Галина Маларёва - Стайка золотых рыбок

– Проводи.

Все оставшееся время, пока они ехали в троллейбусе, Володя сжимал ее прохладную маленькую ладошку в своей руке и неотрывно смотрел на нее.

Вдруг он спросил:

– Аля, можно тебя поцеловать?

Алина чуть покраснела от нахлынувшей на нее неловкости. Она заметила, как, сидевшая напротив, пожилая женщина вдруг загадочно улыбнулась, должно быть, услышав его вопрос, и с интересом стала наблюдать за ее реакцией.

– Давай сходим завтра куда-нибудь? В кафе, например? – снова спросил Володя, сжимая ее ладонь в своей руке, будто всеми силами желая растопить тот кусок льда, что таился в ее душе.

«Что было бы, если бы этот молодой человек поцеловал тебя тогда? Думаешь, это разбудило бы что-то в твоей душе?», – мысль мимолетом скользнула и тут же погасла, не желая услышать ответ.

«Кто знает?.. – улыбнулась Алина пролетевшему эху, – «Однако, он ошибался, это был не лед, ее чувства всего-навсего еще крепко спали. Как и нежный розовый бутон, их нельзя растопить, просто сжав в ладони. Чтобы разбудить, их нужно всего лишь коснуться…».

Так же, как и на набережной, Алину вновь охватил непонятный испуг, по всему тело пробежала прохладная дрожь.

– Не знаю, – только и смогла она выдавить из себя. «Как-то все не так, как-то нелепо, искусственно: „кафе“, „можно поцеловать“… Разве об этом спрашивают? Разве это не приходит само? Да еще та бабушка напротив… Что будет завтра?..» В голове крутился комок каких-то сумбурных мыслей, неподдающихся логике. А сердце – обычный человеческий орган, не известно почему, вознесенный поэтами до небес, все так же предательски молчало, не зная как отреагировать на всплеск Володиных чувств.

Трамвай, слегка качнувшись вперед, медленно остановился. Парень вышел первым и так же, как при выходе из университета, галантно подал ей руку. Они медленно пошли вдоль грушевой аллеи, ведущей к ее дому, мимо тянувшихся ввысь опустевших от снега деревьев. Еще издали Алина заметила два чернеющих силуэта у своего подъезда: ее матери и сестры. Володя молча шел рядом, в надежде получить от нее хотя бы полслова. «Ну мать! Будешь ты у нас, однако, сердца разбивать…», – пронеслось где-то в глубине ее сознания. Алина замедлила шаг, глубоко вздохнула и, не поднимая головы, произнесла, казалось не только для него, но, в первую очередь, для самой себя:

– Знаешь, Володя, я пока к тебе ничего не чувствую, – вырвалось из ее уст. – Ничего, – грустно отозвалось в воздухе. Девушка не хотела никому причинить боль, ни ему, ни самой себе. Она не желала врать или притворяться, а всего лишь хотела высказать то, что подсказывало ей ее не разбуженное сердце.

Володя вдруг выпрямился и остановился.

– Ладно, мне пора, – с какой-то непонятной переменой в голосе чуть слышно буркнул он. – Там, тебя уже встречают. До свидания, – кивнув в сторону двух темневших силуэтов, выпалил он и, развернувшись, направился обратно к остановке.

– До свидания, – так же тихо ответила Алина и, проводив недоуменным взглядом, удаляющийся от нее силуэт, пошла на встречу двум черневшим невдалеке фигурам.

В ту ночь Алина почти не спала, все думала, о том, что произошло между ней и Володей. Отчего он так сильно переменился после того, как она честно высказала все, что чувствует к нему на самом деле? Почему он, вместо того чтобы добиваться ее руки, просто развернулся и ушел прочь? Ведь она не сказала ему ни «да» ни «нет». То, что она сказала, было всего лишь правдой.

Девушка редко признавалась кому-либо в своих мыслях, будь то мать, подруга или ее родная сестра. Она знала, что в большинстве своем люди не любят правду, наверное оттого, что они просто не знают, что с ней делать. Алина усвоила этот урок еще в школе, на литературных занятиях, когда они всем классом проходили произведение Толстого «Война и мир». Военные сражения, баталии, ранения – как они были скучны и неинтересны, куда романтичней казались ей описания балов, душевные излияния Наташи Ростовой, в чем Алина честно призналась на заключительном изложении по роману. И каково же было ее удивление, когда в проверенной учителем тетради под своей работой она обнаружила единицу, да еще с минусом. «Как можно так относиться к Толстому!», – услышала она в ответ от учителя. «Вот тебе, дорогая, и оценка за правду…», – кто-то из знакомых попытался объяснить ей тогда.

Закутавшись в теплое одеяло, Алина старалась понять, почему все-таки честно высказанные мысли приводят к таким переменам. Ведь она же не прогнала его прочь резким приговором вроде: «я не люблю тебя» или «у меня есть другой», вовсе нет. Что же тогда? В какой-то момент, словно чья-то неведомая сила, решив прийти ей на помощь, взяла и развернула к ней зеркало всех событий того вечера совершенно другой стороной, тонкой паутиной отобразив в нем ход Володиных мыслей. Девушка вдруг взглянула на все случившееся его глазами и ужаснулась: «Боже, что я наделала! Ведь он весь этот вечер пытался открыть мне свои чувства, признаться в любви. Робко, нерешительно, и может первый раз в жизни… А я? Что я?!». «…Ты это просто не увидела», – негромким эхом шевельнулось в душе, – «Так же, как не увидела глубокое увлечение своей учительницы русской литературой…».

Алина уснула лишь под утро, всю ночь, прокручивая в голове свое свидание с Володей, будто стараясь смягчить нанесенный ею удар.

– Ты куда это вчера испарилась? – следующим утром на первой лекции, встретила ее Татьяна и не преминула заметить сонные, слегка припухшие от переживаний, глаза подруги. – Даша сказала, что ты с каким-то парнем гулять ушла. А ну, выкладывай! – Алина ей рассказала, как было дело, и что теперь с ней творится после вчерашней ее откровенности.

– Вот дуреха! Да не переживай ты так, – выслушав ее до конца, отпарировала Татьяна. – Все это ерунда. Ты же сказала, что не любишь его, я так поняла?

– Что я ничего к нему не чувствую… – тяжело вздохнув, поправила Алина.

– Ну это практически одно и то же. И нечего тут волноваться!..

После того свидания Алина почти не видела Володю. Казалось, он ее попросту избегал. А если и случалось им столкнуться в толпе между лекциями, кинув друг другу «привет», они, словно противоположно заряженные частицы, тут же разбегались в разные стороны. Однако, внимание Эрика к ней вдруг резко увеличилось. Будто невзначай, он частенько появлялся перед ней в университетских коридорах, заговаривая не о чем, провожал ее после лекций до остановки троллейбуса, встречал на факультетских дискотеках и однажды пригласил на представление одной из команд КВН, что были очень популярны тогда.

– Везет тебе! – наморщив нос, вздохнула сестра. – И где он только билеты достал! По ним же просто все с ума сходят…