Илана Ветрова - Королевская кобра

– Не надо выковыривать мне глаза, – от неожиданности я вздрогнула и тут же прыснула – подруга продолжала держать один глаз закрытым, зато второй, открытый, смотрел на меня до смешного серьезно.

Мы толкались, хохотали и делали вид, что хотим выколоть друг другу глаза, пока суровый окрик Пратимы не прекратил наше веселье.

Малати снова сомкнула веки, а я, прикусив губу и сдерживая рвущийся смех, чертила рваную линию.

Я закончила разрисовывать лицо подруги, как ни странно, оставшейся с целыми глазами, зато вокруг них красовались неровные, толстые круги. Теперь настала очередь Малати наносить краску.

Только она поднесла палочку к моему лицу, как я зажмурилась и фыркнула. Прикосновение было щекотоным и прохладным.

– Не бойся, дай мне тебя накрасить, – попросила подруга. Но я не могла расслабиться и в ответ на ее уговоры продолжала жмуриться.

– Ах так! – воскликнула Малати и двумя размашистыми движениями прочертила полосы практически до волос.

– Уже готово? – удивилась Пратима, когда Малати отложила палочку, и подошла посмотреть на результат. – Плохо! – покачала она головой. – Очень плохо. Если бы вы не баловались, а приложили достаточно стараний, то получилось бы так же… – Пратима обвела взглядом комнату, отыскивая, кого бы привести в пример.

Осмотрелись и мы. Успехи у всех девочек были примерно одинаковыми – ни у кого черный контур не проходил около ресниц, у всех он прыгал, словно волны в сильный ветер.

– Итак, я смотрю, что все вы отнеслись к этому заданию, как к развлечению, – уперев руки в бока, нависла над нами Пратима. – Напрасно вы так решили. Жрицы всегда были образцом красоты и грации. На шествии, да и в другое время, все будут видеть только ваши глаза. Глаза – это самая выразительная часть на лице женщины, – учительница прохаживалась перед нами. И подтверждая свои слова, поводила глазами из стороны в сторону. Блестящие белки контрастировали с черным контуром и притягивали взгляд. – Ваши глаза должны увлекать, пленять, заставлять забыть обо всем. Те, кто не хочет ради этого потрудиться, не сможет принять участие в празднестве. Сейчас тренируйтесь. Завтра проверю ваши успехи.

Оставив нас с этим пугающим знанием, Пратима ушла. Мы же не знали чем заняться – снова наносить краску или отрабатывать движения танца.

Я вернулась в комнату и забралась на настил, служащий нам кроватью. Из-под сложенных аккуратными квадратами пледов вытащила подаренный купцом кусочек зеркала, посмотрела и снова рассмеялась. В отражении я могла видеть только один глаз, но он был таким огромным, вытянутым, к тому же обведенный толстым черным овалом, что удержаться было невозможно.

– Над чем ты там смеешься? – я не заметила, как Малати оказалась рядом и, стараясь рассмотреть, что так развеселило, с размаху ударилась в меня лбом.

– Ай! – одновременно воскликнули мы, потирая ушибленные места.

– Дай, я тоже посмотрю, – она протянула ладонь, и я, не раздумывая, вложила в нее свое единственное сокровище. – Глаза должны пленять, увлекать, – глядя в отражение, передразнила Малати Пратиму. – Увлекайся, увлекайся, – как мантру повторяла она. При этом так широко открыла глаза, что казалось они сейчас выпадут. От смеха у меня уже катились слезы и болел живот, но подруга продолжала напевно растягивая слова. – Нет, не увлекают, – горестно вздохнула, покачала головой и, рассмеявшись, вернула мне зеркало.

Тут же со всех сторон потянулись руки – оказывается, привлеченные нашими голосами, пришли и остальные девочки.

– Дай. Дай. Мы тоже хотим посмотреть, – наперебой просили они.

Отдавать было страшно, но и не дать не могла – девочки и так косились, что мы с Малати держимся от них на расстоянии. Дрожащей рукой протянула осколок и с тревогой наблюдала, как девочки берут его, смеются и передают дальше. Несколько раз казалось, что он вот-вот упадет и рассыплется множеством осколков, тогда мое сердце, сжимаясь, тоже падало в живот.

Успокоилась я только когда зеркало снова вернулось ко мне и было надежно спрятано под покрывалами.

– Девочки! – Малати запрыгнула ко мне и повысила голос, обращая на себя внимание. – Сегодня мы вызвали недовольство сразу двух учителей. Давайте, сейчас снова попытаемся друг друга накрасить, а когда сядет солнце, повторим танец.

– А почему ты решаешь за всех?

Девочки обернулись и увидели Ратну. Она стояла расставив ноги и наклонив голову, как бодливый бычок.

– Почему мы должны делать то, что ты сказала? Когда ты стала учительницей?

– Можешь не делать, – спрыгивая на пол, легко согласилась Малати. – Можешь даже по своему обыкновению лечь поспать, Только не удивляйся, когда из учениц тебя переведут в служанки.

– Но почему мы должны сейчас учиться наносить краску, а после этого танцевать? Почему не наоборот? – от слов Малати Ратна попятилась, но все равно продолжала спорить. Мне показалось, что она делает это только из вредности и будет против всего, что предложит подруга.

– Потому что сейчас еще светло, а при свете рисовать проще, чем в сумерках. Когда зайдет солнце, станет прохладнее – самое то для танцев. К тому же, если мы сначала будет упражняться в танце, то потом станут дрожать руки, тогда точно не сможем провести ровную линию. Кто согласен, пойдемте во двор! – воскликнула она и первая побежала к озеру – смывать черные круги под глазами. Как созревший горох из лопнувшего стручка, мы высыпали за ней.

Умывшись в пруду, мы снова взяли палочки. На этот раз Малати решила быть первой.

– Закрой глаза и не морщись, – попросила она, нацелившись на меня черным острием.

Я тут же зажмурилась и почувствовала легкий щелчок по уху. Улыбнулась и постаралась расслабиться, но веки все равно подрагивали. Почувствовала прохладное прикосновение и вздрогнула.

– Тш-ш, – раздалось над ухом.

Не торопясь, твердой рукой, подруга провела сначала по одному веку, а за тем и по второму.

– Готово, – отстранилась она, а я бросилась к пруду.

Даже подернутое рябью, отражение показало мне две проведенные вдоль ресниц ровные линии.

– Как это у тебя получилось?! – развернувшись, я не моргая уставилась на подругу.

– Ты забыла, что я здесь живу, сколько себя помню? – Малати смешно сморщила нос. – Когда старшие девочки уходили на занятия, я пробиралась в их комнаты и училась накладывать краску.

– Так ты умеешь краситься? Зачем же тогда обманывала, что не умеешь? – я не понимала ее поступков. Если бы я умела так танцевать, как она на площади или краситься, давно бы стала лучшей ученицей и тогда мне бы не грозила участь стать служанкой. Малати же, словно специально допускала ошибки, чтобы держаться в середине и не выделяться.

– Затем, что не всегда надо показывать все, что умеешь, – вздохнула она, подтверждая мои догадки. – Ты же и сама замечаешь, что на тебя и меня начинают коситься. Девочки могут разозлиться и нарочно делать пакости. Тебе нужны враги? Представь, что на одном из занятий тебя «случайно» порежут или поставят подножку, – она поправила на плече браслет из девятиликих лунных рудракши.