Олег Селиверстов - Лондон prêt-à-porte

– А лучше пусть закроют глаза, – добавила Симона и начала расстегивать батник.

Мелькнули оголенные плечи. Я отвел взгляд, но это не помогло – зеркальное отражение обнаженной Симоны соблазняло из другого угла комнаты. Какая тонкая талия при столь округлых и упругих ягодицах. Сняв юбку, Симона расстегнула бюстгальтер. Рядом послышался смешок. Я обернулся.

Николя ухмылялся, словно озабоченный подросток.

Макс прибавил громкость магнитолы. В стены тяжелой волной ударили пронзительные аккорды «Nazareth»: « Whisky Drinking Women».

– Царевна иудейская! Встречайте! – закричал Макс.

Да, это она – окутанная сиянием сотен, а может, и тысяч звездочек-пайеток на фиалковом небе Флоренции. Струящаяся, почти прозрачная ткань подчеркивала женственные формы. Голубые волосы ниспадали на обнаженные плечи. Пышная грудь ожила под тонким шелком: две тончайшие бретели, казалось, вот-вот порвутся. Сверкнули браслеты, и руки красавицы взметнулись вверх. Она медленно повернулась вокруг себя, грациозно изгибаясь всем телом. В глубоком вырезе платья розовела едва заметная линия, там, где кожу спины стягивал бюстгальтер. Господи, где эта противная девчонка так научилась двигать бедрами, – плавно, призывно, бесстыже… И зачем она так смотрит на меня?

Я выпил виски одним глотком.

Происходящее напоминало замедленный фильм. Реальность исчезла, взорвалась от электрического хрипа гитары, растворилась в бездне зеркал. Пространство исказилось.

Босая Симона, надвигаясь, извивается в танце. Она все ближе и ближе.

«Станцуй для меня, Саломея!» – орет Макс.

«Станцуй для нас!» – гогочет Николя.

«Я не стану танцевать для тебя, Ирод…»

«Я отдам тебе все, что захочешь. Половину царства и моих белых павлинов»

«Дай мне голову Иоканаана! – хохочет Симона. – Но только без шляпы!»

«Станцуй для него обнаженной!» – кричит Макс.

Симона поворачивается к зеркалу. Она уже не здесь, она там – в зазеркалье. Тонкая бретелька медленно сползает с плеча, затем – вторая. Глаза прикрыты, изогнутые ресницы – крылья стрекоз – чуть подрагивают…

Соски грудей крупные, словно вылепленные из нежной терракоты. Я хочу разглядеть их поближе, но царевна громко смеется. Ей вторит Макс. Свет резко гаснет, будто сработала задвижка фотокамеры. Шоу закончено.

Реальность вернулась.

Несколько ошалевший, я наполнил бокал. Нечасто увидишь такое. И правда, безумный мир моды!

С минуту бутик был погружен во тьму, затем снова зажглись лампы люстры. Раскрасневшаяся Симона плюхнулась на канапе рядом с креслом. Фиалковое платье разметалось огромным цветком.

– Ну ты даешь, Мальвина, – довольный Николя хлопнул в ладоши. – Шампанского?

– Лучше виски, – Симона бросила на меня вызывающий взгляд. Она прерывисто дышала.

– Прошу вас, царевна, – я подвинул к ней бокал.

– Может, повторим на бис? – предложил Николя, смеясь. – Ты слишком быстро оделась, я не успел сфотографировать твои сиськи.

– Пошел ты…

Симона залпом опрокинула виски.

– Обожаю тебя, сестрица! Как ты аппетитно двигала попой… Туда-сюда, туда-сюда, – наряженный в пурпурное платье Макс уселся на стул рядом с Николя, закинул ногу на ногу, выставив на обозрение черные носки. Видимо женских туфель его размера в бутике не имелось.

– Что, покуражимся? Похож я на лондонскую куртизанку? – Макс притянул к себе Николя и выпятил губы, делая вид, что хочет поцеловать его. – Скучал без меня, милашка? Do you want any business? [14] Сговоримся насчет дела? (англ.) Эту фразу употребляют английские проститутки.

– Хочешь поиграть, девочка? – Николя осклабился и шлепнул кутюрье по заду. – Задирай платье!

Я невольно нахмурился. Этого еще не хватало! Что-то не хотелось быть свидетелем мужских нежностей.

Симона схватила фотокамеру. Раздались короткие щелчки. Николя тут же переменился в лице, резко перегнулся через стол и попытался выхватить фотокамеру.

– Ты что делаешь, дура! Дай сюда!

– Лапы убрал, придурок! – побледнев, вскрикнула Симона и подняла фотокамеру над головой. – Делаю, что хочу. Не твое дело!

– Что? – Николя отпихнул Макса и вскочил.

– Эй, полегче! – завопил кутюрье, оказавшись на полу.

– Отдай камеру, шлюха крашеная, – лицо Николя перекосилось.

– А ты – хорек ободранный, – Симона швырнула куском ростбифа в Николя.

На желтой рубашке появилось жирное пятно.

– Удушу, прирежу… – Николя весь подобрался и напружинился, словно готовясь к прыжку.

Симона забралась с ногами на канапе. Я встал, чуя неладное.

– Ой, друзья мои, прекратите! – пьяно завопил Макс, еще не совсем понимая, что происходит. Он с трудом поднялся, опираясь на спинку стула. – Николя, ну что ты, в самом деле, – кутюрье попытался взять его за руку, но «хорек» ловко вышиб стул, и Макс, лишенный опоры, с грохотом опрокинулся. Платье задралось, мелькнули волосатые ноги.

– Ты сейчас у меня станцуешь, сука, – процедил Николя, с ненавистью глядя на Симону. Его рука потянулась к лежащему на столе ножу.

Я понял, что медлить нельзя. Наш сержант в учебке всегда говорил: «Бей первым. Когда враг лежит на земле, с ним легче договориться».

– Николя, – позвал я.

Николя повернулся. Мой удар в челюсть застал его врасплох. Он упал на пол, мотнул головой, но через мгновение вновь был на ногах. Проворный, сволочь. Я приготовился к драке, загородив спиной стол, на котором лежал нож. Еще чего доброго, пырнет кого-нибудь.

Николя не выкрикивал в мой адрес угроз, он раскачивался, перенося вес тела с одной ноги на другую. Из его глотки вырывались хриплые смешки. Кадык судорожно ходил вверх-вниз на тощей шее.

– Любишь драться, да? – процедил он и схватил со стола бутылку из-под шампанского.

Я понял, что придется туго.

– Вы что, сбрендили, опупели?! – между нами, растопырив руки, вырос Макс.

Облаченный в пурпурное платье, он походил на призрак римского императора, по ошибке надевшего тогу своей жены. Платье было ему коротко, из-под подола выглядывали голенастые ноги в съехавших носках. Он выхватил у Николя бутылку и принялся орать, что если тот не прекратит буянить, то завтра же полетит домой ко всем чертям собачьим. Что плевал он на Влада, на Сержа и всех остальных. Он тряс в воздухе увесистой бутылкой, расплескивая вокруг остатки шампанского.

Я отпрянул в сторону, Николя тоже отступил назад. Симона, стоя на диване, щелкала затвором фотокамеры, пока Макс не рыкнул, чтобы она прекратила. Девушка фыркнула и опустила камеру.

Конфликт был исчерпан, но страсти не улеглись. Все напряженно молчали. Макс уселся на стул и начал поправлять носки.