В Бирюк - Стриптиз

Женщины, обычно, более воспринимают интонацию, чем смысл. Неужели я нашёл «верный тон»? Тогда — продолжим.

— Ты — дура. Ты так и не поняла — где твоё место. Возникла нужда в тебе — вздумала торговаться. Ставить условия. Вместо того, чтобы петь и плясать от счастья, что ты, в кои-то веки, стала нужна господину. Что сам «Зверь Лютый» обратил на тебя, старую, толстую, лживую, потрёпанную шлюху, взгляд свой. Что тебе выпал счастливый случай. Пользу хозяину принесть. Хоть чуть-чуть помочь твоему повелителю. А тебе взбрендилось искать себе иную прибыль. Дура! Какая выгода может быть у тебя при моём неудовольствии? Что, в никчёмной жизни твоей, более ценно, чем моё к тебе доброе отношение?

«Святая Русь» — чётко стратифицирована. Каждый — «знает своё место». Все связаны отношениями «выше-ниже». Князь — выше боярина, боярин — выше крестьянина, мужик — выше бабы, старший — выше младшего. Общество состоит из «пирамидок», где роли и места каждого — от рождения. Все «рядовые члены» зависят, почти во всём вплоть до самой жизни, от «благоволения» лидера. По древнеримскому праву глава семейства может убить любого из «чад и домочадцев», включая сына. Выскочить из такой «пирамидки» — катастрофично, «изверг».

А вот торговля — действие равных. «Две высокие договаривающие стороны». Если я могу тебя заставить — об чём нам торговаться?

Софья пытается торговаться, раз за разом, ещё с Москва-реки, старается заставить меня видеть в ней человека, равного. Озаботить меня её эмоциями, мнениями, решениями.

Борциха за равноправие? Феминистка? — Нет — эгоистка. Хочет прав для себя.

Я — не против. Только у меня к «правообладателям» — свои требования. «Не навреди» — из первейших.

«Право» означает «ответственность». «Вредоносам» — «поражение в правах». В основе — моя оценка дел человека. А не его самооценка на базе родословной, сословия, способностей или близости к каким-нибудь «туземным вождям».

Вот и приходиться «указывать место». Потоком словесных оскорблений. Софье, в силу её «несдвигаемости с манёвренностью» — особенно жёстко. Но без «несовместимых с жизнью» — жалко.

«Спасибо» — скажет. И весь народ, и отдельные его представители.

Но некоторые — сильно сопротивляются. Не хотят, понимаешь, восприять «разумного, доброго, вечного». «Задом бьют».

Кстати о заде. Русская вековая метода так и рекомендует: «Вложить ума в зад. Чтобы в мозгах просветлело».

Я нашему народу верю. Наша народная педагогика, дамы и господа, великая наука. «Великая» — своей гуманностью. Что творилось у древних греков… Пребывание детей в школах после захода солнца было законодательно запрещено. Ввиду поползновений всяких тамошних… афинян. Даже термин есть: «Афинские ночи».

Интересно, а сломать себе она что-нибудь может? Спину её — я держу. Браслеты — мягкие, войлоком обшитые. Растяжения? Кистей, локтей, колен, тазобедренных, шейных…

Как много вреда может принести себе человек, столкнувшись с… с народной педагогикой!

— Ты была дурой, ты жизнь прожила дурой. А теперь и здесь дурость свою лепишь. «Изяслав ушёл. Нехорошо тётушку обманывать». Я не могу обмануть! Столько раз повторено, а не дошло. Дура потому что. Сынок твой полюбовался, как ты Сухана ублажала. Я ему объяснил, что тебе не впервой, что и его самого так делали. Что он не Андреевич, а Петрович. По милости матушки, курвы курвёной. Дуры неизлечимой. Предложил с тобой встретиться. Так что, твоё первое желание — я исполнил. Повстречалися вы, друг на дружку погляделися. Что ты нас, в похоти твоей тогдашней, в окошке той избушки за свечами — не разглядела… видать, сильно хорошо было. А я Изяславу предлагал. Да вот беда, сынок твой с матушкой такой — встречаться-челомкаться не схотел. Уехал немедля. А уговора силком его тащить — у нас не было.

Мой монолог дошёл до Софьи с задержкой. Но дойдя — оказал эффект. Все мои надежды, что длительное пребывание в парилке, фиксация, просто — я верхом, как-то утомили и измотали эту женщину — оказались из серии «обманутых ожиданий».

Э-эх… Мне б полсотни таких выносливых коней в мою кавалерию…

Софья рвалась так, что усидеть на ней я не мог. Ещё чуть-чуть и она поломает мебель, разнесёт халабуду пополам в щепочки. Пришлось прижимать сильнее.

Это оказывалось непросто: мои руки и всё тело были измазаны маслом от её притираний, я соскальзывал, очередной её рывок оказался весьма эффективным — меня скинуло назад. Пытаясь вернуться «в седло», рывком подтянулся вперёд, ухватившись за её плечи…

Кроме «цепи врагов» — всё правильно. Особенно — «с налёта».

«Подходящий рельеф», «природные неровности»… Инстинктивное стремление зацепиться… Утвердиться. Обосноваться…

Я уже говорил, что я — попаданец? Вот, опять попал. Маслице, знаете ли, скользкое.

Генерала, адъютантов, штаба и трубки — не было. Ещё: в народе подобное действие обозначается иным глаголом, чем «стрелять». А попал я, вполне по логике траектории движения и обстоятельствам конкретного рельефа местности…

Кроме Парижа — всё точно.

У-у-й!

Ё-ё-ё!

Факеншит! Уелбантуренный!

Пушкин — сукин сын. Потому что не предупредил.

Про Север — предупредил. А про Софочкину задницу — нет.

И вот, пока я прижимаю её «бело личенько, чёрны бровеньки, кари глазыньки» и прочие… разные и разноцветные… к банной лавке, стараясь оптимальным образом совместить «принуждение к покою» с отсутствием членовредительства, тут такое вредительство получилось…! Причём — моего… э… дорогого приятеля. А что м-м-м… детородный приятель… или правильнее — детоделательный?… у меня несколько отличается от мизинца… Мама моя дорогая! В разы! И суставов-то нет! Гнуться, извиняюсь за подробности — нечему!

Я, вроде бы, никогда по этому поводу не грустил. А уж тем более в части превышения. Но тут… приёмное-то — не рассверлено! Не развальцовано! Не раскернено! О-хо-хо… Даже, толком, не растянуто… Вы зрачок глаза видели? Так вот он — самопроизвольно в четыреста раз. А тут… совсем неглаз.