Ольга Вербовская - Хиромантия, гороскопы и прочая лабуда

По всем восточным премудростям, я и Вася были идеальной парой. Все звезды кричали, что у нас полная совместимость. Большие руки говорили о доброте, отзывчивости и мягком характере. Отозвался он на профессиональные ласки, и совместился с другим знаком, позабыв о звездах и премудростях оракулов. В висках стучали слова о моем занудстве, невнимательности, холодности, бездетности, безмозглости и всяком без. Почему-то про безнравственность никто не рассуждал. В связи с отсутствием прописки в моей квартире, Вася понял, что ничего ему не обломится. А я взялась читать письма мамы и отца.

Сначала я винила отца, потом маму, потом бабушку, потом себя. Окончательно запуталась в поиске правды, решила сжечь все откровения и претензии. Кто кого любил и зачем, теперь мне было все равно. Почему мать не отпустила отца к другой женщине ради сохранения полной советской семьи, ради ребенка, то бишь, меня? Почему все мужики винят женщин, а спасаются от проблем с помощью алкоголя? За что бабушка провела двадцать лет в лагерях и как отец рос в детском доме? Да какая разница? Я теперь одна и не у кого спросить правду. И кому она нужна, правда? Ведь у каждого эта самая, правда, своя. Мне предстояло как-то начинать новую жизнь. Хиромантия, гороскопы улеглись на антресоли, а я взяла газету с объявлением и давай искать работу. Хватит фантазий, пора делом заниматься.

Пять лет я скакала из кооператива в фирмы, гордо говорила соседям, что работаю в загадочном офисе (каморки с калькулятором и годовыми отчетами не внушали никому доверия). Я еле успевала перестроиться на новый план счетов, новую отчетность, новые требования налоговых инспекций. По ночам я бредила от ужастиков с инспекторами и судебными исполнителями. Подруги появлялись и исчезали. Шефы иногда скрашивали вечер. Я так и не научилась получать удовольствие в постели, а начальники быстро ко мне охладевали. Мне нравилось строить из себя раскрепощенную женщину, но как только дело доходило до секса, я становилась напряженной, контролирующей каждое свое движение. Мужчины старались возбудить во мне страсть, а я в это время думала о небеленом потолке, чужих детях, отвратительном запахе пота после рабочего дня, неудобном столе, на котором происходил процесс совращения. Думала о чем угодно, но только не об удовольствии. В тоже время стыд и страх сковывал тело. Пять минут на столе или диване в кабинете, а на утро заявление об увольнении. Сама потом себя мучила угрызениями совести, а начальники подписывали разрешение на свободу с опущенными глазами.

Я полностью оделась в непробиваемый скафандр равнодушия к чужим бедам и проблемам. Я сама себе не позволяла плакать и рассуждать об одиночестве. Гордыня обуяла, вспоминала слова священника-одноклассника. Каяться не хотела, открыться себе не позволяла. Робот, стерва, практичная женщина со сказками в голове? Кто я? Почему ищу мужа, а не саму себя? Ласки хочется или понимания? Готова ли себя понять или буду искать спасителя и вдохновителя? Тошнило от одиночества, холодной постели, своих путаных мыслей и непонятных желаний. Тошнило от самой себя, но как от себя убежать, не знала.

В России все достойные мужчины были женаты, а разведенные электрики и сантехники, вызывали отвращение вечным перегаром и жалобой на бывших жен, которые все поголовно, были стервами. Шкафчик совсем исхудал и периодически просился обратно. Дни пролетали, душа костенела, тело жаждало любви, а мозг усердно работал с надеждой, что все еще впереди.

Я так и не забрала соленья и варенья из деревни. Получила телеграмму от арендаторов и поехала подышать навозом и полынью. Все складывалось, как никуда лучше. Госпожа Фортуна решила вспомнить обо мне. Малиновых пиджаков уже не носили, но манеры перестроечных бизнесменов от смены имиджа, ни сколько не изменились. Мой старый дом никого не интересовал, но земля оказалась прибыльной. Никто на участке нефть не нашел, просто стало модно строить коттеджи, а деревня стояла у федеральной трассы и пользовалась спросом. Вдохновленная и окрыленная, вспомнив о Париже, я ехала в электричке домой. Я так размечталась, что забыла про свою осторожность, расчетливый ум и все характеристики Девы. Пьяная шпана быстро привела меня в чувство. Денег нет, руки в синяках, обида и слезы в полном комплекте.

Прорыдала на диване, пить я так и не научилась. С одной рюмки водки, отрубилась, а утром вспомнила про сберегательную книжку. Мамочка родная, пять миллионов рублей. Ну, держитесь французы!

Пока я оформляла все бумаги на наследство, подписывала и доказывала, что я дочь своей матери, внезапно подкрался дефолт, деноминация, кризис и крах надеждам. Но на Париж осталось не много. Две звезды гостиницы меня не страшили, за десять дней я надеялась найти Ален Делона и покончить со всеми неприятностями решительно. Я лечу к тебе, распахни объятия…

По прибытии в город мечты, я осознала, что групповые экскурсии очень дорогие, а родные соотечественники ориентированы на магазины. Мой путеводитель открыл три маршрута ознакомления с городом мечты. Предварительно я начиталась справочников, энциклопедий про историю Франции. Меня мало интересовали модельеры и кулинары. Я пыталась понять, чем гордились парижане и что их вдохновляло на завоевание мира и обретение свободы, с помощью революций, войн, моды и шедевров поваров. В тоже время я мечтала, что встречу француза, который обладает красотой, умом и знает, как доставить удовольствие женщине. Франция и любовь для меня были не делимые. Я хотела все и сразу. Мужчину, который не только знает историю своей страны, читает классиков, но и умеет делать комплименты, целовать руки, галантно ухаживать. В идеале он должен в меня влюбиться и предложить руку и сердце. Но для начала его нужно встретить. Я купила карту Парижа и самостоятельно отправилась искать свое счастье.

Отель расположился на окраине Парижа. Скромно, чисто, практично. Тихие горничные, натянуто-улыбающийся портье, навязчивые русские гиды. Кофе с круассанами на завтрак. Черный дворник подметал улицу, закидывая собачьи какашки под деревья. А я считала, что на Западе все ходят с пакетиками и убирают сами за своими четвероногими друзьями. Зато рядом метро, в котором было грязно, душно, но можно быстро добраться до любой точки города. Я десять минут наблюдала, как покупают билеты в автоматах, как проходят через турникеты. Первая попытка была неудачной. В страхе отодвинулась от турникета, потому что африканец, как гепард проскочил вперед, а у меня перед носом щелкнули двери. Он воспользовался моим замешательством и мчался к вагону поезда. Я прижалась к турникету всем телом, как только челюсти дверей разжались, рванула вперед, как метеор. Выдохнула, успокоилась. Узкая платформа была плотно утрамбована пассажирами и в первый поезд я не попала. Провинциальный опыт меня научил втискиваться в переполненные автобусы, но я была уверенна, что только в России нужно толкаться и ругаться. В Париже я ожидала протянутой руки, приглашения в чистый вагон. В Москве меня ошеломили станции в мраморе и граните. Реальность отвергала все фантазии и заставляла вспомнить борцов за место в переполненном транспорте. Стены метро и самих вагонов призывали только к одному – быстрее доехать и бежать на улицу. С другой стороны, наверное, это было правильно сделано. Любоваться витражами, мозайками, люстрами нужно во дворцах и музеях. Общественный транспорт предназначен для быстрого передвижения, а не для комфорта. Станцию свою я проехала. Перешла на обратную линию. Быстро. Быстро. Как кричали казаки, ворвавшиеся в Париж с Кутузовым. Ура! Я на месте.