Натали Якобсон - Век императрицы

Через полчаса мы уже сидели в первом приличном трактире, который встретился нам по дороге и на счастье еще был не закрыт. Для меня самого обычная пища не представляла интереса, а вот моя новая подруга была очень голодна, как и все уличные актрисы. Она с аппетитом принялась за первое горячее блюдо, а вот у меня запах приготовленной на огне еды вызвал легкое головокружение и тошноту. Конечно, в обмен на золото можно купить молчание, но как на меня посмотрят, если я вдруг закажу сырое мясо с кровью. Самому-то мне было наплевать на собственную репутацию, пусть окружающие считают меня кем хотят: колдуном, вампиром, оборотнем, святым духом, сошедшим с небес или заезжим принцем, но подставлять под подозрения эту девушку было бы неблагородно.

– Как тебя зовут? – я убрал руки под стол, опасаясь, что вот-вот коснусь ее запястья и снова обнаружу, что пульс не бьется.

Она потеребила пальчиками бахрому на треуголке. Ее головной убор лежал на столе возле вазочки с искусственными ирисами.

– А ты разве не знаешь? – вдруг спросила она.

– Откуда же мне знать? – я попытался принять самый невинный вид, но ее в заблуждение мне ввести не удалось.

«Ты похож на хорошенького, плутоватого школьника, только что провалившего экзамен», довольно откровенно говорил ее лукавый кокетливый взгляд, и кто-то там за окном, покрытым морозным узором, ехидно захихикал. Смеху вторили другие, те, кто бродил под окном и прятался на крыше. Я знал, что рядом прячутся какие-то бродячие духи, знал, что только что они засмеялись надо мной, и это приводило меня в полное недоумение.

– Меня зовут Флер, – наконец, призналась она и с игривой улыбкой приколола к своим волосам ирис, позаимствованный из вазочки на столе.

– Флер, – повторил я, будто пытался определить знакомо ли мне это имя. – А почему ты решила, что я знаю что-то о тебе.

– Ну, там во время представления ты смотрел на меня так, будто знаешь, что творится у меня в голове, – она поднесла к губам стакан с горячим пуншем. После того, как мы бродили под снегопадом, на ее лице почти не осталось грима. Оно оказалось куда более милым без краски. Изящным движением руки Флер смахнула у себя со щеки отклеившуюся мушку и стала простаки прехорошенькой.

– Что ты делала на карнавале? Ты ведь не из круга тех, кто там собрался?

Она чуть не поперхнулась пуншем, но быстро взяла себя в руки и почти резко возразила:

– Откуда ты можешь знать? Что ты, вообще, обо мне знаешь?

– Я знаю, что ты актриса. Ты уж прости, но лицедеям не место среди аристократической публики. На карнавалах актеры обычно развлекают публику, но не развлекаются сами.

– Я пришла туда не за развлечениями, – она обезоруживающе улыбнулась. Блики от светильника превратили ее волосы в золотистую рожь.

– А зачем же ты туда явилась? – я ощущал себя бессильным, задавая такие вопросы, но прочесть ни о чем сам я не мог. Мысли Флер оставались закрытыми и недоступными, будто она не думала ни о чем вообще.

– Я пришла туда мстить, – объяснила она.

И опять за окном и под крышей зазвучал надоедливый ехидный смех.

– Твои враги могли тебя узнать, ты ведь явилась без маски.

– Они никогда не видели меня в лицо. К тому же, грим это уже маска, – Флер отсалютовала бокалом.

– Я не могу выпить с тобой, – я отодвинул собственный бокал.

– Почему?

– Вино это не то, что способно удовлетворить мою жажду, – как можно более дипломатично пояснил я и тут же вспомнил про общество теней. Нет, я не был таким кровожадным подлым существом, как они, но и безобидным созданием меня тоже назвать было нельзя.

– Предпочитаешь что-то более крепкое? – она, изучающе, посмотрела на меня.

– Предпочитаю не хмелеть больше вообще после одного долгого пиршества, – мне вспомнились одиночество, вино и расторопный вороватый слуга, которого забыли захватить с собой беглецы. Я не хотел больше пить в одиночестве, без всякой надежды забыться от вина, ведь мой разум не хмелел.

– Но ты ведь не монах, – она долго изучала взглядом мою одежду, вышивку мелким жемчугом по черному бархату камзола, пышные манжеты, перстень с печаткой на руке. – И не аскет, – прибавила она после раздумья.

– Нет! Я господин Смерть, пришедший затушить свечу твоей жизни, – я попытался придать голосу театральную наигранность, но фраза прозвучала пугающе. В голосе раздалось тихое шипение, на миг заглушившее гадкий смех за окном.

– А горит ли эта свеча? – вполне серьезно спросила Флер. – Помнишь, на маскараде ты сам решил, что я мертва. Ты попытался предсказать мою судьбу и не смог.

– Предсказатель, – я попытался усмехнуться. – Это был всего лишь костюм. С чего ты взяла, что я умею предсказывать судьбы, я всего лишь, как тать в ночи, незаметно пробираюсь в чью-то спальню, чтобы затушить свечу жизни и ощутить удовлетворение по завершению работы.

– Или отсечь чью-то голову, – внезапно предположила Флер.

– Что? – я старался не смотреть ей в лицо, а куда угодно: на искристые пузырьки в бокале, на тарелки с засахаренными фруктами и кусками пирога, на фестоны на скатерти. Лучше пытаться различить в снежной метели силуэты смеющихся духов, чем смотреть в глаза жертве и признаваться в том, что я – ее судьба. Я ощущал себя законченным лицемером.

– Я очнулась от звуков колокола и увидела, как ты занес надо мной шпагу. Что я могла о тебе подумать? – Флер нахмурилась.

– Думай, что хочешь. Выбери себе любое объяснение и придерживайся его. Как бы плохо ты обо мне не подумала, твое предположение все равно будет милосерднее правды, – я хотел отпугнуть ее от себя и тем самым спасти, но она только усмехнулась, так искренне, будто мне, действительно, удалось ее развеселить.

– Ты куда лучший актер, чем все мои партнеры, – вдруг заявила она.

А спектакль, в котором я играю, длится столетия, с тех самых пор, как я впервые обнаружил, что не похож на других людей, что духи, незримо витающие среди воздушных масс, готовы выполнить любые мои приказы. Сколько раз мне приходилось менять роли с тех пор? Я был и узником, и беглецом, и развенчанным героем, и властителем мира. И все эти роли были всего лишь маской, за которой пряталось неземное крылатое существо.

– Я бы никогда не стал твоим партнером в спектаклях, – после долгой паузы проговорил я только для того, чтобы поддержать разговор.

– Конечно, вы, аристократы, слишком горды, чтобы играть на сцене, – она обиженно надула губки.

– Ошибаешься, я знал аристократку, которая готова была оставить все и жить для сцены.

– Это не мой случай. Мне не пришлось выбирать, – Флер постучала ногтями по столешнице, возможно, только поэтому мерзкое хихиканье, зазвучавшее уже прямо под столом, не показалось мне таким громким. Чье-то белое лицо всего на миг прижалось к оконному стеклу, алый язычок то ли лизнул снежный узор, то ли просто насмешливо высунулся, и насмешник быстро юркнул назад в метель, туда, где я не сразу смогу найти его и наказать. Мои слуги не могли так распуститься, это чьи-то чужие, бездомные призраки.