Елизавета Дворецкая - Сокол Ясный

Пребран ощупал собственное лицо, потом посмотрел на свои руки, будто впервые видел. Поднял глаза на нее.

– Что это?

– Где?

– Я что… – Он еще раз провел рукой по лицу, даже приоткрыл рот и пощупал собственные зубы. Это выглядело дико, и Младина видела, что он потрясен и изумлен. – Как это вышло?

– Не вышло у тебя ничего.

– Это ты меня… оборотила?

– Я тебя не отпускала. А ты бежать. Не годится так. Отец за тебя слово дал, значит, держи. Ты поедешь со мной на Десну, ты понял? Когда твой отец отпустит на волю мою сестру, я отпущу на волю тебя. И мой отец разрешит тебе стать Одинцом, если… одолеешь всех остальных.

– Уж я бы кого не одолел… – пробурчал он.

Младина усмехнулась: вожаки боролись без оружия, а против медвежьей силы кто бы устоял?

– Пойдем. – Она встала. – Подожди только, я огонь загашу и кожух возьму.

Когда она вышла, уже одетая, Пребран послушно ждал ее возле дверей. Шкуру с личиной он не взял, но не заметно, чтобы ему было холодно в кожухе и без шапки. По пути Младина искоса поглядывала на него. Не красавец, зато здоровенный какой! Пожалуй, если его причесать и одеть как следует, был бы жених не хуже других. Но… как же все это вышло? Где Хорт? Если он вообще на свете? Уж если ее отец сказал, что она уже много лет обручена с этим лохматым лесным чудом, значит, так и есть. Но почему ей снился совсем другой? И почему Хорт в том летнем сне был убежден, что она, Младина, его невеста? У кого спрашивать?

Когда они вышли на поляну, тут уже гудело веселье: горело целых три костра, ярко освещая не только поляну и бревна, но и низкие земляные избы по кругу, над углями обжаривались куски дичи, мужчины ели уже готовое, запивали пивом, привезенным из Ратиславля. Личины они сняли, и теперь можно было видеть бородатые, покрытые шрамами, обветренные лица лесных жителей – от пятнадцати до пятидесяти лет. Состязания на сегодня уже были закончены, победители ждали завтрашнего продолжения. Радом пел какую-то старину про неведомого «удалого молодца», сидящие вокруг подпевали и хлопали в лад. Кто-то уже налаживался плясать, нетвердо топая хмельными ногами по площадке поединков.

При виде Младины и Пребрана отроки потеснились, освобождая им место возле Лютомера. Он тоже снял личину, и Младина видела, как он улыбнулся им.

– Что, скрутила? – Он наклонился к ней и подмигнул.

– Он поедет со мной на Десну, чтобы моя сестра могла выйти на волю. Тогда я верну ему обет… если ты, батюшка, с таким зятем расстаться готов.

– Я без зятя не останусь! – заверил Лютомер. – Но и свою дочь единственную силком за медведя не отдам. Сама решай.

– Так что же мне, мужа всю жизнь на привязи держать, а он будет в лес смотреть?

Радом допел, отложил гусли подошел к Младине. Судя по всему, ему было очень любопытно, как сестра поладила с женихом.

– Ох, и я с вами! – обрадовался он, услышав, то вскоре предстоит поездка на Десну. – Ладин день-то уже не за горами! Надо поспешать, а то Хортеслав небось там уже давно. Как бы они с князем Бранятой не передрались…

– Что? – охнула Младина, не веря своим ушам.

– Говорю, как бы Хортеслав с князем Бранятой не передрались, пока мы доедем.

– О ком ты говоришь? – Младина вскочила и встала перед Радомом, чтобы не упустить ни звука.

– Ну, Хортеслав – жених Уладкин. Он за ней еще когда приезжал, а ее нету, ну, ему и сказали, что в Ладин день у Браняты он ее получит. А дотерпит ли – дело молодое, а он так уж сердцем по ней изболелся…

– Кто он такой? – еле выговорила Младина.

Она впервые услышала, как это имя произносит кто-то другой, и земля опять закачалась под ногами.

– Хортеслав? Он внук полоцкого старого князя Столпомера, – будничным образом, будто весь свет это знал, поведал Радом. – У того сын отроком погиб, осталась только дочь, а она – княгиня смолянская. Они и договорились, что старшего сына Зимобор в Полотеск отошлет деду в наследники. Веляшку-то помнишь? Хорт Веляшке старший брат, они и похожи с ним, почти одно лицо.

Младина села на бревно. Перед глазами плыло. Но все сошлось, как сходятся разноцветные нити в тканом поясе, образуя строгий узор. Имя, внешность… И она ведь еще тогда отмечала, что Хорт упоминал деда, но ни разу не сказал ничего об отце с матерью. И женитьбу его устраивал дед.

– А давно он с Унеладой обручен? – Она снова подняла глаза на Радома.

– Да порядком. Уж лет шесть ли семь.

– Они виделись после того?

– Нет, где им? Он у нас и не был с тех пор. Ждал, пока привезут, не дождался, сам поехал, а князь Бранята, вишь, вперед успел. Стар, да удал!

Верно, Хорт сам говорил ей, что они обручились семь лет назад… Они? Уж не… не принял ли он ее за Унеладу, свою невесту? Младина пыталась вспомнить, слышала ли хоть раз свое имя из уст Хортеслава… нет, ни разу. Он называл ее «лада моя», и даже сейчас при воспоминании об этом у нее потеплело на сердце. Они с сестрой похожи. А свою невесту он видел семь лет назад, еще девочкой. Родичи, которые часто видели Унеладу, перепутать их могли только в шутку, но Хортеслав мог и на самом деле.

Теперь все разъяснилось. Ну, почти. Оставался только один вопрос.

Каким образом и зачем судьба сводила ее с Хортеславом, если он не ее жених, а Унелады?

Когда рассвело, один из братьев – старший, Вершилад, – проводил Младину в Ратиславль. Сейчас он принадлежал к «волчьей стае», заходить в город ему было нельзя, и он только указал ей ворота и пронзительно свистнул, призывая находящихся внутри открыть. В эти дни, когда на острове собиралось множество чужих «волков», ворота на всякий случай держали закрытыми и несли дозор круглосуточно.

Княгиня уже не спала и ждала ее. Младину проводили в дом ее родителей, где обитало много поколений угренских князей: с тех пор как их пращур, Ратислав Старый, явился сюда с верховий Днепра. Он состоял в родстве с предками смолянских князей, но смоляне являлись старшим родом по отношению к угрянам, которые выделись как самостоятельное племя уже здесь, осев на реке, заселенной в то время голядью.

– Ну что, понравился тебе жених? – спросила княгиня Семислава. – Он ведь уже нашелся?

– Нашелся… – Младина вздохнула.

– И что ты невеселая такая? – Княгиня взяла ее за руку. – Не понравился? Так это он же в лесу три года безвылазно жил. Как в люди выйдет, помоется, приоденется, будет молодец хоть куда.

– Он не хочет жениться. Говорит, в лесу ему лучше.

– А что он видел-то, кроме леса? Многие отроки так говорят, пока домой не вернутся, на девок не поглядят. Или ты… потому что он оборотень? – осторожно добавил княгиня. – Но это тоже не навсегда. После женитьбы он уж не будет оборачиваться. Ну, не должен. Вот, посмотри! – Она вскочила с места. – Я тебе кое-что должна показать.