Алина Лис - Школа гейш

Мия почувствовала себя такой испорченной, такой грязной. Начали затекать вздернутые руки. Ощущение пут на теле больше не возбуждало. Скорей бы сорвать с себя эту гадость!

Когда нож перерезал веревку над ее головой, Мия бессильно опустила руки. Хотелось заплакать, но не получалось.

Такухати обнял ее и коснулся губами виска.

– Что случилось, лучшая ученица? Разве тебе не понравилось? – Будь на его месте кто-то другой, девушка подумала бы, что в его голосе звучит неподдельная тревога.

Мия не ответила, остро переживая свое предательство по отношению к Джину. Такухати снял веревки с ее тела и укутал в кимоно, но это не вызвало в душе девушки никакого отклика. Она отметила это равнодушно, как могла бы отметить, что идет дождь.

– Скажи что-нибудь!

– Если наказание закончено, я пойду, – выдавила Мия, не поднимая глаз.

Он выругался, используя слова, о смысле которых Мия могла только догадываться.

– Иди!

Тяжело дыша, директор наблюдал, как она собирает разбросанную по полу одежду.

Сорочка торчала из-под кимоно, узел пояса съехал набок. Расхристанная, с распущенными волосами, Мия выскочила наружу. Добрела, почти не видя, куда идет, до заднего двора, забилась в щель между зданиями и там расплакалась.

На улицах Тэйдо было людно. Сновали торговцы, спешили куда-то столичные жители, слонялись мальчишки в лохмотьях. Из распахнутых окон тянуло аппетитными запахами лапши и жареного риса.

Едва ли кто из горожан обратил внимание на низкорослого последователя учения Будды в заношенном сером кимоно и надвинутой на лицо шляпе. Монах ловко лавировал в толпе и временами оглядывался, словно сверялся, туда ли идет. Убеждался, что туда, и продолжал путь.

На перекрестке он остановился, чтобы пропустить отряд самураев, направлявшихся от дворца куда-то в пригород. Проводив воинов взглядом, монах посмотрел на другую сторону улицы и даже подпрыгнул от радости, углядев вывеску. На ней вставшая на задние лапы кошка приветливо махала лапой, словно зазывая прохожих в трактир.

Войдя в полупустой зал, монах вольготно расположился на татами в углу. Подбежавшая к посетителю подавальщица остановилась, недоуменно разглядывая его одежду. День клонился к вечеру, а всем известно, что последователи Будды не принимают пищу после полудня, да и прикасаться к деньгам им запрещено…

– Чего желает господин? – наконец решилась она.

– Ой, сказал бы я, чего желаю, красавица, – хихикнул монах, все так же скрывая лицо под шляпой, – да боюсь смутить тебя, уж больно ты молоденькая. Потому подай-ка мне унаги с рисом да бутылочку саке, замерз я. Холодно в столице, не то что на Рю-Госо. Видела, как сегодня с утра землю-то укрыло? Как не вспомнить поэта.

И он с чувством продекламировал:

В этот момент монах не смотрел на подавальщицу, не то непременно обратил бы внимание на выражение ужаса, мелькнувшее на ее хорошеньком личике.

– Я принесу, господин. – Девица поклонилась и опрометью бросилась в сторону кухни.

Тануки откинулся на стену, наслаждаясь теплом. Неслышно подступала блаженная дремота. Последние дни выдались тяжелыми для оборотня. Дорога, множество людей, запахов, иллюзия, которую нужно непрестанно поддерживать. Он спешил, как мог, чтобы поскорее передать послание самханца.

То, что сейчас он фактически сотрудничает с иноземными захватчиками, тануки не смущало. Что за дело ёкаю до человеческих дрязг?

А вот до своих друзей ему очень даже есть дело.

Ничего, заветные слова уже сказаны. Сейчас Дайхиро вручит письмо, и можно будет поговорить о еде и ночлеге.

Он расслабился и оттого слишком поздно заметил, как в трактир вошли несколько самураев в полном боевом облачении. Лишь когда они пересекли зал и остановились рядом, Дайхиро заподозрил неладное.

– Ты! – Оборотень обернулся, но сзади никого не было. Никаких сомнений: толстый палец главы отряда указывал именно на него. – Пойдешь с нами. Именем сёгуна!

«Ах ты чурбан самханский, дубина наивная, бестолочь шпионская!» – мысленно возопил оборотень в адрес Джина, а вслух возмутился:

– Уверен, что вы ошиблись, господа самураи! Что может быть нужно сёгуну от нищего монаха? И разве можно во дворец в таких лохмотьях? – Он одернул обтрепанную полу кимоно. – Давайте я тут поем, отдохну, а вы мне приличной одежды принесете…

Тануки привычно мел чушь, а укрытые в складках одежды пальцы комкали и рвали злополучное письмо.

Бежать! Уничтожить улику и бежать, пока не поздно! Место встречи оказалось ловушкой, явка провалена, а искать в незнакомом городе чужеземных шпионов – гиблое дело. Пусть самханец сам разбирается со своими соотечественниками и тайной службой сёгуна. Он, Дайхиро, на такое не подписывался!

– …ужасно есть хочется, просто сил никаких нет, – пожаловался он и в доказательство своих слов сунул в рот изорванное послание и проглотил, не жуя.

Вкус у письма был премерзкий. «Ты мне за это еще заплатишь, самханский прихвостень», – мысленно пообещал Джину оборотень, стреляя глазами налево и направо.

Выход белел прямоугольником незакрытой двери, манил обещанием свободы.

Глаза главы отряда зло сузились.

– Взять! – скомандовал он.

– Морда треснет! – Тануки ухватился за завязки шляпы и, порвав их, швырнул тростниковый конус в лицо предводителю, а сам упал на четвереньки, и, стремительно теряя человеческий облик, дал деру в сторону двери.

Крик «держи шпиона!» ударил в спину, что-то громыхнуло – шумно, весело. Дайхиро даже успел мысленно посетовать, что не увидит безобразия, которое натворила второпях брошенная иллюзия. Эх, поглядеть бы, как воины сёгуна ловят сразу десяток маленьких монахов, разбегающихся в разные стороны.

Тануки был уже у двери, на пути к свободе стояла только подавальщица с подносом в руках. Он чуть сдал в сторону, огибая ее, но коварная девица в последний момент выставила ногу. Оборотень споткнулся, полетел и больно приложился лбом о порог.

Последним, что увидел Дайхиро, был деревянный поднос, стремительно опускающийся ему на голову.

Джин проснулся от прикосновения к щеке. Мия стояла рядом, на коленях. Распущенные волосы волнами укрывали ее тело.

– Здравствуй, милый, – прошептал нежный голос. – Я вернулась.

– Мия! – Он сел, испытывая облегчение, желание обнять ее и отругать как следует. – Я волновался.

Он не видел ее уже пять дней и сходил с ума от беспокойства. Навернул не один десяток кругов у забора школы, выискивая брешь в наложенном Такухати заклятии. Тщетно. После побега тануки генерал накрыл территорию школы куполом. Защита не остановила бы Джина, но пару раз из-за ограды он слышал негромкий голос девушки, и это успокаивало. Жива, здорова.