Надежда Первухина - Любовь – это розы и хлыст

Она помогла мне сесть в постели, ловко взбила подушки, поправила кружевной балдахин так, чтобы лучи солнца не мучили моих глаз, отвыкших от света за время болезни.

– Вот теперь можно глоточек вина, – утвердительно сказала она.

– Да, пожалуй. Ченца!

– Моя госпожа?

– Дай мне неразбавленного вина!

– Что вы, доминика! Статочное ли дело – высокородной девочке пить неразбавленное вино!

– Ну, пожалуйста! Ведь никто не узнает!

– Ах, ладно! Только вы уж меня тогда не выдавайте!

– Разумеется. А почему ты стала обращаться ко мне на «вы»?

– Вы стали такой большой, доминика!

– Чепуха!

– Так-то так…

– Называй меня по-прежнему на «ты», умоляю! И расскажи, долго я болела?

– Минутку, только налью вина… Вот, возьми бокал, смотри, не пролей…

Я взяла свой детский бокал из дутого стекла, изнутри украшенный маленькими жемчужинами. Считается, что жемчужины потемнеют, если в вине будет яд. Сейчас, слава Богине, они были светлыми и по-прежнему прекрасными. Говорят, жемчуг – это слезы Богини, страдающей за грехи всех женщин мира…

Я отпила глоток. Вино было восхитительным. Впервые я пила его неразбавленным и чувствовала себя просто прекрасно. Сладко-терпкое, оно оставляло мягкое послевкусие и пахло корицей и розами. Я выпила еще и еще, блаженствуя и осознавая, что испытание болезнью прошло, и я снова могу радоваться жизни, какой бы она ни была.

– Смотри, не запьяней, – шутливо проворчала Ченца и отобрала у меня пустой бокал. – Нет, вы подумайте только! Вылакала бокал вина, просто как заправский пьяница! И это – девочка!

– Ты только что утверждала, что я жуть как выросла.

– А ты за словом в карман не полезешь! Ох, милая, я так рада, что ты пошла на поправку. Ты так долго была без сознания, в жару…

– Как долго?

– Заболела ты весной, а сейчас уже давят вино из винограда нового урожая.

– Ого-го! Так расскажи мне, что случилось за это время!

– Ну… Был пожар. Кое-кого похоронили… Приезжали дознаватели из столицы… Детка, успокойся, ты очень взволнована и раскраснелась. Не надо думать об этом. Вот вырастешь большая, тогда и подумаешь.

– Ладно, – кивнула я и постаралась успокоиться. – Расскажи, что делается в кастильоне, в деревне…

– В кастелло всё по-прежнему. Домина Катарина с доном Фичино отправилась к целительным источникам Санта-Торино. У нее сильно пошатнулось здоровье в связи с твоей… с твоим проступком.

– Что ж, это понятно! Можно подумать, высокородная девушка не может прикончить какого-то выродка!

– Это пятнает честь девушки…

– Интересно, чем же?!

– Трудно объяснить. Считается, что лицам женского пола вообще не положено убивать, а уж тем более – мужчин. Жизнь мужчины священна.

– А жизнь женщины, значит, нет?! Агору изуродовали! Дай мне еще вина!

Ченца торопливо налила в бокал вина и подала его мне. На сей раз я выпила его залпом, даже не чувствуя вкуса.

– Так, – мрачно сказала я, понемногу успокаиваясь и садясь на край постели. – Еще какие новости?

– Да особо какие… Твой благородный брат Франко, да хранят его боги, отправился на маневры по указанию рекса Альфонсо Пресветлого. Ой, еще ведь мессире Франко получил награду от его величества!

– Какую?

– Корундовый Орден Боевой Славы за заслуги перед Патрией и в придачу к нему – все земли от Амбры до Вайоленто. Говорят, это очень хорошие земли, можно посадить много виноградников и пасти большие стада. Ты должна гордиться братом, доминика Норма.

– Само собой, – хмыкнула я. – Слушай, мне после вина ужасно есть хочется. Обед скоро?

– Обед ты проспала, соня. Но я что-нибудь тебе раздобуду. Вряд ли ты откажешься от мясного пирога и сыра.

– А, может, еще будут маслины? И мелко нарубленный укроп с оливковым маслом – у-м-м, обожаю!

– Конечно, моя госпожа. Всё будет. А сейчас давай, я помогу тебе одеться.

– Мольто бене!

Она поцеловала мне руку и вышла. В ожидании мясного пирога и прочих вкусностей я уселась на скамеечку у полуоткрытого окна. Воздух был прогрет и мягок, легкий ветерок колыхал шелковые занавеси, в окно заглядывала ветка коричневого дерева, источая чарующий аромат… Как всё напоено покоем! Даже мухи не летают, словно застыли в патоке…

Но что меня ждет?

Да, я ребенок, но я уже убийца, я запятнала руки кровью. Законы суровы к убийцам, особенно если убит мужчина. Может быть, тому, что меня еще не бросили в prigione , тюрьму, я обязана своим высоким происхождением? Дочь кавальери просто так, без большой коллегии судей, ни взять под арест, ни казнить не получится. И разве никто не вступится за меня, если дело все-таки дойдет до суда?

…Я услышала, как ржаво скрипят жуткие даже на вид цепи подъемного моста. Кто-то приехал в кастелло? Может быть, мать решила вернуться или Франко? Нет, вряд ли. Они не поторопятся приехать даже в случае моей скоропостижной morte . Так, об этом пока не будем. Что-то Ченца не торопится, есть ведь хочется! Я сейчас готова съесть не только мясной пирог, но и целого молочного поросенка впридачу!

…Только я о ней подумала, Ченца оказалась тут как тут. В одной руке она несла запотевший глиняный кувшин, в другой – миску, накрытую salphetta.

– Доминика Норма, вот еда, кушай, только поторопись! Приехала какая-то дама в сопровождении трех всадников в лиловых плащах; управляющий отвел их в парадные покои. Поскольку ты сейчас одна из рода Азиттизи дома, тебе придется их принять, как главе кастелло. Да торопись же!

Я пристроилась у столика, Ченца сняла с миски тряпку. Фу, это оказался козий сыр! Правда, с оливками. Моя верная кормилица меж тем, пока я, давясь, впихивала в себя ненавистный сыр, налила мне апельсинового сока в бокал. Я прихлебывала его и искоса посматривала на Ченцу – та открыла сундук с моими парадными блио и сорочками и, похоже, искала самый красивый наряд.

Я прикончила мерзкий сыр, допила сок и встала.

– Скорее переодевайся, доминика, гости ждут.

Я покорно снесла переодевание и заплетание косы, которая мне представлялась крысиным хвостиком. Геннин, это сложное головное украшение, мне еще не положено было носить, так, что лоб у меня был не выбрит, и это ужасно удручало. Хотелось выглядеть взрослее и солиднее.

Тут на пороге появилась моя новая менторша. Она оглядела мой наряд и одобрительно кивнула. Потом сказала:

– Идемте, доминика Норма. Вас ждут.

И она на «вы»! Боги мои!

Приноравливаясь к широкому шагу моей менторши, я зашагала торопливо и несолидно. Но вот мы подошли к дверям парадных покоев.

– Секунду, доминика. Сосчитайте от уно до децимо.

И менторша глубоко вздохнула.

Разумеется, я подчинилась. С последним числом, прошептанным под нос, в сердце вошло спокойствие и уверенность. Пусть мне всего три года, но я – рода Азиттизи, а наш род никогда ничего не боялся.