Сергей Бурлаченко - Волшебный дом

Древние люди верили в сказки. В них герой стремился проникнуть за пределы обыденного мира. Он воевал и умирал в надежде достичь вершины Олимпа и стать богом. В эпоху мифов и титанов Геракл совершал подвиги, чтобы доказать свою избранность. Он нарушал порядок, заповеданный богами, бился один на один с чудовищами и соперничал с царями, надеясь стать одиноким и бессмертным, как бог.

Александр Македонский не боялся одиночества среди многотысячной разноплеменной армии, которую в IV веке до Рождества Христова вёл в поход на Вавилонское царство. Ледяными азиатскими ночами, когда храбрые гоплиты – македоняне, греки и фессалийцы крепко спали, сняв льняные панцири и укрывшись толстыми плащами из шерсти верблюдов, он, как лунатик, бродил среди шатров и жадно вглядывался в звёзды. Его гетайры мечтали завоевать весь известный им дохристианский мир, а Александр хотел сравняться могуществом с тем, кто породил Вселенную. Он догадывался, что истина заключается во владении не только Пространством, но и Временем. Бриллиантовая звёздная пыль в чёрном небе над Месопотамией гипнотизировала двадцатипятилетнего полководца и влекла его в страну одиноких богов.

В 1791 году бежавший из Парижа Людовик XVI был схвачен якобинцами в Варенне. Служащий почтовой станции Друз узнал переодетого короля благодаря его портрету, отчеканенному на монете. Национальный Конвент приговорил Людовика к смерти и ему отрубили голову. Трагедия избранничества и одиночества, пропитанная кровью короля, стала анекдотом.

Геракл, Александр Македонский и Людовик XVI продлевали Время, распиная себя на его жерновах и впечатываясь в него коренастыми фигурами, пращами и палицами, неистовыми Буцефалами, золотыми дисками луидоров. Их манила сказочная и смертельно опасная страна. Современному человеку не нужен путь в царство богов и героев. Тайком он мечтает остановить Время и погрузиться в болото уютного и безопасного однообразия. Сказка и великая мечта выродились в тупую компьютерную игру, где жизнь игрока зависит от выдумки ловкача-программиста. Чем предсказуемей ведёт себя игрок, чем он обыкновенней и послушней, тем он удачливей и безупречней. Люди хотят стать такими же заурядными обывателями, как члены компьютерной семейки Симсов, нарисовать такой же заурядный, как у Симсов, виртуальный дом на мониторе IBM, обустроить это капище и слиться с миллионами Симсов, заменивших бой с Лернейской Гидрой, царём Дарием и опьяневшей от вседозволенности чернью щёлканьем пальцев по клавиатуре. Время сыграло с человеком злую шутку. Смысл шутки заключался в том, что в ней не осталось более ничего смешного, от которого был один шаг до великого. Анекдот стал мелок и пошл. Обыватель надругался над героем. Герой легко уязвим. Он наивен, как дитя, и беззащитен перед мировой пошлостью. Заурядный человек расчётлив и незаметен, в этом его сила. Его нельзя выделить из толпы. Он утратил лицо, тщательно растоптав свою индивидуальность. Он безлик в море однообразной многоликости. Ему стало недоступно божественное одиночество, сладкая мука одоления своей ограниченности и храброго погружения в Космос, не имеющий границ. Не страшась гибели, герои делали Время тёплым наощупь и живым. Сбившись в однородную кучу, уповая на купленный за послушание гомеостаз, однажды мы заморозим и умертвим Время. Если, конечно, с нами не случится какого-нибудь чуда. Если нам на выручку не придут герои, которых мы считаем детьми.

Да, грустная погода навевает грустные мысли. С утра зарядил дождь. Над Москвой повисла угрюмая туча. Её пригнал северо-западный ветер, пахнущий лесом и речной водой. Город потемнел и как будто сжался. Автомобили убавили скорость и словно по команде сбились в многокилометровые пробки. Памятник космонавту Юрию Гагарину, карикатурно торчащий над площадью и в солнечные дни веселящий москвичей своим нелепым видом и исполинскими размерами, в сером дождливом облаке стал похож на жуткого огромного таракана, в изумлении застывшего на одной лапе. Другие, очевидно, были уже кем-то откушены.

Микроавтобус «форд» серебристого цвета послушно замер в веренице машин, уткнувшихся в выезд на Профсоюзную улицу. В салоне автобуса было душно и пахло мёртвыми цветами. Женщина лет сорока, одетая в хлопчатобумажную широкую красную юбку и льняной бесцветный жакет, торопливо набирала один и тот же номер на мобильном телефоне, подносила трубку к влажному, похожему на раздавленный пельмень уху, и долго слушала пустые гудки.

– Где эта Остроградская? – раздражённо говорила женщина жирным неприятным голосом и дёргала за подол юбки, словно хотела выдрать оттуда невидимую помеху. – Почему директора детского дома нет на месте в рабочее время? Где её черти носят?

Диль сидел справа от женщины и, вжавшись лбом в стекло, рассматривал улицу. Лоснящаяся мостовая напоминала ему море, а прохожие под зонтами – скользящих по чёрной воде медуз. Мальчику почему-то было жаль и это ненастоящее море, и этих суетливых плавунцов. Диль давно уже заметил беспричинную жалость, то и дело возникавшую где-то под сердцем и робко карабкавшуюся по горлу к переносице и глазам. Конечно, Диль легко мог управлять своими эмоциями. Этому учили в Академии Реконструкторов. «Реконструктор, не способный управлять своими чувствами, мертвец, – говорил Наставник и поднимал ладонь. – Или почти мертвец. Лига Стабильности боится реконструкторов и прежде всего охотится за теми из них, кто сентиментален. Чувства делают нас слабыми. Слабость ведёт к послушанию. А послушными очень легко управлять. Подтолкнуть их к ошибкам, ловушкам и гибели. Сентиментальность – это верная смерть».

Но чем дольше мальчик жил в этом нелепом городе, тем чаще забывал предостережение Наставника. То, что он видел и пытался понять, смущало его и иногда пугало. Диль ловил себя на том, что ему очень часто хочется расплакаться или крепко зажмуриться, чтобы укрыться в искусственной темноте, как это делают малыши. Так же, как и сейчас. «Сантименты», – беззвучно прошептал мальчик и закрыл глаза.

«Форд» фыркнул и наконец-то покатил вперёд. Женщина убрала мобильник в сумочку и посмотрела на мальчика. Её тринадцатилетний спутник, коротко стриженый худющий подросток, не шевелился. Казалось, что мальчик безмятежно спал. Это было странно. Все сироты, которых направляли в детский дом «Башня счастья», очень переживали, плакали, а некоторые беспомощно хамили, царапались и, бывало, набрасывались с кулаками на сопровождающих. Нервы есть у всех живых существ, даже у рыбок в аквариуме, что уж говорить про этих оборвашек. А худой подросток спокойно дрых, словно происходящее его не касалось. Эгоист! Мерзавец!