Ника Никалео - Одно дыхание на двоих

Дворники на лобовом стекле не успевали смахивать пелену дождя, как его заливала новая волна. Продолжать езду становилось слишком опасно. Надо было сворачивать на обочину и пережидать, но не здесь, на перевале: с вершины горы мог сойти грязекаменный поток. А эта опасность посерьезнее ливня. Виктор решил не рисковать, а переждать ненастье внизу, около первого же кафе или частного дома.

Виктор уже приближался к высшей точке Яблуницкого перевала, как вдруг неизвестно откуда на дорогу, метрах в пяти перед капотом, выскочил кто-то, похожий на зайца. И уставился на Виктора круглыми, голографически-красными глазами. Он окаменел, его тело мгновенно покрылось холодными капельками пота, вспотели даже ладони. Гром колотил, словно в громадные барабаны, выдерживая паузы лишь на вспышки молний, а зайчонок стоял посреди дороги, поднявшись на задние лапки, и не двигался. Виктор неистово ударил по сигналу, резко выжав тормоза, зная заранее, что его понесет.

Все произошло настолько стремительно, что он не успел адекватно оценить свои действия. Машина буквально вылетела, словно с трамплина, в пропасть вместе с потоком сходившей грязи, сломав парапет, как спичку.

Его разум прояснился одновременно со вспышкой молнии, осветившей невероятно глубокую расселину. Виктору показалось, что на несколько секунд автомобиль замер в воздухе высоко над землей. Но он успел запечатлеть в памяти всю жуткую красоту грозных грозовых Карпат.

Вокруг царила фантастическая атмосфера. Густой белый дым окутывал землю, деревья, дорогу и реку где-то далеко-далеко. С гор устрашающе сползали блестящие черные массы, захватывая с собой деревья, будто кто-то норовил сорвать карпатские леса, как густой махровый халат с горного тела. Кое-где катились огромные валуны, перескакивали через дорогу и падали, раскалываясь, на уровень ниже. И только мелкие звездочки-свечи окон местных домов, которые невозмутимо стояли на месте, напоминали о том, что это не ново, временно, что все всегда проходит.

Виктор вцепился обеими руками в руль, ноги судорожно упирались в педаль тормоза, вдавленную в пол. Его тело напряглось, мышцы будто окаменели перед неизбежным столкновением с землей. Стало очевидным, что это и есть тот самый конец. Страха в его душе не было. Даже если он и не вылетит из машины во время удара, то мгновенно от него погибнет.

И вдруг время на миг остановилось, машина зависла в ослепительном сиянии молнии. Мысли со скоростью света сменяли друг друга…

Вот он, пятилетний малыш, гуляет один по набережной. Море мягкое и теплое, совсем не страшно. Так и хочется искупаться и научиться наконец плавать, а затем показать маме, что он может сам. Уже ножки омывают игривые волны, как вдруг: «Ви-тя… Витасик, стой!» – это кричит мама. «Где же ты был?! Стой, нельзя в воду! Мы тебя полдня ищем! Не лезь, нельзя, сынуля!» Он оборачивается и видит, как она бежит по берегу к нему. У нее ужасно перепуганное лицо, страшные, бездонные черные глаза.

А вот он уже подросток, гоняет на мотоцикле наперегонки с товарищем. Ветер в лицо, смех, они перекликаются, но их голоса глушит рев двигателей старых агрегатов. Дорога узкая, но асфальтированная, вдоль обочины все еще лежит гравий. Неизвестно, каким образом он задевает одним колесом те камни. Его заносит, он начинает падать, заваливая мотоцикл на левый бок, и, тут же разомкнув пальцы рук, отпускает железного коня. Тот, по закону инерции, со скрежетом скользит вперед, оставляя Виктора катиться. Он остро чувствует, как невыносимо печет ободранное на асфальте плечо, заливает горячим теплом левую ногу, но он встает и смеется.

И вдруг видит Таню в свадебном наряде. Она невероятно красива, улыбающаяся и счастливая. Вокруг нее желтое сияние, когда она спускается со львовского Высокого замка, где они делали свадебные фотографии. Он тоже чувствует, что счастлив. И вот у него на коленях уже сидят двое его сыновей, они еще маленькие, ходят в начальную школу. Их фотографирует Таня, дома на террасе.

Мгновенно все тускнеет, а потом и вовсе поглощается тьмой. Но он видит, как Таня вся в белом поднимается в горы. Она перепугана. Дрожит, но крепко держит в руках полотняный мешок, в котором сидит заяц, тот же черный заяц. Вокруг нее вьется какая-то непонятная темная сущность. Танино сердце учащенно колотится, она испугана, чего-то очень боится. Но она любит его, по-настоящему любит. Сейчас он это остро чувствует. И этот факт его совершенно озадачивает, возбуждая глубокое чувство сожаления и неотвратимости.

И тут же где-то совсем рядом ему видится окруженная желтоватым ореолом женщина, которая молится. Ее голос – как песня. Ее слышат… Она смиренно сложила руки, опустила дрожащие веки. Из-под них бегут прозрачные струйки слез. Страстный шепот выдает молитву. Из ее груди также исходит желтоватый свет и тепло. Она необычайно красива и какая-то родная. Он знает, что виноват перед ней. Невероятно виноват, и этого уже тоже не исправить.

И вдруг страшный, жуткий удар, скрежет треснувшего стекла и дикая боль в груди. Картинки исчезли. Остался только роковой, топящий все ливень… Но и тот растворяется во мраке.

Он пришел в сознание уже в больнице. Врач отчаянно лупила его по щекам. Он не чувствовал боли. Напротив, ему казалось, будто ничего не случилось. Будто пригрезилось все это. Тонкая грань между действительностью и фантасмагорией пережитого стерлась. Когда он наконец услышал, что кричала раздраженная медичка, спокойно сказал:

– Прекратите орать. Я вас отлично слышу.

– Почему зрачки глаз расширены? Ты что-то принимаешь? Наркоман?! – никак не могла та угомониться.

– Где я? – устало спросил он.

– В больнице!

– Странно. Во Львове?

– Идиот! Ты во Франковске. Ты что, ни фига не помнишь?! – окрысилась она.

– ?..

– Матвеева. – Женщина сразу же реагирует на низкий мужской голос позади Виктора. – Он в шоковом состоянии. Прекратите немедленно! Вы ему инъекцию сделали?

Она утвердительно кивает головой.

– Вот вам, – большая рука передает исписанный лист бумаги. – Это для Бруцяк из восьмой палаты. Идите, а тут мы сами разберемся.

Он наклоняется над Виктором. Лицо, вызывающее глубокое доверие. Широкие скулы, искренние, добрые глаза, открытый взгляд и большой, в меру мясистый рот. Рядом с ним молодой врач, наверное интерн.

– Не обращайте внимания. Это наша медсестра, – и, вздыхая, добавляет: – Вынуждены держать. Персонала не хватает. Скажите мне, родненький, что вы чувствуете?

– Ничего, – однозначный ответ.

Лицо врача мрачнеет, брови ежатся. Он серьезно над чем-то задумывается и говорит:

– Тогда на рентген. «Ничего» – это нормально в вашем состоянии.

Виктор знал, что организм человека – отлично отлаженная биосистема. И в таких ситуациях мозг посылает сигнал эндокринным железам впрыснуть в кровь гигантскую дозу гормонов. Тогда все внутренние органы переходят в экстремальный режим работы, блокирующий нечеловеческую боль.