Мартин Сикорский - Небесные глаза. Ретагор

– Ага! – не удержался от восклицания Ретагор. – Вот мы и добрались до ларца!

Харник немного растерянно моргнул:

– Д-да. Ларец. Ты его видел и знаешь, что открыть его невозможно. Посовещавшись, мы решили отправить его на экспертизу в Рим.

Ретагор шумно вздохнул.

– И в Рим отправился Анур, с которым затем я повстречался. Не так ли?

– Именно, – подтвердил Харник. – Кроме того, в его записях я нашел упоминания о том, что в Риме поняли, что собой представляет ларец, не больше нашего. А еще больше все запутывают слова Анура, которые он передал тебе перед смертью.

– «Теперь у вас есть, нужно найти дверь»? – задумчиво произнес Ретагор.

Харник кивнул.

– Я ума не приложу, что это значит.

Ретагор откинулся на спинку сиденья и внимательно посмотрел на своего собеседника долгим взглядом.

– Вы рассказали нам довольно интересную историю, – наконец проговорил он. – Однако не стоило этого делать, если решили утаить главное.

Арлетт резко вскинула на него лицо, с удивлением заглядывая в глаза. Но Ретагор даже не посмотрел на нее – его взгляд был устремлен на Харника. Тот, хоть и выглядел распорядительным и властным человеком, однако под взглядом этого простого на вид следопыта и проводника заметно изменился в лице, а когда заговорил, голос его слегка подрагивал.

– Утаить? Дорогой Ретагор, у меня и в мыслях этого не…

– Полно, Харник. Полно, – небрежным и примирительным тоном прервал его Ретагор. – Вы не сказали самого главного. Почему ларец так важен? Из вашего поведения я понял, что это так, но при этом вы говорите, что никто не смог его открыть и никто не знает, что внутри.

Харник на миг застыл, потом вдруг широко улыбнулся, а затем громко рассмеялся. Это произошло настолько неожиданно, что Ретагор и Арлетт невольно переглянулись.

– Вам что-нибудь нужно еще? – раздался вдруг над ними услужливый голос.

– Да, Морур, принеси нам еще кувшин сладкого вина, – веселым тоном проговорил Харник, и харчевщик удалился. Харник несколько мгновений глядел ему вслед, затем повернулся к своим собеседникам. Лицо его в этот момент, хоть и было улыбчивым, однако глаза уже не веселились и были серьезны.

– Знаешь, мой мальчик, – обратился он к Ретагору, – с каждой минутой я все больше убеждаюсь в правильности моего реше… Нет, об этом пока рано говорить. А что касается твоего вопроса, то отвечу тебе на него предельно коротко. У нас есть достоверные доказательства того, что этот ларец, его содержимое имеют огромное значение в предстоящей битве.

– Предстоящей? – переспросила Арлетт. – Вы нас пугаете!

– О нет, барышня, это не так! Вас, возможно, я и напугаю своими словами, но вот вашего друга напугать трудно. Очень трудно.

Ретагор тем временем выглядел задумчивым. И настороженным.

– Вы уверены в этом? В том, что битва близка? – задал он тревоживший его вопрос.

Харник кивнул.

– Более чем. Мы расшифровали некоторые записи и криптограммы, которые нашли в первом поселении. Все указывает на это.

Ретагор замолк. Он напряженно думал, но своими мыслями не делился. Он поднял голову – перед его глазами были зеленые ветви раскидистого дерева, под которым они сидели, слегка колебаемые легким ветерком. Опять это ощущение. Смутная тревога, предчувствие, беспокойство – оно не оставляло его в покое последние несколько недель. Почему, он не знал, и, как привык, стараясь не думать об этом, убегал от тревог. Но сейчас оно почему-то особо сильно.

– Тогда вам, – наконец прервал он наступившую тишину, которую не прерывали на Харник, ни Арлетт, – как можно скорее нужно вернуться в Хунтехант.

– Не спорю. – отозвался Харник, но в голосе прозвенела горечь, когда он добавил: – Только вот толку-то что? Ларец продолжает хранить свою тайну, как и прежде. И Рим никак помочь не может. Более того, из записей Анура у меня создалось впечатление, что там не особенно-то и верят во все наши предостережения.

Он вздохнул.

– Тем не менее, долг призывает меня в обратный путь, каким бы он бессмысленным ни казался.

Ретагор ничего не сказал. Но повел себя, по мнению Арлетт, немного странно. Посидев некоторое время в молчании, в течение которого Арлетт озабоченно оглядывалась по сторонам, а Харник задумчиво сидел, погрузившись в собственные, наверняка, невеселые мысли, Ретагор поднялся и, сделав им знак оставаться на своих местах, несколькими быстрыми шагами покинул двор гостиницы и исчез за воротами. Арлетт попыталась подняться, но Харник удержал ее за руку, добавив:

– Он велел нам оставаться здесь.

– Что-то вы не похожи на человека, который привык делать, что велят, – ухмыльнулась она. Она хотела пошутить, но слова прозвучали почему-то резко и грубо. Однако, вопреки ее мелькнувшему опасению, Харник не придал этому значения. Напротив, он рассмеялся, хоть смех и получился несколько вымученным и грустным.

И добавил:

– Вот здесь вы, барышня, правы, как никто. Только почему-то тон у Ретагора иногда бывает такой, что не хочется его ослушаться. Вам так не кажется?

Арлетт смущенно кивнула. Действительно, ее новый знакомый в какие-то мгновения ее просто пугал. Но мгновением позже вновь начинал походить на простоватого лесовика. Подобные метаморфозы происходили с ним довольно часто, и за проведенный с ним день и вчерашний вечер Арлетт даже начала к ним привыкать.

Она хотела было что-то сказать в ответ, но в этот момент в воротах показался Ретагор. Шел он спокойно и раскованно, из чего Арлетт сделала вывод, что, что бы ни заставило Ретагора столь быстро их покинуть, сейчас все в порядке. Ретагор сел на свео место и налил полную кружку эля.

– Что-то случилось? – спросил Харник. Легкая дрожь в его голосе выдавала тревогу и волнения. Было видно, что в этот момент он вспомнил ставший уже почти забытым эпизод с нападением на него.

Ретагор поднял на него глаза.

– Мне показалось, что в ворота заглянул один из тех молодчиков, которых я оставил в лесу живыми, – ответил он.

– Ага! – воскликнула Арлетт и добавила почти шепотом: – Значит, ты все-таки оставил там кого-то мертвым.

– Пришлось, – коротко ответил Ретагор и вновь повернулся к Харнику: – Хоть и оказалось, что я обознался, тем не менее факт нападения на вас говорит о том, что вас, да и меня выследили. И в любой момент возможно повторение попытки.

Ретагор почувствовал, что у него затекла рука, и он аккуратно подтянул ее к себе, отчего Арлетт слегка заворочалась, но не проснулась. Он поцеловал ее в затылок и, обняв, прижал к себе.

Луна ярко светила в открытое окно, но не из-за этого Ретагору не спалось. Тем более не от пережитой бурной и полной страсти любви, которая раскрыла его и Арлетт друг перед другом настолько, насколько это только возможно. Ретагор провел рукой по ее грудям, животу, опустился ниже, чувствуя, что его опять охватывает дикое желание. Он поцеловал ее в шею и, немного отодвинувшись, лег на спину. Сон не шел, хотя он понимал, что уже очень поздно, скорее даже очень рано. Его тело требовало покоя, сна, отдыха, но голову распирали мысли, они не давали ему успокоиться. Стоило ему закрыть глаза, он вновь видел лицо Харника, там во дворе, слышал вновь его слова, заново ощущал все свои переживания, чувство недоверия, восхищения и причастности к чему-то далекому, таинственному и опасному. Вновь он слышал его слова, сказанные тогда.