Лариса Кондрашова - Обратная сторона личной свободы

– Потому что ты пока еще не женщина, а просто маленькая девчонка.

– Мне, между прочим, уже исполнилось восемнадцать.

– Да, ты просто старуха!

Они расхохотались.

– Как ты считаешь, военная форма мне идет?

– По-моему, не очень.

Он взял ее за руку и спросил без перехода:

– А когда ты мне отдашься?

Людмила остолбенела. Его слова показались Людмиле такими оскорбительными, что она выдернула руку из его руки и зашагала в обратном направлении.

«В последнее время я только и делаю, что от кого-нибудь убегаю!» – тяжело вздохнула она и тут же споткнулась, потому что Дмитрий с разбегу схватил ее за плечи и, чуть запыхавшись, произнес:

– Ну ты и горячая! Прямо кипяток. Прости меня, а? Я ведь нарочно сказал гадость, чтобы взглянуть на твою реакцию. Думал, драться будешь или посмеешься вместе со мной, а ты повернулась и пошла… Вообще-то я сказал бы, что больше не буду, но это будет неправдой. На самом деле я люблю прикалываться.

– Прикалывайся над кем-нибудь другим. Есть девчонки, которые любят безбашенных парней.

– А ты, значит, не любишь?

– А я нет. С такими приколистами, может, и весело, но ненадежно!

– А ты хочешь найти надежность?

Он притворился изумленным, а сам опять наблюдал за ней, вроде на нее и не глядя.

– А ты не хочешь?

Она подхватила это его «а», с которого он теперь начинал каждое предложение.

– Милочка, – протянул он, – давай не будем фигней заниматься. Это как на канате балансировать. Чуть в сторону больше положенного возьмешь, сразу и свалишься. Мы с тобой толком и не познакомились. Пойдем еще в какую-нибудь кафешку? У меня осталось триста рублей.

Людмила посмотрела на него: неужели не шутит? Куда можно пойти с тремястами рублями?

– В «Пиццу-хат», – ответил он на ее вопрос. – Мы возьмем полпорции пиццы, сок, и еще на какой-нибудь салатик останется. Ты не думай, я не всегда такой бедный. Я даже могу быть очень богатым. Тут один хмырь предлагает купить у меня картину. Он считает, что я пишу в его манере. Хотя на самом деле эта моя манера, может, схожая с манерой Игоря Трофимова, которого я очень люблю. – И пояснил для нее: – Игорь Трофимов – московский художник. Талантище! Точнее сказать, даже российский художник, потому что его знают все, от Москвы до самых до окраин.

– А зачем хмырю картина в его манере?

– Чтобы выдать ее за свою. И продать раз в десять дороже.

– А почему ты не продашь ее раз в десять дороже?

– Глупая девчонка, – сказал он с неожиданной нежностью. – Дмитрий Князев – это кто? Пока никто. А Велемир Ковригин – модный художник. По-моему, самый обычный подражатель! Но держит нос по ветру. Даже картины подписывает похоже на подпись Трофимова, но при этом так, чтобы никто не придрался…

– Судя по твоему снисходительному тону, ты и сам собираешься стать модным художником?

– По крайней мере, выйдя за меня замуж, ты не прогадаешь. У тебя будет все, о чем только может мечтать женщина.

Странно, что эти его речи вовсе не показались Людмиле хвастливыми. При том, что она увидела его впервые с лопатой в руке, копающим самую обычную траншею.

Что-то было в Димке такое, чего не было в ее бывших парнях. Ни в Переверзеве, ни даже в Рыжем, который до сего времени стоял далеко в стороне от ребят, с которыми она встречалась в своем училище или знакомилась на дискотеке.

Он был другой. Когда Люда общалась с Димкой, ей отчего-то вспоминалось детство, самые светлые его картины. Например, как она ездила в пионерский лагерь на берегу Черного моря. Или ловила с отцом рыбу на тихой речке в деревне Коркино, где жила мама ее отца… Отчима!

Она, как и родители, тоже никогда не рассказывала Людмиле, что та не ее родная внучка.

Правда, бабушка была строга, называла ее Людмилой, но до сих пор помнились ее руки, когда она заплетала внучке косу или укрывала одеялом в прохладные ночи начала лета…

Людмила думала о Димке как-то объемно, что ли. Ей было хорошо с ним и уютно. Если на то пошло, он даже спас ее от полного разочарования в жизни и близких людях.

Вначале ей стыдно было рассказывать ему, почему она ушла от бабки. А потом, подбадриваемая его вниманием, она потихоньку все и рассказала.

– Рано или поздно ты все равно бы об этом узнала. А не говорили тебе до срока потому, что ты еще маленькая была. Какую цель преследовала твоя бабушка, я не знаю, но ты на нее особо не злись. Просто она, похоже, не слишком деликатная женщина. Считает, что лучшее лечение – это шок!.. Шучу, конечно, но кто обещал, что все наши близкие непременно должны быть людьми без недостатков, честные и правильные? Вот увидишь, еще немного времени пройдет, и ты их простишь. Всех. Сейчас пока не можешь? Ну и не надо. Не торопись, говорят, время – лучший доктор.

Они куда-то шли – Димка вел ее в свою любимую кафешку и рассказывал, что у него есть свое жилье, он не какой-нибудь там бездомный солдат, и когда она квартиру увидит, поймет, что им будет, где жить, так что со свадьбой можно и не тянуть. Правда, Люда принимала его слова о свадьбе как шутку. Не станет же человек говорить об этом всерьез при второй встрече!

Недаром она удивлялась, что он не ходит домой, к родителям. Зачем, если у него есть своя квартирка в старом фонде, «сталинская», с высокими, три с половиной метра, потолками, с огромной комнатой, в которой имелась отделенная пологом кровать.

Димка рассказывал о квартире с удовольствием, так что даже Люда захотела в ней побывать.

– А откуда у тебя появилась квартира? Ты на нее заработал?

– Дядька мне ее оставил, когда в Америку сваливал, – ответил он на ее вопрос. – У него на хвосте уголовка висела, так что не до недвижимости было.

– Значит, твой дядя – бандит?

– Что-то вроде этого. Но в Америке он уважаемый бизнесмен, а у них с законом строго…

Какой-то Димка все же странный. У него свои понятия о честности и порядочности, а Люда воспитывалась в семье, где такие понятия были четко ограничены: бандит так бандит, его следовало стыдиться, а не рассказывать о нем первому встречному, ничуть не стесняясь.

Впрочем, от этих своих мыслей Людмила отмахнулась: в конце концов, не с дядей же она дружит.

– Ты же, наверное, коммуналку не платишь? Вот отберут ее у тебя…

– Не отберут. Моя сестра обещала, что будет платить в счет своего долга. Ну и, понятное дело, ежели надо будет хахаля своего привести.

Сказал и смутился: получалось, что не так уж он материально независим, как хотел бы представить. Но и она вовсе не мечтала встречаться с кем-то, кто не знал материальных проблем. Не ставила перед собой такую задачу. Собственно, она сама «поставилась». Главное, чтобы он был ее человеком. С кем легко, кто свой. А деньги…

Люда не понимала, почему некоторые девчонки говорят все время о деньгах. Их же можно заработать! Просто пока у нее не было особых желаний. Например, она не хотела норковую шубу или сверхдорогие фирменные джинсы, а на то, чтобы сходить в кино или поесть в кафе мороженое, деньги она зарабатывала. И чего уж там, родители ей присылали.