Ярослав Туров - По полю мёртвых одуванчиков

Макс смотрел этот сериал с упоением, и каждая новая серия захватывала его сильней предыдущей, и оторваться от этого было нереально. Сюжетные ходы, предусмотренные гениальным сценаристом, сменяли друг друга, и каждый раз он уже не помнил, что происходило до этого, потому что новое событие накрывало его с головой. Хитросплетения сценария змеились и искривляли привычную логику жизни настолько, что безумие начинало казаться нормой, а норма – безумием. Правда – это ложь, мир – это война, дружба – это вражда, любовь – это ненависть.

Мог ли Макс сказать с полной уверенностью, что живёт, или ему это только казалось? А может быть, он сам является плодом чьего-то воображения? Если на работе он запросто может изменить слово в тексте, исказить какой-то факт, и сотни тысяч людей после прочтения станут думать чуточку иначе, и его вымысел станет частью их сущности, не мог ли и он сам на все сто быть компиляцией чужих вымыслов? Ему говорили, что человек должен любить, но он сам не может. Ему говорили, что человек рождён для счастья, но ведь счастье относительно, и откуда кому известно, как оно выглядит на самом деле? Ему говорили, что можно изменить свою жизнь, но как можно изменить то, в самом существовании чего ты не до конца уверен? Макс так часто думал об этом и так часто сдавался, просто опуская руки и позволяя очередному дню нести себя, как Ёжик в тумане разрешал нести себя реке в гости к Медвежонку…

Проснувшись после ночной пьянки у Прока и быстро приведя себя в порядок, Макс помчался на работу. В редакции Макса ждала Морган, снова загрузившая его заданиями. На этот раз были заразившиеся Эболой американские врачи, внезапная свадьба Джорджа Клуни и отправленные бундесвером на российско-украинскую границу военные эксперты, которые должны были при помощи беспилотников следить за ситуацией на месте событий. Справившись с заданиями и убедившись, что все новости вышли, Макс отправился в столовую. После обеда началась прессуха Лаврина, которую передавали в прямом эфире, и корреспонденты с диктофонами забегали по редакции с удвоенной силой. Новости в терминале появлялись каждые пятнадцать секунд – ровно с той скоростью, с какой министр успевал высказывать новую мысль.

ЛАВРИН ПРИЗВАЛ ЗАПАД К МИРНОМУ УРЕГУЛИРОВАНИЮ НА ВОСТОКЕ УКРАИНЫ.

РОССИЯ ОСУЖДАЕТ РЕШЕНИЕ ЕВРОСОЮЗА О ВВЕДЕНИИ ОЧЕРЕДНОГО ЭТАПА САНКЦИЙ – ЛАВРИН.

ЗАПАД ПРОВОДИТ ПО ОТНОШЕНИЮ К РОССИИ НЕДРУЖЕСТВЕННУЮ ПОЛИТИКУ, И МОСКВА ОБЕСПОКОЕНА АГРЕССИВНОЙ РИТОРИКОЙ АМЕРИКАНСКОГО ПРЕЗИДЕНТА ОБАМЫ – ЛАВРИН.

МИНИСТР ЛАВРИН ОСУДИЛ РЕШЕНИЕ ГЕРМАНИИ О ПРИМЕНЕНИИ БПЛА НА РОССИЙСКО-УКРАИНСКОЙ ГРАНИЦЕ БЕЗ СОГЛАСОВАНИЯ С РОССИЙСКОЙ СТОРОНОЙ.

– Что? – Макс не верил своим ушам.

– На тебя только что сослались, – бросила Таня.

– Поздравляю! – сказала сидевшая рядом Жанна. В голосе её слышалось уважение.

Пару часов до конца рабочего дня Макс чувствовал себя абсолютно счастливым. Как-то раз Прок сказал ему, что большая часть профессий, по сути, является ненужной и оказывает совсем незначительное влияние на мир. После того, как на него сослался министр иностранных дел России, Макс перестал считать свою профессию ненужной. Увы, его радость была недолгой. Почти перед самым уходом Морган подозвала его к себе и показала срочняк:

ПРЕДСТАВИТЕЛИ БУНДЕСВЕРА ОПРОВЕРГЛИ ОБВИНЕНИЯ МИД РОССИИ В ПРИМЕНЕНИИ БПЛА НА РОССИСКО-УКРАИНСКОЙ ГРАНИЦЕ.

– Макс, как это понимать?

– Ну, мало ли, они ведь могут опровергнуть всё, что угодно, – немного помявшись, ответил он.

– Тогда что ты скажешь вот на это? – и Таня показала ему аналогичный материал на тему немецких беспилотников, который был написан конкурентами несколько минут спустя после того, как Макс опубликовал свою новость. В материале конкурентов речь шла не о применении беспилотников немецкими военными, а лишь о проверке экспертами необходимости их применять. И тут до Макса дошло: он совершил косяк при переводе. Это было как удар молотком по голове.

– У кого правда – у нас или у них? – спросила Морган, и её вопрос прозвучал, как щелчок хлыста.

– У них… – еле слышно проговорил Макс.

– ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТЫ ЧУТЬ НЕ ВЫЗВАЛ ИНФОРМАЦИОННЫЙ СКАНДАЛ?! – заорала она так, что все взгляды в ньюсруме обратились в их сторону. Если б у Макса в этот момент был в руке пистолет, он бы не задумываясь пустил себе пулю в висок.

– Таня, послушай… – только и смог проговорить он.

– Если б я была Дмитрием Киселиным, я б сказала «вон из профессии!», – произнесла она холодно. – Но я добрая, поэтому говорю тебе просто: «Вон из Агентства!» Ты уволен.

Говорить дальше было бесполезно, Макс понял, что всё кончено. Пока Морган писала за него опровержение и вносила исправленный вариант в терминал, Макс собирал вещи. Их было не слишком много: папка с документами, кофейная кружка, диктофон. Собрав вещи, Макс сдал Тане свой пропуск и направился было к выходу, но столкнулся с Жанной. Через неделю она улетала в Индию. Возможно, на несколько лет.

– Не люблю сантиментов, но, похоже, мы видимся в последний раз, – сказал он.

– Кто знает, – ответила она. – Земля круглая. Главное, не отчаивайся. Не повезло в этот, повезёт в следующий раз.

– Да уж, любой косяк можно оправдать жизненным опытом, если ты при этом не сдох.

– Кажется, до тебя эту мысль уже высказывал один философ. Правда, в более изящной манере, – улыбнулась она.

– Куда мне до него, – вздохнул Макс.

Они обнялись и распрощались. Бросив последний взгляд на родной ньюсрум, Макс вдруг услышал испуганные вопли, и вся редакция на его глазах постепенно превратилась в обезумевший муравейник. В кармане зажужжал телефон, это была смска от Поли.

«У Исламского государства теперь есть оружие массового уничтожения!!! Адок-адок!!!» – прочитал он. По его лицу пробежала тень лёгкой улыбки. Это означало, что они снова «друзья».

За окном танцевал дождь. Крупные кристаллики ледяной влаги били чечетку по крышам, стучались в стекло, словно просясь, чтобы их впустили, зло хлестали и без того израненную спину не знавшего ремонта асфальта. Как они похожи на слезы! – думала девушка с книгой в руках, сидя у окна и заворожено глядя, как капли дождевыми червями сползают по стеклу.

Деревенская улица была пуста. Ни случайных прохожих, ни редких здесь машин. Сквозь рисующую на земле круги водную стену с трудом можно было различить кособокие домишки на другой стороне дороги и чёрный шпиль радиоантенны, совсем уже далекий и недостижимый, будто мираж. Девушка вернулась к чтению: