Ксения Аникина - Сон Ворона

– А вы получаете удовольствие от своей работы, Кристина Игоревна?

– Мне нравится моя работа. Мне нравятся новые знакомства, общение с людьми и постоянное движение вперёд.

– А что еще вам нравится? Расскажите, – меняя свой официальный тон на более непринужденный, спросил Константин.

Если честно, мне захотелось ответить, что в данный момент великое наслаждение я получаю, слыша его голос, и что лучшее, что со мной произошло в эти дни, – это встреча и знакомство с ним.

– Что нравится?– смущённо повторила я. – Удовольствие я получаю от чашки кофе, от звука саксофона, от театра, путешествий, – немного задумалась я и продолжила: – ещё считаю, что одно из лучших наслаждений в жизни – это сон! – вспоминая последние беспокойные ночи, добавила я.

– Сон? – искренне удивился Воронцов. – Интересно.

Опять повисла неловкая пауза. Опять этот пристальный взгляд. Мне стало неловко, и мне показалось, что я перешла с министром в разговоре незримую черту.

– Извините, меня за фамильярность. Я не должна была вам говорить о своих…

– И всё же, – прервал меня Воронцов, – что такого в ваших снах?

– Ну, не знаю даже, они такие настоящие. Ну вот, например, сон, который я видела перед поездкой в Москву. Будто я попадаю в аварию. Я как наяву почувствовала боль, страх, запах гари. С трудом до сих пор верится, что это был сон. И в последний момент меня спасает птица. Но в жизни птицы не могут спасать людей, тем более они не бывают размеров с человека. А этот Ворон был ростом с человека и такой реальный…

– Ворон? – перебил меня Воронцов.

Министр пытался сохранять спокойствие, но в его взгляде и голосе я почувствовала взволнованность. Он привстал со своего кресла и, не отрывая от меня глаз, пересел на стул напротив меня.

Мы стали ближе. Я смогла отчетливо разглядеть его лицо. У него был достаточно широкий лоб, выразительные темно-синие глаза, немного пухлые губы и ямочка на подбородке. Темно-русые волосы, более темные брови, что подчеркивало цвет его глаз. Он не подходил под описания красавчика или мачо. Но в нем привлекала не внешность. Обаяние, мужская стать и харизма могли свести с ума любую женщину. В нём чувствовались сила и надежность, в которых так нуждается каждая из нас.

Мы были так близко друг к другу. На несколько секунд мы замерли. Воронцов продолжал внимательно изучать меня. Его взгляд был пронзительным, но не тяжелым. Молча он смотрел на меня будто хотел прочитать что-то в моих глазах и получить ответы на только ему известные вопросы.

Неожиданно Константин Сергеевич приподнялся со своего места и официальным тоном попросил меня начать свой доклад.

Что-то не так? У меня вылез прыщ на лице или задергался глаз? Что так резко заставило его буквально отпрыгнуть от меня. Эта быстрая смена настроения обескуражила меня. Мне ничего не оставалось делать, как собраться с мыслями и начать доклад.

Константин Сергеевич отошел к окну и, не отрываясь, продолжал внимательно смотреть на меня. Выражение его лица было серьезным. Он не проронил ни слова.

Я закончила свой доклад, а министр еще какое-то время молча, смотрел на меня. В горле пересохло, и я с трудом проглотила ком в горле. Не выдержав, вскинула брови и вопросительно посмотрела на него.

– Спасибо Кристина, – тихо ответил Константин на мой взгляд.

Кристина? Без отчества?

Воронцов подошел ко мне и направился в сторону двери, всем своим видом показывая, что встреча подошла к концу. Около самой двери он спросил:

– Как долго вы будете в Москве?

– Еще пару дней. В пятницу последний день учебы, небольшой торжественный вечер, и в субботу после обеда у меня будет поезд.

Он опустил глаза, явно о чем-то думая:

– Рад был встретиться с вами. Спасибо за исчерпывающую информацию. До свидания.

– И я… была рада… до свидания, – еле слышно попрощалась я.

Константин стоял в дверях. Красивый. Мужественный. Безразличный. Таким я его запомню навсегда. Это наша последняя встреча.

Когда я закрывала дверь приемной, он уже с кем-то говорил по телефону.

Я долго плакала в номере. Нет, не плакала, я рыдала навзрыд. Сто раз прокручивала нашу встречу в голове и миллион раз обвиняла себя, сама не понимая, в чем. Тревога и отчаяние разрывали меня на части. Мне казалось странным его поведение, и в этом я, конечно, винила себя. Может быть, мой доклад оказался провальным или выглядела я как чучундра? Короче говоря, какие только мысли не лезли мне в голову. Что меня вообще дернуло сунуться со своим вопросом в нашу первую встречу. Мои терзания продолжались до глубокой ночи.

А тут еще полнолуние! Мне хотелось, задрав голову, выть на луну, как одинокий волк, отбившийся от стаи. Верный спутник Земли так ярко светило в окно, что, окончательно отчаявшись уснуть, я расположилась на тахте, напротив большого зеркала. На меня смотрела измученная и уставшая молодая женщина. Растрепанные волосы и мешки под глазами… Хороша, нечего сказать! Вдруг в зеркале я увидела отражение большого черного ворона, который уселся на оконный карниз. От неожиданности я вздрогнула, но страха ворон у меня не вызывал. Я протянула руку к зеркалу, чтобы дотронуться до его отражения, как вдруг услышала.

– Крис, девочка моя … я здесь… Крис… – уже знакомый мужской баритон с легкой хрипотцой звал меня. – Возьми мою руку… Крис, возьми руку…

Я застыла. Я ничего не видела, никакой руки, никакого силуэта, как ни пыталась вглядеться в зеркало. Только ворон сверлил меня своими черными глазами.

– Почему ты мне не отвечаешь? Крис, я рядом… возьми мою руку.

Обернувшись к окну, я увидела, что никакого ворона на карнизе нет.

Спряталась за черные облака луна, исчез ворон, исчез голос. К полной темноте не сразу привыкли глаза. Я часто заморгала, вглядываясь в темноту. Я узнала свой номер в гостинице. Я лежала на кровати, окно было плотно закрыто тяжелыми шторами. Я опять пыталась понять, был ли это сон? Был ли ворон и уже знакомый мне голос? Я поняла, наконец, чей это был голос. Голос Воронцова.

Утро пятницы порадовало москвичей и гостей столицы ярким солнцем и легким морозом. Однако на душе у меня было совсем не радостно. Боль и тоска. Ругала себя за то, что позволила чувствам дать волю. Безумно глупо с моей стороны было увлечься министром и тем более мечтать о нём. Пыталась блокировать воспоминания о нашей последней встрече, но это мне совсем не удавалось. Провалилась и попытка не думать о Константине. Воспоминания о нем, как рана на теле, болезненно кровоточили. И лекарства от этой боли я не могла найти.

А между тем наша группа готовились к новогоднему вечеру. Девочки уже были с маникюрами, педикюрами и купленными в Москве или привезенными из дома нарядами. Оставалось сделать прически и макияж. Я же была с синяками под глазами и собранным наполовину чемоданом, оставалось залезть в этот чемодан и в качестве безучастного груза покинуть столицу.