В Бирюк - Стриптиз

Два десятка здоровых парней на высоких конях. В закрытых шлемах, усиленных панцирях, с длинными копьями. На конях в боевых масках, закрытых попонами.

За ними, во втором ряду разворачиваются «отроки». И кони — поменьше, и брони — полегче, и копий — нет.

Салман осторожно вывел свой отряд по промоине к югу от меня, выстроил за изгибом сугробов и потихоньку повёл через поле к противоположному краю.

Все всё видят: небольшой, тёмный на снегу, плотно построенный в две шеренги отряд лёгкой рысью неторопливо пересекает поле. Не блестят, не кричат, не гонят галопом… Видят. Но не понимают. Внимание обращено вперёд, к засеке, к линии боя. А сзади… А что там может быть интересного? Мы же там уже ездили.

Маразм? — Безусловно. Четыре десятка всадников атакуют левый фланг орды. Да там же тысяча воинов!

Ага. Было. В начале.

Летопись сохранила обращение легкоконных берендеев (числом в полтысячи) к переяславской дружине (полсотни гридней): «Не ездите вы наперед, вы есте наш город, а мы пойдем наперед стрелци».

Полутысячный авангард и полусотенные основные силы… Непривычно. Хотя, если сравнивать гридня с танком, а торка с мотоциклистом… Кому в разведку идти?

Из тысячи, примерно, джигитов на левом фланге орды две трети уже спешились и перебрались на ту сторону ручья. Остались… трусы, лентяи, бестолочи, коноводы… Не бойцы.

Салман, без криков, шума и воплей выводит свою турму в затылок левому крылу орды. Именно там сейчас самая кровавая сеча. Там — ниже обрыв, там — мельче ручей. Там дрались самые отмороженные: литовцы, нурманы, черемисы, русские язычники…

Кипчаки уже рубились наверху засеки, уже одолевали, когда первый ряд всадников Салмана воткнулся в спины стоявших на южном берегу ручья ордынцев.

Этот момент слитного, единого удара разогнавшейся конной массы в другую… Стоящую, не ожидающую… этот звук столкновения…

Вы любите «живой звук»? А когда — «живой», переходящий в «мёртвый»? В последний в жизни, в предсмертный…?

Когда два автомобиля влетают друг в друга — звук… жестяной. Будто два ведра стукнулись.

Когда два конных отряда на галопе сталкиваются лоб в лоб, слышен гулкий деревянный удар. Потом — треск ломающихся копий, начинается крик, в котором прежде всего звучит ярость. Потом — нотки боли.

Хронист пишет о битве между византийцами и венграми, произошедшей полгода назад, летом 1165 г.:

«Сначала несколько времени бой продолжался на копьях с той и с другой стороны, производили нападения и давали отпоры. Потом, когда копья были поломаны и на промежутке между войсками из груды сломанных древков вдруг образовалась как бы изгородь, с обеих сторон обнажили длинные мечи и, снова устремившись в бой, продолжали сражаться. Когда же и это орудие притупилось, потому что и те и другие войска были закованы в медь и железо… римляне, схвативши железные булавы… стали поражать ими венгров. И эти удары, наносимые в голову и лицо, были очень удачны. Многие оглушенные ими падали с лошадей, а другие истекали кровью от ран»

Здесь — не так. Кипчаки не были «закованы в медь и железо» — мягенькое мясцо под овчинкой. Они не «производили нападения» и не «давали отпоры». Их ударили внезапно, в незакрытые спины.

И звук — другой. Вопль изумления, звук… чавкающий. Полные ужаса ржание коней и крики людей.

Вам приходилось попадать в вагоне поезда или в салоне автобуса под резкое торможение? Когда вдруг явившая силу инерция несёт вас по проходу, вы пытаетесь уцепиться за поручни, за сидения, и только удивление — «да что ж такое происходит?!» и страх — «только бы не упасть — затопчут».

Здесь — поручней нет. Есть лошади. Которым и уцепиться нечем. А впереди — семь метров ледяной воды. В которой не только затопчут, но и утопят. И вас несёт туда. Масса. Слитная. То самое многоголовое существо, частью которого вы были совсем недавно. Когда с общей яростью и ненавистью кричали «Месть! Смерть!».

«И бысть ту сечя зла, и бе, аки гром от ломления копейнаго и от звука мечнаго сечения, и от щитовнаго скепаниа, и кровь, аки вода, лиашеся».

Копьё в конной атаке — вещь одноразовая. Воткнул во врага да там и оставил. Но всадники вытаскивают свои длинные кавалерийские однолезвийные палаши, «отроки» уже крутят ими, входя в зазоры между бойцами первой линии, расширяя фронт атаки на флангах, вырубая ошалевших противников, случайно оказавшихся позади первой линии. Всадники которой продолжают проминать, продавливать, прорывать… толпу врагов. Своими высокими, массивными конями в железных масках с нарисованными акульими зубами, своими длинными клинками. Втаптывать в текущий ледяной водой и горячей кровью Земляничный ручей.

«Вы звали Смерть? — Я пришла».

Заскочившие наверх засеки половцы, кинулись назад. Вниз, к своим коням, к своим со-ордынцам. Наши разноплемённые отряды, собранные на этом фланге, уже нервно ожидавшие неминуемого разгрома, радостно завопили и рванули вдогонку. Швыряя в спины отступающих всё, что не попадя.

Отступление на левом фланге орды превратилось в бегство, распространилось в центр, где последние нукеры погибли при безуспешных попытках вытащить тело хана, захлестнуло правый фланг, где кипчаки поняли, наконец, что их расстреливают в спину… Орда побежала.

Отмахиваясь от всего окружающего, не видя ничего из-за града летящих из-под копыт ошмётков снега, тщетно разыскивая своих, оставленных на берегу ручья перед штурмом, коней, стаптываемые обезумевшими, испуганными, носящимися по полю плотными массами «осиротевшими» табунами, половцы, кому повезло поймать лошадь и взобраться в седло, нахлёстывали нагайками, пытаясь, в паническом ужасе, в предчувствии смерти со всех сторон, оказаться как можно дальше, выскочить из этой «ловушки для человеков», из «чаши песочных часов».

Ну во-от. Теперь и мне можно.

Типа: победитель — на арену! Оркестр, урежьте туш, пожалуйста.

Тит Лукреций Кар абсолютно прав:

И чего я так переживал? И того боялся, и этого опасался, и из-за хрени всякой нервничал. А оно — вона как получилось, всё путём.

Выдыхай, Ванюша, чаще. Мы ж победили!

Моя свита, которая до этого момента пресекала все мои попытки сесть на коня, недовольно бурча, в лице Ивашки, двинулась со мной.

Осторожненько спустились по той же ложбине, что и Салман своих выводил, выехали на поле…

«О поле, поле…».