Ярослав Шестак - Том Мередит. Повесть

© Ярослав Шестак, 2016

© Александр Дальев, дизайн обложки, 2016

© Владимир Федоровых, дизайн обложки, 2016

ISBN 978-5-4483-3803-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все произошло по причине неуравновешенности натуры Тома.

Может быть, он поддал с утра, а может, был просто раздосадован каким-нибудь пренеприятным событием, но именно в тот момент, когда его злость достигла порога общепринятого, одна из проезжих частей Петербурга, которую он собирался как раз перейти, оказалась до предела запруженной автомобилями.

Том ругался на чем свет стоит, посылал водителям недвусмысленные жесты, те отвечали ему покручиванием пальца у виска, показывали на светофор, расположенный неподалеку, а один автомобиль даже наступил в лужу, и плащ Тома заметно изменил в цвете от этой процедуры.

В это время образовалась небольшая прогалина в рядах автолюбов, и Том плюнув понесся наперекор судьбе.

Где-то завизжали тормоза, заиграли фанфары, но он, не обращая на это внимания, упорно направлял свои шаги на противоположную сторону. Вообще, мешала только одна машина, иначе б он достиг другого берега. Это был «Запорожец» лимонного цвета, транспорт, который Том терпеть не мог, он так и писал в свою газету: «По улицам ездит много машин и «Запорожцев», отказывая этому зверю в месте среди животного содружества. К тому же за баранкой сидел какой-то вороватый тип, который взирал на мир пригнувшись, через пятачок, что расчищали ему дворники. так как сверху стучал дождь средней силы, и, словом, Том не дал ему дороги.

За что и поплатился.

Удар пришелся по его рукам, которыми он, видно, пытался удержать обезумевшую тварь, а от рук резонанс передался его телу. Он упал на спину, понесся, чертя не в такт другим автомобилям косую линию, пытаясь подняться и не переставая изрыгать проклятия, грозя кому-то кулаком, и, наконец, почти достигнув бордюра, ударился о бампер припаркованной машины и мигом смолк.

Бедный Том.

В больницу на краю города пришла молодая девушка лет двадцати, красивая и высокая, точно Золушка из кино, снявшая грим. Она надела врученный ей кастеляншей белый халат и прошла в палату в сопровождении доктора.

Открыв дверь, она увидела его, утопающего в бинтах, мрачного и любимого. Девушка взяла с дороги стул и подсела рядом.

Наклонилась. Поцеловала его.

– Том.

Он скосил глаза, так как услышал шум и почувствовал мягкое на щеке.

– А, Таня. Здравствуй-здравствуй. Ты зачем здесь?

– Ты что, Том? Ты меня, наверное, не узнаешь? – поразилась она. – Это я, Таня.

– Я вижу, что Таня, не слепой, – быстро, как печатное устройство, заговорил-застучал Том. – Зачем ты пришла – вот вопрос, который меня интересует. Или ты думаешь, что можешь мне чем-то помочь? Бесполезно. У меня паралич.

Таня почувствовала ком в горле, ей захотелось плакать. Оттого, что у него паралич, оттого, что у него по отношению к ней пока тоже паралич.

– Не надо так, – произнесла она, и глаза ее быстро увлажнились.

– Ради бога, не надо слез, – едва не закричал Том. – Я их тут насмотрелся уже достаточно. А я сам? Ты меня не видела вчера и позавчера, – я ревел как… как бык на бойне, без стыда, без всего. Я жалел себя как только мог; и чем больше жалел, тем заунывней я выл. Врач говорит, что я не должен знать, что со мной – а я знаю! Я не могу лежать здесь, как есть тут… больные. Тешить себя, что все в порядке, хотя мне конец! Я… молодой, – Том снизил темп и начал жевать слова, – в расцвете мужских сил, здоровый, жестокий… И всё, всё – теперь ничего; имя мне – Паралич, руки мои – Паралич, ноги – тоже Паралич, и имя мое теперь – Паралич Параличевски…

Пока он все это объяснял, странное дело, голова у него почему-то не уставала крутиться, а руки помогали ей разными запутанными жестами. Том несколько преувеличивал свою беспомощность; Таня заметила, что в неподвижном состоянии у него были только нижняя часть тела и спина.

– Ты где была эти дни? – резко спросил он.

– Я только сегодня узнала.

– Таня, ты понимаешь, ты должна уйти, – отвернув голову, заговорил он, словно что-то припоминая, – порвать со мною немедленно, потому что ты все равно сделаешь это когда-нибудь непременно; и чем позже, тем большую боль ты мне причинишь. Уходи, я не буду считать это за подлость. Да нет. Это я тебя выгоняю. Поэтому бросить ты меня уже не можешь. Вон.

– Не надо так… – не успев вздохнуть, опять заплакала она.

– В конце концов, что во мне осталось от мужчины? Только эта штуковина, – Том махнул рукой себе в ноги. – Конечно, если ты как-нибудь приспособишься, то у тебя не будет с этим проблем. Но, Таня, ты же понимаешь…

– Перестань, Том, перестань, – не дала она ему говорить. – Я тебя не брошу, не брошу. Все будет хорошо, вот увидишь.

– Но-но-но. Только без обещаний. Не надо мне ничего обещать. Как хорошо, что мы отложили свадьбу, иначе б ты сейчас была совсем счастлива.

Наступила тишина, прерываемая ее скупыми слезами и шуршанием пакета, из которого она выкладывала гостинцы.

– Ну уходи, уходи же. У меня сейчас обед.

Она поцеловала его на прощание.

– Я буду завтра.

Он закрыл лицо руками, когда она вышла.

В конце дня пришел лечащий врач. Это был пожилой, ближе к старику, мужчина, в очках, с несколько задумчивым видом, с опасливым выражением во взгляде.

Пододвинув стул, на котором сидела Таня, он тоже присел:

– Мистер Меред и т, гм…

– М е редит, сэр.

– Мистер Меред и т, я хочу сказать вам только одну вещь. А именно: вы должны перестать злиться на всех и вся, вы должны перестать вопить по ночам, курить огромное количество сигарет, щипать медсестер и делать им разные… гм… неприличные предложения. Думать обо всем в мрачном свете. Отчаяние – это путь в никуда, мистер Меред и т.

– М е редит, сэр.

Том достал пакет жевательной резинки, бросил пластинку в рот и начал жевать с такой энергией, что слюна разлеталась кругом, образуя тонкую пелену водянистых осадков. Но врач ничего такого словно не замечал и все продолжал твердить свою жвачку:

– Поймите меня правильно: я на своем веку много имел дела с больными вашего направления, и, как правило, их отчаяние и уныние никогда не приводили ни к чему хорошему; только усугубляли общее состояние организма, способствовали ухудшению положения. Те же, кто смирялся, сейчас довольно-таки неплохо устроены в жизни, пообвыклись, понимаете; иногда я с ними вижусь.

– Не беспокойтесь обо мне, – сказал Том, бегая глазами по предметам вокруг. – Очень скоро я избавлю вас от своего присутствия.

– Я знаю, о чем вы думаете, это у вас на лице. Самоубийство – это вообще нелепо.

– Я не говорил – самоубийство.