Павел Грюнмайер - Снегурка. Новая Сказка. Два

пропищала: «Для царя

у меня подарок есть.

Ты не видывал Алёнки.

Персик спелый. Хочешь съесть?»

По щекам Ивана жаром

полыхнул румянца стыд:

«Что вы, бабушка, такое говорите…»

– Я не МИД.

Для венца подходишь очень

ты, Иван, и если хочешь,

буду тёщей царской я.

Хочешь, Ваня?

– Так ведь я…

– Что? Женат уже?

– Ага.

– И на ком?

– Так на Снегурке.

– На Снегурочке? Из льда?!

– Точно, Бабушка Яга, на Снегурочке, из льда.

– И поди-ж ещё влюблён?!

– Ах, какой был это сон…

– И любовь твоя из льда подрастаяла?

– Ага…

– В корень, Ваня, погляди –

эскимо не пироги.

Льдом лишь гланды растревожишь,

Пирожком же жарким сможешь,

душу ты свою согреть. Понимаешь?

– Не медведь…

Но сказала же она –

На Покров ты жди меня.

– На Покров!? Сгоришь в тоске.

Не дождёшься и в доске

лишь останешься ты датой

и портретом глуповатым

встретишь ты свою любовь…

Ну, а смысл?

– Так то-ж любовь…

«Чур меня, – икнула ведьма,

мухомором ткнув в ноздрю. -

Вот грибок. Кусай и сгонишь

ты свою любовь-тоску».

– Нет, бабуленька, не надо.

Я уж весел! Вновь лечу!

Я, бабуленька, за это

Персик твой благодарю.

– Персик?!

– Да. Чиста́ моя

кровь от страстного зелья́!

Излечил уж от беды

взгляд сей силы изумрудной,

сердце выровняв к любви.

Ай да, Персик…

– Персик… мой?!

– Твой.

– Моя Алёнка?!

Ах вы, острые сучки,

ах вы, шишки, ах, дрючки,

колдовать то научила,

а расчёту не дала.

Смысла жизни не открыла…

Ах я, глупая Яга.

Девке б мо́лодца завлечь,

чары девичьи привлечь,

да влюбить его в себя –

и устроена судьба,

и живи потом в Кремле,

шли подарки в лес Яге…

Эх, святая простота́…

подлечить то подлечила,

а влюбить то не смогла…

Эх, попал-б ты на меня.

Дверь в избушке приоткрылась, солнца Луч пустив во мрак:

– Ваня, бабушку не слушай,

опыт хоть умней в сто крат

нас с тобой, но по расчёту,

лишь ему подходит брак.

«Это как же так, не слушай? –

поперхнулась мхом Яга. -

Главное, что будет кушать,

как пройдёт медов пора.

Глянь, в лучах нарисовалась,

пух торчит ещё торчком,

чтобы бабушку не слушать.

Тыщу лет!.. А тут – роддом».

А Алёнушка смеётся,

в точь апрельский ручеёк,

за рукав схватила Ваню,

тянет к солнцу, за порог:

«Молодцу́, уж в путь обратный

надо, бабушка Яга,

попрощайся с дивным гостем,

князю царствовать пора».

Огоньком досады вспыхнул

в темноте монокль Яги:

«Что ж, лети, кисель столичный,

не твои тут пирожки…»

И в проём дверей открытых,

как в воздушный мир-простор,

молоде́ц с Алёнкой быстрой

прыгнул в вверх с крылечка, вон.

Припустил обратно к санкам,

в мыслях весь уж далеко…

Но услышал от избушки

глас скрипучий: «Всё равно…

Всё равно я буду правой,

прорастёт любви зерно».

И не злая паутинка

ведьме спрятала лицо.

За сокровищем морщинок

глаз небесное тепло улыбалось:

«Ишь, как скоро

на крыльце опять свежо…

Хочется с Ягой вам спорить?

Спорьте, спорьте. Всё равно,

вас Апрель с грозою да градом

уж настигнет – то дано!

И прольётся в летний зной

с тучки синей, с золотой,

мёд то пчёлки производят,

а не ос жужжащий рой».

Ну, писатель, – молодец, как любовь воспел, подлец,

Ну и что, что ритм стиха – прост, как думки дурачка,

Ритм частушки тоже прост, да бодрит пышней чем тост.

Эх, и звона от стишка, от стишка – на два гроша!

Но теперь, давай всерьёз,

без шипов не будет роз.

Что за сказка без врага.

Про любовь? Да, скукота́.

Подавай, гадючник злой,

хексу с колкою метлой,

иль коварный, хитрый план,

что готовит злой Обман.

Не тени, меси скорей!

Наверни-ка кренделей.

Пусть, читатель пропотеет

от фантазии твоей!

В баню – веник, в суд – закон, а в колонки – Rolling Stones.

ОБМАН

Во́лны, на́ бере́г крутой,

солью бьют береговой

в остров, что скалой надменной

возвышается над мглой.

Монолитом в океане

надвигается в тумане

и скребёт, скребёт шипами

небоскрёбов, и шпиля́ми

неба мутного туман – он…

И правит им Обман.

В во́лны монстром смотрит вниз

замок, где премьер-министр,

сэр Обман, ныряя в бездну,

взором рыбьем, стеклорезным,

мысль облизывал одну,

как пустить всю Русь ко дну.

Он, Обман – премьер-министр

и победный дерзкий бриз

лишь его лицо ласкал,

так как он здесь правил бал.

Он, Обман – премьер-министр

и любой его каприз,

несмотря на страх и риск,

выполняться должен в срок,

а не то, вот стул, да ток,

вольт так это-к на пятьсот.

Для начала – сорок пять,

как получишь, выполнять

побежишь любой приказ,

хоть и мал боезапас.

Он, Обман – премьер-министр

и на мир лишь сверху-вниз

он привык взирать и в том,

сам он был себе закон.

Всё он сгрёб и здесь, и там

и теперь к своим мечтам

он прибавил царство Русь,

вот он – самый жирный гусь.

Всё уж сгрёб, лишь Русь опять

вицей надо подгонять -

в рай не хочет, тянет вспять,

«дурочка́» давай включать,

упирается лаптё́м

в крышку печки, да локтё́м,

так и хочет под дых дать,

ей, сермяжной, не понять

стройных планов мудрый крой,

ишь, не хочет в путь прямой.

От неё и кризис жмёт,

а она лишь только ржёт,

миллиардною ордой…

Ох, уж этот древний вой…

Нет. Сидит в Кремле не тот,

кто б ему глядел бы в рот,

кто б покорен был да млел…

Вишь, холоп как осмелел,

Русь с колен, гляди, поднял

и на Запад наплевал…

Мчась в "Богати" в главный штаб, в руль вцепившись будто краб,

План прокручивая свой, где бы дать Ивану бой,

Сигаретою пыхтя, сэр Обман терзал себя:

– Не давить же их войной?

Только тронь осиный рой,

так ответят, что опухнешь

и от яда мёртвый рухнешь.

С ними надо похитрей… -

газ давя ещё сильней,

мчался он по автобану,

мысль ловя между бровей. –

Сколь мечей уже сломали,

сколь хребтов переломали…

не выходит ни чего,

Ванька-встанька всё равно

на ногах опять стоит,

улыбается корява

и с азартом ждёт удара…

А теперь у них там пара…

Тьфу, ну, как её – Снегурка,

вышла замуж за придурка

и злодею помогает…

И агенты сообщают –

В гору Русь бегом пошла,

не догнать уж, обошла

всех и снова в силе стала,

и теперь рубля обвалы

не страшны ей, царь Иван

Рубль злато́й взамен бумаги

в оборот пустил. Дворняги…»

Тут "Богати" подскочил, бугорочек зацепил,

Крутанулся на асфальте и Обман педаль вдавил:

«Этот вольности росток,

непонятный всем Восток,

роет ямы на дорогах

для прогресса… В нём порок.

Что там кризис? – Ерунда.