Дженнифер Бенкау - Одна истинная королева. Книга 1. Коронованная звездами

– Спасибо, – бормочу я, прикидывая, осмелюсь ли снять джинсы в присутствии Питера. Но он, правильно истолковав мое смущение, встает и выходит из хижины. Волей-неволей думаю о том, что скрывается в темноте. Но Питер знает, что делает.

Торопливо промываю и смазываю раны. От мази несет разлагающимся тюленем, но я чувствую, что она действует, а вонь исчезает. Замотавшись в одеяло, гляжу на небо сквозь отверстие в крыше. В небе над Лиаскай тоже мерцают звезды – их довольно много. Не закрываю глаза, жду, когда же послышится скрип двери.

– Доброй ночи, Питер.

– Ночи, мисс Уолш.

– Можешь звать меня Майлин.

– Завтра посмотрим.

Устало моргаю от тусклого света. Как я могу спать – загадка… Чувствую себя совершенно разбитой. Меня терзает страх перед этим незнакомым миром. И тоска по дому, я так скучаю по маме и Рави! И очень беспокоюсь за Вики!

Но несмотря на это, я продрыхла всю ночь. Так утомилась? Или Питер подсыпал что-то в похлебку?

Его, кстати, поблизости нет, но котомка валяется у остывшей печи, да и вряд ли он ушел без меня. Питер даже оставил мне немного еды – прямо на лежанке вижу краюшку хлеба, кусочек твердого сыра и кружку воды.

После скудного завтрака, натянув джинсы и куртку, выхожу из сторожки и осматриваюсь. За хижиной обнаруживается бочка с дождевой водой, рядом – внушительная стопка дров, чурбан для колки и инструменты. От воды разит мхом, но я решилась прополоскать рот и почистить зубы пожеванной веточкой – читала о таком в одном романе про путешествия во времени.

– Уже проснулась? – раздается за спиной голос Питера.

Вздрогнув, оборачиваюсь и вижу, как он застегивает рубашку на обнаженной груди. Кожа влажная – он только помылся. С волос капает вода.

– Хотел меня напугать?

Голос назло такой хриплый?

– Как будто тебя можно напугать! – отзывается он, смеясь чему-то, не знаю чему. Признаюсь, несмотря на мое бедственное положение, этот смех… цепляет меня. В своем мире я бы сделала все возможное, только бы он почаще смеялся.

– И что смешного?

– Да так. Не наколешь дров? Сторожку надо оставлять такой же, какой ее нашли. – С этими словами он схватил ведро и, наполнив его дождевой водой, унес в хижину.

Он наверняка думает, что я не умею колоть дрова. Но дома у нас камин, и мама быстро сообразила, что о дровах надо заботиться самим, если мы хотим его топить. Обычно я рублю топором, а не при помощи предложенных здесь расклинивающего ножа и молотка, но после нескольких неудачных ударов я освоила принцип, и дело пошло.

С грудой дров в руках возвращаюсь в сторожку – Питер собирает свою сумку.

– Будешь так долго возиться, придется топать до Рубии недели три.

На миг меня охватывает возмущение. Долго возиться? Да он должен радоваться, что я вообще умею рубить дрова! Но с ядовитой улыбочкой я возражаю:

– Мог бы сам нарубить, если такой быстрый. Ну, с чего ты взял, что меня не напугаешь?

Покидаем сторожку и идем в лес – туда, где чаща.

– Ночью у нас был гость. Довольно громкий.

– Да ладно? – Стараюсь, чтобы голос звучал равнодушно, но не получается.

– Лесной лев. Вроде львица. Опасна для человека, только когда охраняет детенышей.

– Звучит стремно.

– Бывает и хуже.

Две-три минуты идем молча, и я размышляю, что может быть хуже лесной львицы с голодными львятами. Понятия не имею, какие они, эти лесные львы…

Питер прерывает молчание.

– Львица скреблась в стену, я уже думал, что она доберется до нас.

– А потом? – невольно спрашиваю я.

– А потом ты начала храпеть, и львица убежала.

Я было открыла рот, чтобы заявить: «Я не храплю!» Но… Неужели он специально меня бесит? Холодно улыбаюсь ему:

– Тогда благодари меня за наше спасение. Всегда пожалуйста.

Лесу не видно конца. От местной флоры и фауны я только рот разеваю! Вот грибы, которые в разы увеличиваются, если к ним подойти. Птицы, в тени серые и незаметные, отливают золотым и огненно-красным в лучах просвечивающего сквозь зеленую крону солнца. Деревья тянут к нам длинные гибкие листья – им нужна соль, которая содержится в поте людей и животных. Питер частенько предупреждает о вещах, на мой взгляд, безобидных и посмеивается надо мной, когда я пугаюсь.

Здоровенную змею он характеризует как «самое миролюбивое создание на всем белом свете», зато от милой яркой порхающей бабочки мы уносим ноги – ее укус ядовит. Питер постоянно меня торопит, и я несусь за ним как сумасшедшая. Ноги я стерла и несколько раз подвернула, и теперь лодыжки болят. Но если хочешь переночевать в сторожке, надо стиснуть зубы.

Мы едва успеваем, но вечером снова сидим у огня. Питер насобирал много грибов – на вкус как картон с перцем, но сытные. В этой сторожке двое нар, а матрас набит соломой, он плотный и удивительно чистый. Я страшно устала, руки и ноги отяжелели и закаменели – но спать не могу.

– А что ты делал до путешествия по лесам? – пристаю к Питеру, поняв по дыханию, что он тоже не спит.

– Я пастух. – По голосу понимаю, что он улыбается.

– Вот как? И кого ты пас? Овец? Коз?

– Саблерогов.

– А какие они… эти саблероги?

В прощальном отблеске гаснущих углей вижу, как он приподнимается на локтях и смотрит на меня.

– Ты не знаешь саблерогов? А лошадей?

– Лошадей знаю. У нас они тоже есть.

На меня накатывает тоска. Лошади напоминают мне про Вики, ту Вики, которой она была до болезни.

– Саблероги похожи на лошадей, только они повыше, и из носа у них растет изогнутый рог. Ну и питаются они иначе.

– Ага. И что они едят?

– В основном твоих маленьких пушистых друзей. А еще кроликов, лисиц, если получается поймать, даже молодых кабанов или ночных кошек.

Огромные рогатые хищные лошади… Было бы классно поглядеть на саблерога, но издалека.

– И ты их пасешь? Чтобы ими не закусили гигантские волки или чтобы сами саблероги не закусили людьми?

Всякое может быть, верно?

Он тихонько смеется.

– И то и другое. Иногда я их дрессирую. – В голосе слышатся веселые нотки. Знает же, что я ничего не соображаю, вот и стебется. Готова спорить, что саблерогов нельзя дрессировать.

– Круто, – равнодушно тяну я, – люблю больших животных. В школу вот езжу на буйволе, ну, чтобы слон передохнул.

Ночь давит меня темнотой. Я дико устала, но это не притупляет моей тоски по дому – так и лежу без сна. Спустя две минуты до меня доходит, что снаружи кто-то шумит и скребется, царапается и пищит. Изъеденные древоточцем стены – единственное, что отделяет нас от зверей, не знаю, опасных или нет. С утра пораньше докопаюсь до Питера с расспросами. Чем больше узнаю об этом мире, тем легче мне будет адаптироваться.

Угли потухли, не вижу ничего: сплошь чернота. Над отверстием в крыше плотная крона дерева заслоняет небо, так что звездный свет к нам не проникает. Такое впечатление, будто Питер тоже не спит. Не знаю, закрыты ли его глаза или он пялится в потолок. Но я ощущаю его присутствие так отчетливо, как если бы он сидел рядом и смотрел на меня. Такое чувство, что, стоит мне мысленно его окликнуть, он поднимет голову и спросит, что случилось.