Натали Якобсон - Век императрицы

Неужели за один этот рисунок Марселя могли бы отправить на костер? Неужели Августин считает, что он писал все свои мистические картины с живой натуры?

Почему Августин так возненавидел его с первого взгляда? Потому что он подопечный Эдвина? Потому что ему, бедному художнику, покровительствует тот, кто посмел встать на пути у могущественного инквизитора.

Эдвин бросил вызов в лицо сильнейшему и одержал победу. Сам Марсель не смог бы пойти против устоявшихся жестоких обычаев ради чьей-то жизни, а Эдвин оказался настолько благороден, что защитил абсолютно чужих ему детей. Все ли ангелы такие отзывчивые, готовые помочь в беде. Марсель был горд от осознания того, что имеет такого друга. А то, что Эдвин намекает на какую-то страшную тайну, это ведь совсем не важно.

Марсель, как мог, разгладил смятый рисунок и положил его в альбом вместе с другими. Возможно, ему только показалось, что на бумаге, талантливо исписанной карандашом, запечатлены несколько поцелуев и слезы. Было сложно поверить в то, что Августин касался рисунка губами, что он плакал над ним. Он вообще не мог плакать над тем, что считал колдовским изобретением. Порой казалось, что он совсем ничего не чувствует, кроме ненависти ко всему человечеству, ко всем тем людям, которые вначале причинили ему страдания, а потом, когда он сделался символом, стали поклоняться ему. Что ему до этого змея и до красавицы, нарисованной на листе бумаги?

Теперь бумага сильно потрепалась и обветшала. Марсель решил, что, как только отдохнет, первым делом скопирует рисунок, чтобы сохранить его. Ведь потрепанный лист может порваться от легкого неосторожного прикосновения. Можно будет даже нарисовать новую картину. Марсель начал работать над триптихом и решил, что в средней его части будет очень красиво разместить именно это изображение только уже не в карандаше, а в красках. Ему нужны будут сандал, кармин и та удивительная смесь, которой он сам добился, чтобы создать сияющий золотой цвет для змеиной шкуры и хрупких крышек на спинке у змея. Что может быть прекраснее золотого ореола в центре окутанной таинственным мраком картины? Марсель невольно сравнил крылья дракона на своем первом мистическом творении с зарей, точно с такой же зарей, которая, казалось, всегда окутывала Эдвина. Свет, исходивший от него, в контрасте с тьмой становился более лучистым.

Марсель задумался, случайно опрокинул один из флаконов с красками и испугался, что пролил ту самую редкую золотистую смесь, которая нужна ему для работы. Густая липкая жидкость растеклась по столешнице, накрыла порезы от когтей и окрасила их в алый цвет. Слава богу, что в алый, а не в золотой. Марсель облегченно вздохнул. Наверное, он разбрызгал какую-нибудь старую тушь, которая чудом не засохла. Вот только опустевший пузырек был ему незнаком. Марсель рассматривал блестящее перламутровое стекло и горлышко, обрамленное мельчайшими самоцветами. Он сам никогда бы не стал хранить краски в таких дорогих склянках. Значит, флакончик принес с собой кто-то другой, но не Эдвин. Эдвин никогда не забывал своих вещей. И не Августин. Тот пробыл в мастерской всего пару минут и вряд ли бы заинтересовался красящими веществами. Единственное, что им управляло, это не интерес к живописи, а собственная ненависть ко всему роду людскому и слепое поклонение тем сверхъестественным существам, которых Марсель изобразил на рисунке. Знал ли Августин о них еще раньше, чем в каморку к Марселю заявился ангел и рассказал о существовании противоположного мира. Того мира, где живут могущественные создания, стремящиеся брать под свое покровительство одаренных. Конечно, Августин узнал о волшебстве гораздо раньше, чем Марсель. Иначе, как бы он смог отличать чернокнижников от простой толпы, как он смог бы узнать о том, что Марсель не одинок в своей мансарде, что к нему тайком являются высшие существа.

Значит, флакон принес кто-то из тех, кто приходил вслед за Эдвином. Марселю никогда не удавалось разглядеть их почетче, но он слышал их голоса по ту сторону окна, видел белые лица, мелькающие за стеклом в морозной тьме. Эти лица были похожи на фосфоресцирующие таинственные маски.

Возможно, кто-то из спутников ангела совсем обнаглел и шарил в отсутствии хозяина по мастерской. Марселю хотелось верить, что жидкость, растекшаяся по столу, это всего лишь красная тушь, но каким-то еще не затуманенным чарами уголком создания он понимал, что это не краска, а еще не свернувшаяся свежая кровь.

К горлу подступил ком. Во что же я впутался, подумал Марсель и опустился прямо на пол. Он устал, у него совсем не осталось сил, не было желания продолжать борьбу за жизнь. За что бороться? До появления Эдвина он успел отчаяться, но упорно продолжал надеяться на то, что удача однажды осчастливит и его. Тогда он знал, что должен сражаться за выживание и ждать, а теперь биться было не за что. Таинственный друг и так сделает для него все мыслимое и немыслимое. Конечно, Марселю нравился Эдвин. Невозможно было не полюбить Эдвина или не довериться ему, но что если вслед за ангелом в каморку живописца явится адский легион? Что, если создавая свои картины, он всего лишь выпускает на волю армию нечисти? Адские картины! Сегодня ночью Марсель даже не мог смотреть в их сторону. Он сам боялся того, что создал. Иногда ему казалось, что кто-то другой, прячущийся во мгле, держит его руку и заставляет вырисовывать на заднем плане те мрачные фигуры, которые Марсель никогда бы не стал рисовать сам. Фигуры, которые вот-вот оживут. Возможно, если снять кафтан, то под рукавом на локте Марсель обнаружит отпечатки от чьих-то когтей, мелкие кровоточащие следы от железной хватки того, кто заставляет его колдовать посредством кисти и красок. Марсель накинул материю на только что начатый триптих. Ему казалось, что еще не завершенные персонажи уже могут ожить, что они разлетятся по городу и начнут вершить собственный кровавый праздник.

Эдвин ведь ни словом не обмолвился о том, что присвоил себе королевский титул. Он никогда не лгал, просто умалчивал обо всем до тех пор, пока кто-нибудь не открывал Марселю правду случайно. Тогда Эдвин только пожимал плечами, будто пытался объяснить «никто не знает обо мне всего». О чем еще он умалчивал? Что, если потакая капризам ангела, Марсель неосознанно творит зло? Что если сам ангел давно уже изгнан с небес и призван командовать всеми демонами, которые ползают по земле и под землей, и теми, которые стремятся вырваться на волю из ада? Марсель гнал сомнения прочь от себя. Он безоговорочно доверял Эдвину, но кровь, растекшаяся по столу, как будто предупреждала, что это безграничное доверие может привести к гибели его самого.