Натали Якобсон - Век императрицы

Он усмехнулся так, будто сказал что-то донельзя забавное.

– Я боюсь сегодня отправляться с тобой ко двору, – Марсель отлично знал, что упускает свой шанс, но делал это без сожаления. Он не хотел потерять ту волшебную нить, которая связала его с Эдвином, только потому, что рядом будет виться стайка раболепных и услужливых придворных. – Я стесняюсь прийти в Виньену в сопровождении короля. Ты понимаешь меня?

– Да, – по губам Эдвина скользнула улыбка. – Я подожду, пока ты избавишься от своей робости.

Марсель поднялся в свою мансарду в одиночестве, крепко запер дверь и распахнул окно. Он надеялся, что Эдвин, который сейчас бродит где-то по Рошену, сегодня еще явится к нему. И не важно, что снежинки сыплются на ковер, главное, что Эдвин увидит свет лампады, если будет пролетать мимо, и примет приоткрытое окно за приглашение.

Спать совсем не хотелось. Марсель все время вспоминал ночную процессию с факелами. Ему становилось страшно при мысли о том, что однажды он может попасться в руки таких вот захватчиков, которые бросят в узилище его самого. Он слышал о пытках, так называемых допросах с пристрастием, о судах, о вздорных, но опасных обвинениях. Один раз из задних рядов толпы он вслушивался в речь Августина и наблюдал за аутодафе. В оранжевых отблесках костров, среди криков, смертей и отчаянных просьб о пощаде Августин казался ангелом смерти. Он умел красиво говорить, умел очаровывать, гипнотизировать тысячи умов. Он заставлял людей свято верить в справедливость каждого своего заявления. Когда он появлялся на возвышении, недалеко от помостов для казни, с нимбом светлых волос, в грубой одежде, но с неистового светящимися глазами, то его уже было невозможно не воспринимать всерьез. Отличный оратор, он моментально становился центром внимания и мог убедить слушателей в любой непреложной истине.

Марсель бросил на стол альбом с набросками, устало опустился на кровать и замер в ожидании, а вдруг сейчас за окном раздастся знакомый шелест крыльев.

– Ты считаешь, что надежно защищен? – вдруг раздался строгий, звучный голос у него над ухом.

Марсель поднял голову и несказанно удивился, увидев перед собой Августина. Что это, галлюцинация, шутки Эдвина или же все-таки реальность? Ему даже захотелось пощупать мягкие светлые кудри, чтобы убедиться, что Августин, действительно, здесь, настоящий, живой и тщетно стремящийся удержать бушующую в нем ярость.

– Думаешь, стоит начертить пару колдовских символов вокруг косяка, и я не смогу переступить порог?

Августин сжал кулаки и тихо выругался. Ни один блаженный не стал бы ругаться так. Очевидно, лицемерить перед художником он считал излишним.

Как он вошел? Марсель нехотя обернулся на дверь. Ведь она же заперта, как инквизитор, даже самый выдающийся, может пройти через запертую дверь в жилье колдуна.

– Ты считаешь меня колдуном? – прямо спросил Марсель.

– А разве ты не колдун? – Августин также решил говорить без обиняков и вел себя в чужом жилье, мягко говоря, нагло.

– Ты пришел арестовать меня?

– Стал бы я волочить тебя в суд в одиночку без помощи охранников? Ты ведь можешь призвать на помощь тайные силы?

– Разве ты не святой? Разве не можешь одолеть колдунов.

Августин горько, насмешливо хохотнул.

– Не притворяйся болваном, – произнес он. – Мы оба знаем, кто мы с тобой есть? Маски сорваны, не так ли? Ты знаешь правду обо мне, я о тебе.

– Я ничего не понимаю, – Марсель следил за тем, как Августин расхаживает из угла в угол и ищет взглядом хоть что-то, на чем можно выразить свой гнев. Наконец он остановился и что-то пробормотал себе под нос, какую-то фразу на непонятном языке. Марселю показалось, что однажды он слышал, как Эдвин говорит на том же самом странном наречии.

– Ты думаешь, у тебя у одного есть неземные покровители? – вдруг спросил Августин.

– Каким образом ты прознал о такой незначительной персоне, как я? Тебя интересуют бедные художники?

– Ты давно уже не бедный, во всяком случае, можешь попросить поддержки у своего покровителя. Король может снабдить одного бездельника и золотом, и слугами, и безопасным убежищем. Тебе больше не придется продавать свои работы кому попало.

– Как ты узнал обо мне? – настаивал Марсель.

Вместо объяснений Августин протянул ему скомканный листок бумаги. Точно такая же бумага, какую Марсель купил у Камиля. Знакомая текстура была приятно для пальцев, и в то же время на ней, как будто огнем полыхали следы от прикосновений Августина.

Марсель развернул лист и узнал собственный рисунок. Тот рисунок, который он никому не продавал. Он только недавно скопировал фреску со стены подвала, где обитали тени. Он нарисовал свою прекрасную королеву, попирающей дракона. Змей свился кольцами у нее в ногах. У рисунка и фрески было лишь одно отличие. Марселю почему-то захотелось нарисовать за спиной красавицы темные огромные крылья, почти такие же, как у Эдвина. Эти крылья, как будто причисляли ее к сонму небожителей.

– Откуда ты это взял? – Марсель был растерян и возмущен. – Ты украл рисунок? Или подослал кого-то из своих слуг?

Августин отрицательно покачал головой. Он успокоился и застыл, прислонившись к стене. Ярость сменилась меланхолией.

– Это то, из-за чего ты собирался казнить меня?

– Нет, – возразил Августин и бережно коснулся листа краями пальцев. – Это то, что спасло тебя от казни.

Очевидно, решив, что говорить больше не о чем, Августин двинулся к входной двери.

– Отопри ее! – приказал он.

– Разве ты не можешь пройти сквозь нее?

– Я ничего не могу без их помощи, а они сейчас далеко, – пробормотал он, полагая, что собеседник все понимает. – Им не нравится твой покровитель.

– Ключ висит на крючке, – далеко не любезно сообщил Марсель.

Августин скорчил гримасу, будто хотел сказать «какой же ты ленивый», но, очевидно, вспомнил о том, что пришел незваным, и сам потянулся за ключом.

– Держи ухо востро, – со зловещей ухмылкой предупредил он. – Иначе, кто-нибудь снова украдет твои творения, и что произойдет в том случае, если они попадут не ко мне?

Не прощаясь, он переступил порог и даже не потрудился прикрыть дверь. Всего лишь на миг мелькнула на лестнице его золотистая голова, зашуршали полы длинного одеяния, и все стихло. Марсель остался наедине со своими мыслями, а красавица на рисунке, как будто, улыбалась. Марсель внезапно подумал, что если бы она сама в живую сейчас явилась перед ним, дама в короне и с крыльями, то он бы услышал от нее всего несколько слов «Это я спасла тебя». Ему стало жутко от того, что у него так разыгралось воображения. Увидеть ее саму это еще не так уж плохо, но, что если под ее ступнями он увидит свившегося кольцами змея, ощутит холод, исходящий от его сверкающий чешуи, что если яд с его раздвоенного жала капнет на ковер и взорвется исками пламени. Марселю не хотелось ощутить жар драконьего огня. Живые золотые кольца под ступней красавицы, как будто извивались даже на рисунке.