Мартин Сикорский - Небесные глаза. Ретагор

Через некоторое время, они входили в гостиничный двор, где им навстречу почти сразу же кинулся сам хозяин. Он на миг задержал взгляд на Ретагоре и, в особенности, на Арлетт, но ничего не сказал, а, выслушав просьбу Харника, проводил их к самому дальнему столику во дворе и с помощью одной из служанок стал накрывать на стол.

Харник разлил по бокалам принесенное вино, оказавшееся терпким сухим и необычайно вкусным, отпил большой глоток и повернулся к Ретагору и его спутнице.

– Я тоже только завтракал, поэтому, если не возражаете, сначала слегка перекусим.

Ретагор пожал плечами. Какая разница, все равно они собирались пообедать. Еще когда они вошли, он мельком оглядел двор, который из-за ярмарки был практически пустым, и не заметил никого из кампании Арлетт. Тем лучше.

Некоторое время за столом сохранялось молчание, только Ретагор с Арлетт перебрасывались короткими малозначимыми фразами. Харник заметно успокоился, и было заметно, что рана его практически не беспокоит. Он то и дело посматривал на своих молодых сотрапезников, но при этом ничего не говорил, молча поглощая ломти поджаренного мяса, принесенного служанкой, и запивая это вином. Ретагор попросил принести ему и Арлетт эля и получил целый кувшин. Если бы не ожидаемый разговор, предшествующие ему сегодняшние и вчерашние события, создавалось впечатление, что просто трое друзей или хороших знакомых обедают и полностью поглощены собой и яствами. Однако внутреннее напряжение все-таки чувствовалось, оно проявлялось не только во взглядах и несколько торопливых движения, но и беспокойном поведении Арлетт, которая то и дело посматривала на ворота гостиницы, словно ожидая прихода своих односельчан, возможно, чтобы сразу примкнуть к ним. Ретагор это заметил и даже тихонько сказал ей, что, если ей хочется, она может пойти еще раз пройтись по ярмарочным лавкам, пока он закончит еще не начавшийся разговор. Но она покачала головой, почти гневно сверкнув глазами, словно он хотел отстранить ее от важных дел и интересных событий, как бы подчеркивая, что она всего женщина, а значит, не может в этом участвовать. Ретагор внутренне улыбнулся и даже обрадовался: все когда-либо встреченные им женщины именно так бы и поступили, потому что круг интересов у них был узким, чего нельзя было сказать об этом молоденькой, но явно умной и решительной девушке. Может, поэтому я никем никогда всерьез не заинтересовался, а вот она… она совсем другая, не чета этим безмозглым дурам, подумал Ретагор.

– Я не знаю, как благодарить вас за ваше долготерпение, друзья мои, – неожиданно провозгласил Харник, который закончил свою трапезу и теперь, откинувшись на спинку скамьи, пристально посматривал на них. – Вы не проронили ни слова, хотя я знаю, что вам любопытно. Тем более, что сам это любопытство вызвал.

– Мне, конечно, любопытно, – ответил Ретагор, поглядывая на него жестким немигающим взглядом, – скрывать не буду. Но самое главное, что меня интересует, для вас, как я понял, тема закрытая. Так что… – Он развел руками. – Вы попросили вас выслушать, я готов. Если вам есть, что сказать.

– Еще как есть! А вы, барышня? Вам тоже интересно послушать, что же все-таки происходит?

– Господин, Ретагор рассказал мне то, что произошло, хотя, как я понимаю, кое-что от меня скрыл, – Арлетт искоса бросила на него ироничный взгляд. – Потом почти на моих глазах на вас нападают, вы говорите про какие-то тайны. Разумеется, мне любопытно.

Харник рассмеялся. Но глаза его оставались холодными и неподвижными.

– Я смеюсь только потому, что нахожусь в кампании таких замечательных людей, как вы. Но на душе у меня черно. Погиб мой друг, мой единомышленник, хранитель многих тайн и заветов, которые помогли бы в борьбе со злом.

– Злом? – переспросила Арлетт.

– Именно. Злом. Грубым, нечестивым, первобытным, неустрашимым злом! – Харник выдавливал из себя слова с яростью, ненавистью, какой Ретагор за два дня общения с ним ни в каком виде не замечал.

Шутки кончились, сказал он себе, этот человек говорит серьезно. Или не в своем уме. Хотя это вряд ли, слишком хорошо одет и слишком богат. Да и тогда, значит, Анур тоже был не в своем уме? Этого за ним не водилось.

– Я расскажу вам кое-что интересное, – со вздохом проговорил Харник. – Интересное и ужасное. Люди этого пока не замечают. Или не хотят замечать. Но очень скоро… если нам не удастся это предотвратить, люди почувствуют это на себе.

– Что вы слышали про Хунтехант? – Голос Харника звучал по-деловому.

– Какое жуткое название! – воскликнула Арлетт. – Или это имя?

Харник придвинул к себе кувшин с элем и налил себе тоже. Потом посмотрел на Арлетт и покачал головой:

– Нет, это не имя. Это действительно название, а жутким вам показалось потому, что оно на древнем языке, знание которого очень ограничено. Очень ограничено, друзья мои. И Анур был из числа посвященных. Из тех, кто жил борьбой. Борьбой со злом.

– Вы уже несколько раз это повторили. Оставим пока эти громкие слова. Скажите лучше, так что это такое Хунтехант? – спросил Ретагор. Рассказ Харника увлекал его все больше и больше, хотя он и чувствовал, что наверняка тот многое недоскажет, либо он, Ретагор, многого не поймет. – Это город?

– Не совсем город, Ретагор. Не совсем. Это скорее замок, где живут избранные, – произнес Харник.

Ретагор решил было, что он над ними потешается, но вид у Харника был серьезным, более того, озабоченным. Казалось, он одновременно думает над чем-то, над какой-то заботой.

– Избранные? Кем избранные?

– Судьбой, предназначением, – ответил Харник. – Называйте, как хотите.

Ретагор деланно рассмеялся.

– Вы надсмехаетесь над нами!

– Ничуть. В ста лигах отсюда находится замок с небольшим поселением вокруг, в котором живу я и еще около полусотни ученых.

– Колдунов?! – воскликнула Арлетт.

Харник повернул к ней свое лицо:

– Мы не занимаемся колдовством, дорогая барышня. Мы не препарируем лягушек, не собираем всяких трав и не варим никакого зелья. Мы боремся со Злом.

– Но как можно бороться со злом? – спросил Ретагор, задумчиво. – С чем-то конкретно, с отдельными людьми – это понятно, но для этого нет надобности во всем, о чем вы говорите. Замок, полсотни, как вы сказали, ученых? Может, разъясните, чем вы занимаетесь?

– Разумеется. Иначе не вызвал бы вас на этот разговор. К тому же мне нужна твоя помощь.

– Об этом я уже догадался. Но сначала расскажите.

Харник придвинулся, положив локти на столешницу и сцепив руки.

– Зло! Зло существует. Оно бывает двух видов, двойной природы. Одно зло – это порождение людской ненависти и злобы, алчности и жажды власти и богатства. С этим злом люди борются, как могут, на протяжении всего времени своего существования. Или, напротив, сливаются с ним, превратившись в тех, кто делает этот мир хуже и опаснее. Но это человеческое зло – я говорю не о нем. Потому что есть иное зло, то, что порождено неведомой силой.