Вера Кримпэлл - Яд суккуба

Лучше быть зеленой и квакать, но с принцем, чем стройной красавицей и с табуном козлов.

А нам пока ни на что другое не везет… Ну, или хотя бы там… не знаю… кем-то, кто не является чертовым магнитом для неприятностей с вечным стояком в штанах.

В ответ на мою философию мне пришла волна веселья от суккубы, вот только я его не разделяла. Мне было вполне достаточно обычной внешности и скромного количества поклонников. Зачем мне эти озабоченные козлы, которых единственное, что волнует — это как бы унять зуд в своих штанах за мой счет? А как же чувства? Пускай не вечные и возвышенные, но хотя бы элементарные симпатия и уважение, помимо дикого желания? И то последним я обязана своей суккубской сущности, которая просто не может оставить равнодушным ни одного представителя противоположного пола.

Вот зачем мне, скажите на милость, сгорающая от похоти трехметровая демоническая махина? Что я с ней буду делать? А главное, что она будет делать со мной?

Вздохнула и попыталась пошевелить больной ногой, надеясь на свою повышенную регенерацию. Мой неугосающий оптимизм, это, конечно, хорошо, но будет намного лучше придумать, как выбраться из этой комфортабельной клетки. Как жаль, что нет возможности связаться с Риэном! Будь он рядом, эта проблема перестала бы быть такой неразрешимой.

Хантер Вуд Он не успел!

Его волк метался в бешенстве по огромной поляне, с которой несколько минут назад взлетел вертолет, унося Энджи неведомо куда.

Пилот второго вертолета также плоднялся в воздух, едва завидев летящего в его направлении огромного веровльфа и это взбесило Хантера еще больше.

Яростно зарычав, он кинулся назад — к дому, в котором прожила его девочка последние несколько месяцев. Он надеялся сцапать хоть кого-то из тех сверхов, что вывел из строя, расчищая себе путь к дороге, по которой увезли девушку.

Он смог выследить Эвангелину только спустя два с половиной месяца после ее исчезновения. И каждый день, каждый час убивающей неизвестности навсегда останется в его памяти, как наполненные болью, страданием и обреченной отчаянностью, безумием внутреннего зверя, некотролируемой яростью и такой же некотролируемой изматывающей душу тоской.

Сколько раз он тогда корил себя и за свое поведение, и за то, что трусливо сбежал от девушки, когда та нуждалась в поддержке? Пусть и не его, но он должен был быть рядом!

Обязан был попытаться все объяснить, вывернуться наизнанку, но заставить поверить, что он оставил свою злость и ненависть, что будет работать над своей нелюбовью к суккубам, что больше никогда не посмеет так обидеть… Что самому тошно вспоминать о том, что творил! Хотя это было бы правдой только отчасти. Большая часть этих вспоминаний отзывалось сладкой тяжестью в паху и только сказанные в порыве ярости и ревности слова, да ещё то, что все это она делала не столько потому, что сгорала от страсти, как и он, сколько из-за того, что просто не могла ослушаться его приказов, портили их привкусом горечи и раскаяния. Ну, и ещё существовало его утреннее помутнение рассудка, когда он брал её, не взирая на мольбы остановиться…

Разумеется, она не пожелала бы его слушать, но слова должны были быть сказаны. Просто кроме них, он не мог ничем больше загладить свое омерзительное поведение, перешедшее все границы той ночью, когда он посмел явиться к ней практически в невменяемом состоянии.

Каждый день он засыпал и просыпался, сжимая в руках топ, который был на ней, когда он забирал ее с кафе. Вдыхая её запах и едва ли не воя от переполнявшего его зверя страха потерять и боли человеческой половины. Это было ужасно не знать, где Энджи и жива ли она вообще, но еще страшнее осознавать: во всем виноват только он сам. И Хантер поклялся себе, что на всю оставшуюся вечность крепко запомнит те чувства неизвестности, беспомощности и отчаяния, одолевавшие его в эти бесконечно долгие дни и что никогда больше не станет тем, кто толкнет Эвангелину на опасные и необдуманные поступки, продиктованные безысходностью.

К тому времени, как он впервые почувствовал свою девочку, все в стае уже не скрываясь шарахались от него, страшась напороться на неконтролируемый гнев альфы. И даже Руди порой опасался подходить к нему, прекрасно осознавая, что творится с его другом, насколько тот в это опасное время не контролирует обезумевшего от потери только избранной зверем пары. И пускай Хантер ещё ни разу не признался, кем для него была та несносная девчонка, но его бешенство и страх, когда он не обнаружил свою пленницу в ее комнате, ощутимая боль его зверя, говорили сами за себя.

В то утро Хантер и сам сперва не поверил своему счастью, когда уловил теплую ниточку связи между недавним хозяином и его вещью. Всё-таки два с половиной месяца — немалый срок, особенно для мечущегося в неизвестности, исходящего от переживаний и зависимого от своей пропавшей безвести пары, зверя. А когда все же решился поверить, что это не мираж, что он действительно может снова чувствовать девушку, едва ли не довел до икоты людишек и своих пилотов, слишком медлительно готовивших его самолет. Что забыла Энджи на другом континенте? Как её занесло туда, ведь вервольф абсолютно точно знал, что она не связывалась ни со своим опекуном, ни с тем, кто осмелился назваться её официальным спутником. А ведь у неё не было при себе ни документов, ни денег. Может, её выкрал кто-то из его врагов? Но тогда этот несчастный заведомо обрек себя на медленную и мучительную смерть, если хоть один волос упал с хорошенькой головки той, которую признал своей вервольф.

Во время перелета, Хантер маялся от бездейставия, переживал и снова сатанел от рождающихся в голове мыслей. Кто, зачем и для чего мог забрать его девочку? Как удалось спрятать так надолго и главное — что все это время с ней делали? Снова некстати вспомнилось, какой сущностью была награждена его избранница и снова пришлось силой воли давить вспыхнувшие в голове непрошенные картины. Ведь прошло так много времени и ей явно уже не раз требовалась подкормка… На самом деле он давно уже более или менее смирился с тем, что Энджи — суккуба. Мужчина даже нашёл существенные плюсы в этом факте и одним из самых основных был тот, что теперь она сможет разделить с ним его вечность, а не только каких-то несколько десятков лет, которые длится человеческая жизнь.

Все то время, пока летел самолёт, он жалел, что не умеет летать, тогда бы он сам взмыл в небо и в считанные минуты был бы рядом с Энджи. Удостоверился бы, что с нею все в порядке. Ему казалось, что даже черепаха передвигается быстрее его самолета…

Когда же он, наконец, отыскал свою девочку, то не знал радоваться ему или рыдать крокодильими слезами. С Энджи все было хорошо, кроме одного — от нее снова пахло обычным человеком!