Ирина Лобусова - Две недели у моря

– А эта такая радость – быть им?

– Разумеется. Неужели ты думаешь, что я хотел бы отказаться от всего?

Нет. Я так не думала. И я не думала, что он когда-либо думал о своём одиночестве. Я вдруг поняла, что он о нём даже не подозревал. Эта мысль была слишком сложна для меня. Поэтому я даже обрадовалась, когда Рубинов обнял меня за плечи и этим прогнал всех одолевавших меня бесов. Я буквально взвилась до седьмого неба, почувствовав его руки на своих плечах.

Прямо рядом со своим лицом я увидела его глаза. И ещё до того, как он поцеловал меня, до того, как впился обнажённой раной своего рта в мягкую податливую полость моих губ, я поняла, что теперь всё, всё в этом мире, всё в моей жизни заключается только в одном. Вовремя насладиться его любовью и вовремя уйти из его жизни. И ещё – вовремя умереть от тоски.

Блестящие огоньки ламп закружились в огненном вихре. Воспалённой кожей я почувствовала на своем теле горячую лавину его жадных рук. И всё погасло, всё исчезло, абсолютно всё в мире – свет в глазах, мерцание ламп. Был только он. Он. И больше никого не было во всём мире. И не существовало времени, которое возможно было бы повернуть назад.

Филипп Рубинов оказался просто великолепным любовником. То, что я испытывала с ним, я не испытывала ещё ни разу ни с кем. В моей памяти постепенно стерлись все самые нескромные подробности, осталось только пьянящее ощущение полёта, заполняющее меня всю. И такое же горячее падение в бездну, так как я вдруг поняла, что теперь обречена всех, абсолютно всех сравнивать с ним. Меня даже охватила некая горечь от такой мысли, ведь я не знала, будет ли продолжение этой ночи, и сколько нам ещё суждено ночей. Но жаркие прикосновения его тела, моё иступленное противостояние с собственной совестью (я ведь изменяла не моему жениху, я изменяла самой себе) опалили моё тело просто несусветным блаженством, и постепенно все сомнения стёрлись из памяти, осталось только то, как исступлённо мне было с ним.

Утром, часов в шесть, он растолкал меня, стащил с кровати и приказал убираться. Именно таким было мое пробуждение. Я блуждала где-то в сладких глубинах сонного забытья, из которого меня вырвал жёсткий толчок.

– Знаешь, ты не красавица, – валясь в постели, Рубинов нескромно рассматривал, как я одевалась, – но молодость всё компенсирует. Именно молодость. Со временем ты станешь обычной биомассой, и мужчины потеряют к тебе интерес.

Возмущенная до глубины души, я обернулась, чтобы ответить как можно резче, но Рубинов примирительно рассмеялся:

– Ну, извини, извини…. Просто пошутил.

– На такие шуточки можно и ответить! И тебе вряд ли понравился бы мой ответ.

– С зубками, мне нравится. Хотя бы это отличает тебя от всех остальных.

Решив с ним больше не разговаривать, я продолжала одеваться, кипя от злости. Обернуться меня снова заставил Рубинов, вернее, его обращение ко мне:

– Эй! Да посмотри ты на меня, наконец! Тебе денег дать?

В этот раз он не смеялся. Мне вдруг показалось, что он ударил меня под дых. Денег?! Никогда, ни разу в своей жизни я не испытывала подобное унижение! Да за кого он меня принимает, старый козёл? За обычную проститутку? Неужели это я сама так поставила себя, что столь мерзко разрешила обращаться к себе?

– Да пошёл ты… – процедила я сквозь зубы, твёрдо решив, что с меня хватит.

Его хамство потрясло меня до глубины души. В праведном негодовании я уже собралась выйти вон и навсегда забыть про эту волшебную ночь и утреннее прозаическое унижение, как вдруг Рубинов с необычной ловкостью для человека его комплекции, резко вскочил с кровати и крепко схватил меня за руку. Затем резко развернул к себе и сказал:

– Ну?

Я вырвалась, не понимая, что он от меня хочет. Похоже, моя сестра права, и Рубинов действительно был придурком. Как жаль…

– Адрес давай! Фамилию, телефон, и так далее.

– Это ещё зачем?

– Обычно таких соплюшек я забываю через час, но ты довольно забавная. Мне не хотелось бы тебя потерять. – И добавил даже каким-то виноватым тоном: – Сам не ожидал, что мне будет так хорошо с тобой.

На это мне абсолютно нечего было возразить, и, полностью обалдев, я продиктовала ему адрес, телефон сестры, свой мобильный, и даже свой домашний телефон и адрес. Зачем-то наплела про Фэйсбук. Конечно же, поделилась и остатками своей биографии – за исключением жениха: мне почему-то казалось, что Рубинову не понравится моё поведение с ним, если я скажу правду. Не знаю, почему, но я чувствовала именно так. Моя будущая профессия очень ему понравилась.

– Слава Богу, что ты занимаешься нормальным делом, а не лезешь в эти актриски, модельки и прочую нечисть. Прямо камень с души! Я уж подумал было, что ты хочешь меня как-то использовать. А как может использовать детский врач? Ну вот серьёзно – ты же не можешь мне никак повредить, правда?

– Могу, – не выдержала я, – могу поставить тебе клизму. Если у тебя будет продолжаться словесный понос.

– Нет, я в тебе не ошибся, – Рубинов удовлетворённо кивнул головой, – ты нечто. А нечто – это очень даже хорошо.

Никогда, ни разу в жизни ни один мужчина не говорил мне, что я – нечто. Но для меня это был самый лучший и удивительный комплимент!

– Сейчас приму душ и отвезу тебя на машине, – сказал Рубинов.

– Нет. Доберусь на такси.

Мне совершенно не хотелось, чтобы сестра увидела, как я выползаю из машины Рубинова. Тем более что я так и не придумала, что ей соврать.

– Тогда я закажу тебе такси, – сказал Рубинов, – и, конечно, за него заплачу. Ты даже не представляешь себе, маленькая дурочка, сколько стоит добраться до квартиры твоей сестры на такси по московским ценам.

Рубинов ошибался – я догадывалась и поэтому не стала возражать.

Такси приехало очень быстро. Рубинов проводил меня к выходу и дал деньги таксисту. Когда машина отъехала, Рубинов все ещё стоял на пороге подъезда и смотрел мне вслед.

Сестра в панике бегала по квартире, и, как только я вошла, едва не разорвала меня на части.

– Идиотка, ты с ума сошла?! Где ты всю ночь шлялась? Это вот такие сюрпризы ты мне собралась устраивать? Я тут на ушах стою, чуть всю полицию на ноги не подняла, а она является утром, как ни в чём не бывало! Ты хоть на звонок могла ответить по мобильнику, деревня проклятая? Ты умеешь пользоваться мобильником?

Я умела, поэтому и отключила звук. Но я ничего не собиралась объяснять сестре. Поэтому сделала самое умиротворяющее выражение лица.

– Солнце моё, не сердись, умоляю! Тут такое дело… Словом, загуляла немного. Да ты не волнуйся, ведь всё хорошо!

Глаза сестры округлились, она стала соображать, что лучше – ворчать или интересоваться. Мне был отчётливо виден весь поток её мыслей. В конце концов, извечное женское любопытство взяло вверх.