Мика Ртуть - Дети грозы. Книга 5. Драконья кровь

– Вот теперь я вижу, что ты готов к свершениям во славу империи. Кстати, мешать возрождению Ману не обязательно. Просто найди Глаз Ургаша и разберись, что же творится в Валанте, а заодно и со своей личной жизнью. И про ирсидских герцогов не забудь! Контрабанда – это серьезно, мой мальчик.

– Как скажете, Учитель.

– Вот и хорошо, вот и чудесно! В порту тебя ждет корабль. Да, имей в виду, о Глазе Ургаша император не знает. Ни к чему его пока волновать, может быть, это всего лишь моя старческая блажь.

– Вот только бороду с ромашками не надо, – взмолился Дайм. – Это уже слишком для моей нежной детской психики.

Светлейший от души рассмеялся, даже слезу утер.

– Ладно, ладно. Пожалею твою хрупкую детскую… Ох, Да-айм! Растешь, определенно растешь!

– Скоро на горшок сам ходить буду, – светло улыбнулся Дайм. – Вашими молитвами, о мудрейший.

Светлейший не ответил. Он лишь довольно прижмурился на солнце и взялся за чашку. Несколько минут он молчал и с совершенно счастливым видом цедил шамьет.

Дайм тоже молчал. В конце концов, рогалики с кухни Светлейшего – это самая вкусная вещь на свете. Эту простую истину он усвоил еще в тринадцать лет, и с тех пор ничего не изменилось.

– Ну-с, а теперь тебе пора, – допив шамьет, посерьезнел Парьен. Это прочитаешь уже в дороге. «Семерочка» отплывает через полчаса.

Парьен вынул из воздуха, то есть взял со стола в кабинете, запечатанную весами в круге папку и подал Дайму.

– А как же подарки от Ци Вея?

– Их уже погрузили на шхуну. Твой сундук тоже, – ответил Парьен, подмигнул и… нет, не растаял в воздухе, как балаганный «Страшный Колдун», а поднялся с кресла и вышел из комнаты. Ножками, как обычный человек. И дверь за собой закрыл.

Дайму осталось лишь пожать плечами и быстрее управиться с утренним туалетом. Схватив так и не разобранную сумку и сунув в нее папку, он вышел в сад через высокое, от пола до потолка, окно и свистнул Шутнику.

Странно, что Парьен выбрал для него путь по реке – даже на самом быстром корабле до Суарда добираться десять дней, что на четыре дня дольше, чем верхом. Но не спорить же! Со Светлейшего станется в этом случае предложить ему отправиться на верблюдах, а верблюда вынуть из кармана.

М-да. Стоило ли взрослеть, чтобы понять, что жизнь есть балаган, а Светлейший в нем – директор?

«Семерочка» оказалась старым корытом, а шкипер – неопрятным типом с потрепанной подзорной трубой, болтающейся на груди поверх некогда изумрудного суконного камзола. Суетящиеся со швартовыми и парусами матросы были под стать: в обносках, заросшие и диковатые. На этом корыте не предполагалось пассажирской каюты, и Дайму достался закуток старшего помощника: три на четыре шага, подвесная койка, сундук и лампа с полудохлым жуком под потолком, за который Дайм цеплялся макушкой.

– Завтрак для вашей светлости на кубрике, – щербато осклабился шкипер и, покачнувшись, подмел воображаемой шляпой палубу, уверенный, что блещет изящными манерами.

«Все же Парьен издевается», – подумал Дайм, увидев дергающего себя за бороду кока и овсяную кашу с солониной на покрытом серой тряпкой столе. Но, попробовав, переменил мнение: от такого завтрака не отказался бы и сам император – если бы прежде, чем есть, закрыл глаза.

– Вы это, вашсветлсть, не думайте, – пробурчал кок, подавая удивительно ароматный чай. – Наша «Семерочка» только с виду тихая, а как пойдет, никто не угонится. Она ж на синем жемчуге, родимая.

Дайм чуть не поперхнулся. Такое корыто на синем жемчуге? Да одна жемчужина стоит больше, чем вся шхуна вместе с командой. А кок тем временем продолжал:

– …потому и не продает ее. Триста восемь лет, во как. Кому она нужна, суша эта? Уж лучше мы так, по воде. С воды оно все красивше будет. Чего мы там, на суше, не видали…

– Так, говоришь, за шесть дней будем?

– Лет сто назад дошли бы за пять, но «Семерочка» уже не так бодра, как раньше.

– А покажи-ка мне, любезный, пузырь, – велел Дайм.

– Как же… это ж… – вытаращил глаза кок. – Сердце «Семерочки»! Шкипер с меня шкуру того.

– Воздух и разум, вторая категория, – улыбнулся ему Дайм, предъявляя Цветную грамоту.

Оригинал, как и положено, хранился в Конвенте, а оптическая копия, заверенная тем же Конвентом, могла быть активирована в любой момент безо всякой физической привязки, одним лишь желанием. Крохотный фокус, доступный даже шерам условной категории – и единственное возможное для них управляемое проявление дара.

Вместо ответа кок вытаращил глаза еще больше и быстро-быстро закивал.

– Ну что, идем. – Дайм встал, попутно отметив изумительно ровный ход шхуны.

Конечно же, кок повел его сначала к шкиперу. Тот изрядно поломался, даже рекомендация Парьена и грамота второй категории не произвели на него должного впечатления. Уж очень он боялся за свою «Семерочку» – что немудрено, если учесть, что рассказанная коком байка о корабле, подарившем команде бессмертие, была чистой правдой. Как и то, что заночевав на суше, любой из команды это бессмертие потеряет. Но дар убеждения Брайнонов сделал свое дело, и шкипер, кряхтя и ворча о том, что никому нельзя доверять в наше неспокойное время, провел Дайма в кормовое отделение трюма и отпер дверь, обитую бронзовыми полосами и зачарованную, как банковское хранилище.

– Вы поосторожнее с ней, вашсветлсть, – глядя на мутноватую, низко гудящую и переливающуюся сферу, с нежностью в голосе попросил шкипер. – «Семерочка» ласку любит.

– Не волнуйтесь, почтенный. «Семерочке» понравится.

Словно услышав, радужные пятна заскользили по поверхности пузыря, слились и вспыхнули, делая сферу идеально прозрачной. В глубине ее плавали семь крупных, с дикий орех, живых жемчужин глубокого синего цвета. Дайм чуть не ахнул: такой роскошью не мог похвастаться даже флагман имперского флота, а тут – древняя шхуна. Вот уж Парьен мастер на неожиданности.

– Точно, нравится ей, – проворковал шкипер, взглядом лаская всплывшие и прилипшие к сфере там, где ее касались руки Дайма, жемчужины. – Девочка моя хорошая.

– Не отвлекайте, почтенный.

– Все-все, ухожу!

Едва дверь за шкипером закрылась, Дайм отстранился от реальности и нырнул в странный водный мир. Жемчужины пели, шептали, показывали глубины залива Сирен, где они родились и выросли, спеша поделиться с редким гостем, способным говорить с ними.

«Покажи! – наконец потребовали они. – Все, что видел».

И Дайм показал – самое драгоценное, что было у него. Родной замок Маргрейт, в котором не был полвека. Мать, брата и сестер – не виденных столько же. Нечаянно обретенного названного отца – хмирского Дракона. Темного шера Бастерхази – своего возлюбленного и убийцу. И Шуалейду, почти сбывшуюся мечту.