окончательно успокоится. Он будет почти счастлив. Так почему со мной не так? Зачем Создатель нарисовал меня таким сложным и неустойчивым? Почему мне так много нужно, чтобы быть счастливым? А может, не много – просто другое? Не знаю, но от себя не убежать. Состоятся – вот задача. Всё остальное – суета, как сказал Екклесиаст, и убийство времени. Поэтому и пытаюсь. Снова и снова. Потому что только там – счастье, даже если и придётся для этого неимоверно страдать…