Татьяна Зингер - Правила охоты на ведьму

– Ты разбираешься в чарах?

– Немного, – протянул он. – Могу предположить, чего не хватает, чтобы человеку, который поселится здесь, стало очень-очень нехорошо.

Я и сама знала. Подобные ритуалы основываются на двух принципах: близость зачарованных предметов к жертве и любая вещь, принадлежащая ей. Будь то клок одежды, ноготь, прядь волос.

Прядь?!

Вот и отыскался малолетний ведьмак. Он ко мне рвался чуть ли не ежедневно. «Починить что-нибудь сломанное». Ага. Теперь он у меня попляшет. Я у него не мизинец откромсаю, а голову. За ненадобностью.

– Выбросишь эту гадость? – Лицо скривилось, а Лис покорно смел кости вместе с прочей дрянью.

Мне неожиданно стало жаль этого темноволосого парнишку. Грязный, уставший, под глазами черные синяки. Недавно я бежала от ведьмы точно такой же замарашкой, и никто во всей Рустии не предложил обогреть меня или приютить.

Пусть хоть на его улице будет праздник.

– Лис, – окликнула я его. – Хочешь помыться? С обратной стороны двора калиток нет, щели в заборе заделаны. Тебя не найдут, а воды я принесу.

– Ты обо мне заботишься? – Его взгляд опять зацепился за запястье с браслетом. Я спешно убрала руки за спину.

– Ну а чего с тобой делать? Одежду возьми мою. Размер у нас примерно одинаковый.

Варрен едва не задохнулся от праведного возмущения. Но затем склонил подбородок в почтительном кивке – таким кивком слуги соглашаются с приказом хозяина – и снял старую рубаху через горло.

Худощавый-то какой. Все кости проглядывали сквозь бело-синюю кожу. Нет, отсюда он уйдет только тогда, когда пузо будет вываливаться за ремень. И не раньше, чем я зашью ему дыру на рубахе. А шить я не умею…

Он никогда отсюда не уйдет.

Почему-то на душе от этой мысли стало тепло. Наверное, подсознательно я всегда искала «своего человека». Вылизанный до чистоты Всемил на эту роль не подходил, ведь откуда он мог знать все лишения голодной жизни? Пока Всемила кормили с ложечки икрой, я ползала по буреломам, а Лис подворовывал у горожан.

– Долго пялиться будешь? – с неким смущением окрысился варрен.

Я возвела оскорбленный взор к небесам. Ну и где уважение к тому, кто предложил ночлег, пищу и последнюю пару штанов? Вот и твори добро.

Трижды я сбегала к колодцу с водой, после нагрела её чарами. Вода почти кипела, снизу поднимались стайки пузырьков. И пока варрен купался в кипятке, я решила побаловаться готовкой.

Разложила на столе травы, специи и толстенный кусок мяса, спихнула на пол пробравшегося в кухоньку Кота. Долго примерялась с ножом к говядине. Кот занимался тем же, вооружившись зубами и «незаметно» взбираясь по ноге хозяйки. Я зашипела от боли, он – от недосягаемости обеда. Пришлось разделить тушку пополам. Животное мурлыкало и пожирало доставшуюся ему часть с такой спешностью, словно я морила его голодом.

Задор испарился, но я всё-таки искромсала мясо, выложила его в горшочки и запихнула поглубже в печь. Авось и не отравимся.

Вернулся отмытый и неожиданно покрасивевший, распаренный Лис. Он заметно подобрел, обмяк. Свои вещи мальчишка постирал, чем вызвал во мне одобрение. Домовитый – это хорошо, а то у меня с хозяйственностью туго.

Лис уселся на стул, отогнал заляпанного кровью Кота, и задумчиво спросил:

– Нечем заняться?

– Почему?

Я принюхивалась к аромату из печи. Тот вышел вполне сносным, даже вкусным. Вид бы ещё не подкачал.

– Дом, кормежка. Что тебе от меня надо?

– Что за претензии?! – В праведном гневе возмутилась я. – Ты вломился сюда с ножом, принялся угрожать по поводу и без. А я, дура наивная, решила помочь. Как ты смеешь подозревать меня в корысти?

– Как раз потому, что я вломился сюда не из благих побуждений, я и спрашиваю, на кой ты обо мне печешься. Любая безвозмездность должна оплачиваться, – выпалил Лис.

Я, считая себя оскорбленной в лучших чувствах, отвернулась от него. Никогда не помогай обездоленным, несчастным, страждущим. Никогда.

Эти гады имеют особенность привередничать.

***

Ничто не предвещало беды, пока в предзакатном часу ко мне вздумали вломиться гости. Лис предусмотрительно заперся в погребе. Некто вначале побарабанил в дверь, затем сломал хлипкую защелку и ворвался в сени. И предо мной предстала запыхавшаяся троица: лысый хиленький мужичок, дородная дама в необъятном переднике и белобрысый босоногий мальчонка, старательно ковыряющийся в носу.

– Госпожа! – Женщина бросилась целовать мои ботинки. – Спаси нас, грешников!

Мужик упал на колени и забился в поклонах. Мальчик, издав протяжный стон, плюхнулся рядом с ним.

– Вы бы встали и объяснились, что стряслось, – промямлила я.

И они заголосили разом:

– К нам забрался бес!

– Неспокойный из низов землицы решил прибрать наши почерневшие души!

– Мамуся, папуся, это кошечка! – заныл ребенок.

Я обескуражено моргала. Глава семьи, долго подбирая слова, объяснил причину безумия. Поутру их сынишка нашел огненно-рыжую кошечку с перебитой лапкой, столь милую, что родители пристроили ее в сенях. Кошечка отпилась молоком, заснула за печкой. Но позже, когда солнце скрылось за горами, обратилась устрашающей бабкой, закутанной в серую шаль. И начала проказничать: пороняла горшки, надкусила все луковицы, прокляла мать с отцом и исчезла. Правда, голос её и после выкрикивал ругательства.

Семья докумекала, что столкнулась с бесовщиной. И в полном составе отправилась ко мне, как к единственной спасительнице, за подмогой.

Удивительно, что жители Капитска не слышали о кикиморах. Те частенько пакостничали деревенским. Достаточно пустить обернувшегося кошкой духа за порог, как он освоится и посчитает дом своим – а значит, попытается вытурить оттуда предыдущих владельцев. Кикиморы в общем-то безобидные, и их никто толком не боялся. Просто не привечали кошек, а уж если по глупости впускали духа, то ставили под лавкой плошку сметаны. И кикимора вылизывала её, требовала добавки и опять затихала.

Но капитчане оказались куда изнеженнее, наивнее. Очевидно, и домовых не видали, и с лесавками в чащобах не встречались.

Семейство осталось ждать за калиткой родного жилища, правда, храбрый ребенок намеревался сунуться со мной, но мать обхватила его и не позволила «идти на верную гибель». Я, ухмыльнувшись, вошла в дом и задорно свистнула.

– Чего визжишь, коза драная, спать мешаешь? – прошамкало где-то в углу. – Хочешь остаться без ушей? У-у-у, я тебя за лохмы-то оттаскаю.

Кикимора противно взвыла.

– Показывайся, шалунья. Мне от твоих угроз ни горячо, ни холодно.

Кикимора неохотно явилась из-за печи.

– Ведьма, что ли?

– Светлая колдунья. Неужели думаешь, что если здешние такие простофили, то ты можешь их дурачить?