Дана Арнаутова - Обрученные луной

Она замялась, не зная, как попросить выпустить ее из-за стола. Потом, тихо уронив извинение, окликнула Кайсу и указала взглядом на выход из зала. Та мгновенно поняла, ловко выбралась сама и помогла выйти Лестане.

– Ну что, младший Волчок тебе милее? – поинтересовалась подруга, стоило им оказаться в коридоре.

После зала, жаркого от множества тел и горячих блюд, здесь царила приятная прохлада, и Лестана вздохнула свободнее.

– Перестань, – попросила она смущенно, прикладывая ладони к пылающим щекам. – Он такой…

– О, еще какой! – подхватила Кайса. – Но знаешь, мне своего соседа стало даже жалко. Он, бедняга, к концу вечера косоглазым станет – так в твою сторону взглядом тянется.

– Соседа? – не сразу поняла Лестана. – Ах, этого?

Она фыркнула, сообразив, что Кайса говорит о Хольме, и решительно заявила: – Ну, это его дело. Пусть хоть наизнанку вывернется! Кайса, а ты знаешь, где здесь…

– Уборная? Знаю, конечно.

Подруга свернула в какой-то узкий проход, и Лестана последовала за ней. Они прошли пару комнат и вдруг вышли в маленький дворик, окруженный стенами, но под открытым небом.

– Снаружи? – ужаснулась Лестана. – Как же они зимой?

– Ну… – протянула Кайса и хихикнула: – Наверное, шерсти много, отморозить ничего не боятся.

– Кайса! – Лестана тоже прыснула.

Ветерок принес ароматы цветов, Лестана различила ночную фиалку, наверное, ее нарочно здесь посадили, чтобы отбить запах. Она нашла взглядом маленькое строение и мужественно зашагала туда, уговаривая себя, что не может все быть совсем плохо. Госпожа Сигрун наверняка строгая хозяйка и грязи не потерпит.

В самом деле, внутри было чисто, и Лестана, быстро сделав дела и поправив платье, выскочила наружу, махнув Кайсе. Та скрылась в уборной, а Лестана отошла подальше, потому что фиалки фиалками, но лето же, тепло…

Ближнюю стену закрывал ветвями огромный старый вяз, и Лестана мечтательно подумала, как было бы славно не возвращаться в шумный жаркий зал, а залезть повыше и, устроившись на удобной широкой ветке, посидеть, полюбоваться звездами… Как дома! Но здесь все чужое, и нужно вести себя, как подобает наследнице клана…

– Так-так, а вот и наша милая кошечка! – раздался вдруг голос, и из высоких кустов вышел, на ходу подтягивая штаны, незнакомый оборотень.

Резкий запах разгоряченного и явно давно не мытого тела заставил Лестану скривиться. Она чуть не зажала брезгливо нос, возмутившись всем сразу: и обращением, и непристойностью того, что чужак делал в кустах. Уборная же рядом! Но оборотень шагнул вперед, к ней, и Лестана вдруг поняла, что брезгливость – еще не самое плохое чувство. Потому что ей стало страшно. Незнакомец оказался Медведем.

***

Повидать отца до ужина Хольм не успел. У вождя дел больше, чем на бродячем псе блох, а в последнее время забот еще добавилось. Город растет, каждый год строятся новые кварталы, мастерские, купеческие лавки и склады. То тут, то там вспыхивают ссоры из-за земли и торговли, а для Волков настоящий закон один – слово вождя. Вот и приходится Ингольву успевать повсюду. Снова кольнуло знакомой досадой: рядом с отцом в повседневных делах всегда оказывается Бран. Умный, веселый, умеющий парой слов остудить слишком горячие головы, а где надо – и клыки показать. Это правильно, что отец им гордится, однако для Хольма у него все реже находится доброе слово, зато спрос с него, старшего сына, но не наследника, – с каждым днем строже.

Но разве Хольм виноват, что Мать-Волчица не наделила его таким умом, как Брангарда? На своем месте он хорош! Кто месяц назад с дюжиной дружинников разгромил разбойничью шайку в три раза больше? Душегубы пискнуть не успели, как Хольм и его Волки разнесли их логово! И леса к закату от города теперь тихи и безопасны…

А кто в прошлом году дал укорот обнаглевшим Медведям? Пусть это и не была настоящая война, но не Брангард, а Хольм повел за собой сотню старшей дружины и отстоял земли Волков, захваченные жадными соседями, а потом еще и прихватил спорную полосу, передвинув границы в пользу своего клана. Даже отец тогда признал, что это был на редкость удачный поход!

Но теперь Волки все чаще договариваются в спорах, пока мечи тоскуют в ножнах, а клыки оскаливаются только в улыбках да на пирах. Отец говорит, что на век Хольма драк еще хватит, на то Мать-Волчица и наделила его горячим нравом, но в мирное время Бран вождю куда полезнее, а Сигрун еще ни разу не упустила случая это подчеркнуть. Ее послушать, так Брангард – воплощение всех добродетелей, а Хольм – бешеный зверь… И ведь слушают! И не объяснишь, что ему самому медальон вожака нужен, как прошлогодний снег! Пусть Брангард будет наследником, но это ведь не значит, что младшему брату нужно отдать все?

Хольм ожесточенно воткнул нож в кусок оленины, так что лезвие царапнуло по блюду, и снова покосился в ту сторону, откуда звучал раздражающе самодовольный голос брата. Гостья говорила совсем редко, а вот пройдоха Бран мурлыкал непрестанно, словно был с ней одного кошачьего племени. Зар-раза сладкоречивая…

Зато вторую девушку из посольства, то ли подругу, то ли служанку, посадили рядом с ним, снова ткнув Хольма носом, что его место – далеко за братцевым хвостом. Рыженькая Рысь оказалась маленькой, едва ли ему по плечо, но бойкой и с насмешливыми карими глазами. По правилам вежливости Хольм должен был за ней ухаживать, и он честно пытался: положил ей на тарелку всего, до чего дотянулся, благо руки длинные, налил светлого сладкого вина, старательно выслушал, как у них здесь интересно… Только вот болтать с девчонкой у него язык не поворачивался, и она, стрельнув на него острым понимающим взглядом, замолчала, уплетая угощение с отменным аппетитом.

А Хольм заставлял себя смотреть куда угодно, только не влево! Но толку от этого не было никакого. Лестана, дочь Рассимора, стояла у него перед внутренним взором так явственно, словно наяву – вот только руку протяни. И даже глаза не надо закрывать, чтобы вспомнить каждую мелочь, врезавшуюся в память! Хольм глотнул вина. Не легкого, что налил соседке, а темного крепкого пойла, что по обычаю Волков на пиру подавали только мужчинам. Густая терпкая влага в горло пошла мягко, но в желудке разлилась жидким огнем, и Хольм поспешно закинул следом кусок оленины. Не хватало еще опьянеть… Но как отвлечься? Как выкинуть из головы, что стоит повернуться, и поверх головы сидящей рядом Рыси видно крепкое плечо и улыбающееся лицо Брангарда, а дальше, сразу за ним…

У нее, единственной в зале, светлые волосы. Не белые, как отцовская седина, а именно светлые. Так чистейшая вода в ручье серебрится на солнце ясным днем, снова пришло ему на ум. И опять, как при первой встрече, Хольму немедленно захотелось расплести толстую косу, освободить пряди-струйки, запустить в них руки, гладя и протягивая между пальцами…