Алёна Алексина - Перехлестье

Зария едва успевала переставлять ноги.

– Нам передали, что ты придешь, – продолжила тем временем обитательница храма, ведя спутницу по коридорам. – Не бойся, ты сделала правильный выбор. Сейчас тебе необходимо отдохнуть, а завтра поговоришь с Матерью Дев, и она расскажет тебе о том, как устроена жизнь в обители.

– Но я…

– Что?

И вновь беспричинный страх сковал девушку. Она не нашлась, что ответить, поэтому лишь помотала головой и опустила глаза.

– Значит, ничего. Вот твоя келья. Ты пришла поздно – мы уже поужинали, но я принесу тебе что-нибудь перекусить с кухни.

– Спасибо…

– Пока не за что благодарить, храм всегда дает кров и хлеб своим дочерям, – назидательно заметила ее провожатая и спокойно удалилась.

Зария оглядела маленькую комнату, поступившую ей в единоличное владение. Жесткая кровать у стены, стол у крошечного оконца, грубый табурет и маленький алтарь богини в углу – молитвенный свиток и эмалевое сердце в венце из веток морогуна. Здесь пахло воском, свечным чадом и лежалой тканью.

Да, прежняя Зария обрадовалась бы любой каморке, которую ей выделили, потому что у нее никогда не было своего угла и возможности побыть одной, никого не опасаясь и не вздрагивая от каждого скрипа половиц. Прежняя Зария уже плакала бы от благодарности только за то, что ее не пнули, не ударили, не унизили, а равнодушно встретили и привели сюда, не отвесив по пути подзатыльник. Да, прежняя Зария была бы счастлива жить здесь до конца своих дней.

Негромко хлопнула дверь – это вернулась послушница со стаканом воды в одной руке и плоской тарелкой с лежащим на ней подсушенным ломтем хлеба и куском твердого сыра – в другой. Ни слова не сказав, женщина поставила еду на стол и вышла, закрыв за собой дверь.

Наследница лантей подошла к столу, посмотрела на принесенную ей скудную трапезу и вздохнула. Прежняя Зария с благодарностью и радостью приняла бы и эту еду, и эту келью, и эту обитель… но нынешняя отчего-то не испытывала ни счастья, ни удовлетворения. Нынешней было с чем сравнивать. Ведь в «Кабаньем пятаке» у нее осталась уютная комнатка, выделенная во владение Багоем, с мягкой кроватью, заправленной лоскутным покрывалом, с окошком, в которое по утрам ласково заглядывало солнце, с легкими занавесками, пестрым тканым половичком на полу и голубым, как небо, платьем, лежащим в сундуке. Это была ее комната. Уютная и светлая.

А еще нынешняя Зария знала, что еда может приносить удовольствие, а не только утолять голод. Еда может выглядеть красиво и пахнуть вкусно. И тут с опозданием девушка начала понимать, что вспоминает жизнь в харчевне с тоской, как человек, потерявший нечто бесконечно дорогое. Но что? Что она потеряла? Светлую уютную комнату? Вкусные яства? Нет… Она потеряла не это. Точнее, не только это. Она потеряла Багоя, вечно ворчащего и всем недовольного. Она потеряла Василису – добрую, никогда не унывающую хохотушку. Но самая главная ее потеря – это…

– Глен.

Несчастная прикрыла рот ладонью, считая, что здесь, в обители, упоминание того, кто стал ей так дорог, будет кощунством. Да и почему он ей дорог? Она же ничего о нем не знает. Кто он? Дух, колдун, человек? Злодей?

Или нет?

Как понять? Что решить?

Еда, сон, усталость, встреча с Матерью Дев – все это показалось уже не столь необходимым, когда перед мысленным взором встал Глен.

В эту ночь девушка лежала без сна, ворочаясь на узком жестком ложе и вспоминая, вспоминая, вспоминая… Впервые в жизни она пыталась принять самостоятельное решение, пыталась понять, какой Зарией хочет быть. Жалкой, убежавшей от трудностей? Или же той, которая попытается избежать самообмана и стать счастливой? На одной чаше весов – тишина обители, защита от враждебного мира, на другой – Глен и связанные с ним сложности, вероятность ошибки и разочарования или вероятность любви.

Утро наступило внезапно. Казалось, она только прикрыла глаза, измученная непривычно быстрыми мыслями, а в дверь уже стучат.

– Тебя ждет Матерь.

Зария торопливо оделась, стыдясь своего грязного, мятого платья, и поспешила за равнодушной в своей отстраненной холодности женщиной. Та вела девушку длинными коридорами, пока обе не очутились перед узкой двустворчатой дверью.

Тонкая рука указала вперед, и провожатая, по-прежнему молча, удалилась, оставив растерянную спутницу на пороге.

– Проходи, девочка, – донеслось из-за двери, и наследница лантей, толкнув створки, вошла.

Она очутилась в просторной длинной зале с высоким, но почему-то давящим на плечи потолком и мозаичным полом. Здесь было неуютно и пусто. В дальнем конце возвышался алтарь богини, у подножия которого, прямо на ступенях сидела женщина, окутанная белыми одеждами. Верховная жрица…

– Иди, не бойся… – Голос Матери Дев показался Зарии странным, что-то до боли знакомое, но ускользающее от слуха звучало в нем.

Нерешительно девушка вошла, стараясь понять, что же именно ее смущает в интонациях белой женщины.

– Сядь передо мной.

Она послушно опустилась на несколько ступенек ниже, почти у ног говорившей. Сияющие одежды скрывали жрицу, так что видимыми оставались только глаза. Старые, поблекшие, но острые и внимательные, они окинули пришедшую пронзительным взглядом.

– Худая.

– Уже нет, – робко возразила Зария.

Свечи, расставленные в настенных нишах и вокруг алтаря, лили теплое успокаивающее сияние, но пустая мрачная зала не казалась от этого уютней.

– Худая, – с нажимом повторила жрица и слегка прищурилась, недовольная строптивостью новой послушницы, но тут же против всякого здравого смысла подытожила: – Это хорошо.

Девушка открыла было рот, чтобы спросить, что такого хорошего в худобе, но передумала.

– Ты была счастлива в прошлой жизни? – спросила Матерь.

– Я… – чернушка смешалась, но все же ответила честно: – Недолго.

– А сейчас? Ты счастлива?

– Нет.

– Тебя ждут обратно?

– Не знаю.

– Значит, не ждут. – В глазах жрицы промелькнуло удовлетворение. – А мужчина? У тебя был мужчина?

– Да… – застенчиво призналась Зария, но тут же добавила: – Он ушел. Сказал, что вернется…

– Значит, не вернется, – перебила ее жрица. – Ты злишься?

– Я…

– Злишься?

– Матушка, я…

– Отвечай на вопросы. Ты злишься?

«На вас».

– Да.

– Обижена?

«Вы не такие, как я себе представляла».

– Да.

– Хорошо. Твое сердце… в нем есть любовь. Но есть ли там боль от этой любви?

– Есть.

– Прекрасно. Ты подходишь нам. – Женщина хлопнула в ладоши, и в этот миг Зария поняла, что же было не так с ее голосом.

– Вы сломлены… – ошеломленно проговорила девушка. – Вы несчастны. И ненавидите все, что вас окружает.

– Не все, – с прежней холодностью произнесла Матерь. – Я жрица богини любви. И не умею ненавидеть. Скорее, я испытываю презрение.