Мартин Сикорский - Небесные глаза. Ретагор

– Зло готовит наступление. Самое настоящее. Падет все, что мы, люди, создавали десятилетиями, столетиями, может быть даже человечество будет вовсе уничтожено, а если и нет, то будет прозябать в болоте нищеты и невежества, – заявил тогда Харник. – Нам трудно прогнозировать последствия. И еще труднее этому противостоять. Но надежда остается. Поэтому я должен возвращаться в Хунтехант как можно скорее. Но я хочу, чтобы ты пошел со мной. Мне одному не справиться. Я понял, что ты не особенно веришь всему, что я говорю, но я хорошо заплачу. Больше чем ты получишь за подобную работу…

Ретагор задумался. Он посмотрел на сидевшую Арлетт. Харник прав – он думал, что тот если и не помешавшийся на манускриптах фанатик, то по крайней мере сам вряд ли многое понимает из того, что говорит. Обтекаемые фразы, мифическое Зло, способное поглотить всё и вся… Вначале Ретагор думал, что Харник просто темнит, но потом понял, что тот сам толком ничего не знает. Возможно, что-то и было в этих древних письменах, но тогда почему о природе этого самого зла там практически нет ничего. Или эти, как Харник их называет, ученые сами ни в чем не разобрались? Так или иначе, в эти сказки сложно поверить.

– Вы правы, я не верю в это. Я не говорю, что не верю вам, напротив, похоже, что вы уверены в своих словах. Но вот смысла в них маловато.

Харник поднял руку, как бы останавливая его:

– И я об этом, и я об этом. Можешь мне не верить, не верить в мои предположения. Но я прошу тебя сопровождать меня. Если эти люди идут по следу, мне не сдобровать.

Надо признать, Ретагор раздумывал недолго.

– Хорошо, я согласен. Но с этого момента делайте, как я скажу. Итак,…

Когда он попрощался с Харником и ушел в сторону ворот, увлекая за собой Арлетт, Харник направился в противоположную сторону – туда, где находился Морур, когда было свободное время. Арлетт, увлекаемая Ретагором, молча вышла вместе с ним за ворота и только тут немного пришла в себя и остановилась.

– Я ничего не поняла, – сказала она. – Мне казалось, что его рассказ тебя заинтересовал. И вообще, что ты относишься к этому серьезно.

Он обнял ее и поцеловал.

– Он относится к этому серьезно, а мне необязательно. Возможно, что все эти бредни про какое-то Зло и выдумки, но то, что он в опасности – это реальность, – ответил он после этого, и Арлетт больше не стала ничего спрашивать.

Остаток дня они провели, гуляя по ярмарочной площади, наблюдая за представлением трубадуров, потом зашли в какую-то таверну перекусить и, наконец, вернулись в гостиницу Морура уже поздно вечером. Рангор и остальные уже были здесь, успели еще до их прихода поужинать и теперь ждали Арлетт, чтобы, учтиво попрощавшись с Ретагором, пуститься в обратный путь к себе в деревню. Ночевать здесь они не намеревались. И они были немного удивлены, когда она вежливо отправила их без нее, сказав, что вернется завтра, а сегодняшний вечер собирается провести с Ретагором. Рангор слегка скривил губы, но ничего не сказал, а Нектор и девушки толкнули друг друга локтями и громко и понимающе рассмеялись.

Арлетт задиристо вздернула подбородок, говоря всем своим видом, что готова дать отпор любому, кто что-либо скажет по этому поводу или по поводу ее легкомысленного поведения. Однако таковых не нашлось, и Рангор с кампанией, долго и горячо попрощавшись с Ретагором, отправились восвояси. Они же направились в сторону входа в гостиницу.

Они поднялись на этаж и направились по коридору. Подойдя к двери комнаты, в которой он ночевал накануне, Ретагор открыл ее, и они вошли. Арлетт остановилась посреди комнаты и повернулась к Ретагору лицом. Она сняла с себя легкую накидку и осталась в одной полупрозрачной блузке. Ретагор, сладко улыбаясь, смотрел на нее снизу вверх. Она подошла вплотную и, наклонившись к лицу, поцеловала в губы.

А теперь он лежал с открытыми глазами, не в силах заснуть, хотя чувствовал блаженную усталость, томность и потребность поспать. Мысли не давали мозгу отключиться. Комната уже не была освещена так ярко, как еще несколько минут назад, – видимо, луна склонялась низко над горизонтом на западе. Что же это такое со мной, подумал Ретагор.

– Все думаешь? – вдруг раздался полусонный голос Арлетт.

Ретагор от неожиданности чуть не подпрыгнул на кровати. Он вздрогнул и повернулся к ней. Она приподнялась и облокотилась о спинку кровати и серьезно, внимательно посмотрела на своего возлюбленного.

– Ты так и не заснул, дорогой, – проговорила она. – Вы планируете выйти на рассвете, тебе нужно поспать.

Она помолчала минуту.

– А знаешь, я очень удивилась, когда ты сказал, что согласен сопровождать его. Мне казалось, что ты вот-вот просто пошлешь его к черту.

Ретагор поднялся и сел на кровати.

– Мне самому так показалось, но в какой-то миг подумал, а почему нет? Зло – не Зло, какая разница, кто наниматель, а заплатит он неплохо.

– И все? – усмехнулась Арлетт. – Только деньги?

Ретагор пожал плечами:

– Может, и не только. Может, для успокоения души и совести. Если с ним произойдет что-то здесь, меня будет мучить чувство вины. Но вот когда он покинет… пределы моего обозрения, меня это больше не будет касаться. Ни он, ни его рассказ.

Но Арлетт покачала головой и вдруг заговорил совсем о другом.

– Завтра… сегодня ты проводишь меня до моей деревни, сделаешь несколько красивых обещаний и скроешься из виду навсегда. Послезавтра ты и не вспомнишь моего имени. – Арлетт говорила спокойно, почти бесстрастно, где-то в глубине ее голоса слышалась горечь, обида и будущие слезы.

Однажды, пару лет назад, при совершенно иных обстоятельствах один человек, безграмотный пожилой пастух сказал ему, что хоть у него внешность взрослого, сильного мужчины высокого роста и широкого в плечах, с руками, привычными к оружию и кулачному бою, внутри он еще неповзрослевший подросток. Почему-то сейчас он вспомнил этот эпизод. Потому что понял, что только подросток может жить и думать, как он, только сегодняшним, в крайнем случае, завтрашним днем. Арлетт увидела в нем тоже большого подростка, и то, что она говорила, как раз и подходило к тому образу, который в нем люди видели. Ему вдруг захотелось, чтобы это раз и навсегда закончилось.

– Я не хочу с тобой расставаться, Арлетт, – сказал он твердо. И он говорил искренне.

– И как это ты представляешь? – Что это в ее голосе – надежда?

– А что такое?

– По-твоему, я буду бродить по твоим лесам?

– Я устал от бродяжной жизни, – сумрачно сказал он. – Я хочу быть с тобой.

Арлетт молчала несколько минут. Ретагор тоже ничего не говорил – он ждал ее ответа, ее реакции.

– Знаешь, Ретагор, – наконец проговорила она. – Ты можешь поселиться со мной, но тебя всегда будет тянуть на волю, какой ты ее представляешь и знаешь. А я буду каждый день бояться, что этот день последний, когда ты со мной. И что, уйдя на охоту, ты больше не вернешься.