Сергей Бурлаченко - Волшебный дом

– Вы совсем на себя не похожи, – мальчишка держал её за руки и осторожно встряхивал. – Всё в порядке?

Женщина вздрогнула. По лицу её пробежала тень, словно порхнула большая птица. Где-то далеко играла музыка и тенор самозабвенно выводил: «O sole, o sole mio-o… Sta infronte a te-e-e, sta infronte a te-e-e…» Наконец, Кожан пришла в себя, отодвинулась от подростка и спросила зыбким, как после глубокого сна, голосом:

– Кто ты? Только правду, без разводок.

– Григорий Мухин. Из Социального приюта для детей и подростков.

– Допустим. Что сейчас со мной было?

– Вы спали. А потом испугались сновидения.

– Так это был просто сон?

– Ну, да. Путешествие в прошлое.

– Praemonitus praemunitus, – внезапно вспомнила Кожан. – Причём здесь это?

– Догадываетесь, почему погиб Руди?

– Струсил?

– Смотря, как относиться к его окончательному выбору. Если как к случаю – то да, это всего лишь трусость. Если иметь в виду, что это фрагмент длительной и важной истории – палач погиб ради чьего-то спасения.

– Он хотел спасти брата.

– Вы опять рассматриваете случай. История гораздо интересней.

– Чья история?

– Ваша.

Майя Сизифовна опустила взгляд, чтобы скрыть волнение. «Пожалуй, он не шутит, а собирается сообщить мне что-то очень важное. Надо не спугнуть его и притвориться беспомощной. Почувствовав власть, этот выкормыш потеряет над собой контроль и обязательно проколется. Узнав его замысел, я перехвачу инициативу и загоню его в угол».

Женщина прикусила губу и, притворившись, что поражена услышанным, сказала дрогнувшим голосом:

– Всё как в сказке – чем дальше, тем страшнее. Маленький мальчик перехитрил взрослую тётеньку. Наверное, он думает, что теперь тёте ничего не остаётся, как просить у мальчика пощады. Вроде бы, так оно и есть. Отступать некуда. Надо сдаваться на милость победителя, – тут Кожан внутренне перекрестилась и сменила размышляющую интонацию на угрожающую. – Но тётя может передумать и разочаровать мальчика.

Диль навострил уши. Добыча сама шла в капкан. На всякий случай он просчитал про себя до двадцати, как советовал Наставник, и потом ещё раз прислушался к своим ощущениям. Никакого волнения он не уловил, если не считать лёгкой пульсации в правом виске, что было обычным признаком охотничьего азарта. Микроавтобус с шипением летел по масляному от дождя шоссе, а Кожан в этот момент видела за окном залитую солнцем площадь Гагарина и неподвижную автомобильную пробку. Время утратило плотность и распалось. Пространство хрустнуло, дало трещину и брызнуло красивыми, волшебными осколками. Кристалл работал, бояться было нечего.

Диль сказал очень внушительно, словно экзаменатор, поймавший нерадивого студента за чтением шпаргалки:

– На вашем месте я бы не обольщался. Если вы не понимаете, о чём идёт речь, – а вы этого не можете понимать – перестаньте блефовать и попробуйте начать всё сначала. Имейте в виду, Майя Сизифовна: вам повезло, что вы встретились со мной, а не с Остроградской. Она бы вам такого шанса не предоставила.

Кожан быстро переспросила:

– Откуда ты знаешь про Эльвиру Мухтаровну?

– Просто вы ей звонили и называли её директором детского дома, в который мы едем. А я запомнил.

Чиновница вспомнила, что так оно и было. Ей показалось странным, что этот эпизод выскочил у неё из головы. Такого с ней раньше никогда не случалось. Она строго контролировала свои слова и поступки, всё запоминала и поражала сотрудниц отдела блестящей памятью. Мальчишка прав. Она явно устала, ей надо было тихо сидеть дома, пить чай с мятой и никуда не ездить.

Подросток спокойно смотрел на неё и ждал, что она будет делать дальше. Солнечный свет, льющийся в салон микроавтобуса сквозь промытые дождём окна, обещал великолепный день. Майя Сизифовна внутренне встрепенулась. Ей показалось, что она стоит перед разгадкой какой-то важной тайны. Конечно, надо было держать марку, быть с мальчишкой издевательски властной, может быть, даже грубой. Но любопытство взяло верх и Кожан, что называется, поплыла.

– Мухин, ты похож на зубного врача, приготовившегося удалить мне больной зуб. Смотришь на меня строго и с таким сожалением, как будто увидел что-то нехорошее у меня внутри. Какую-то заразу. Ну, хорошо, удаляй зуб, если он кажется тебе испорченным. Я не боюсь и я не против.

– Только не говорите потом, что я вас обманул, ладно?

– Хорошо, договорились. Итак, ты обещал мне распутать старые узелки в кармане моего пиджака. С чего начнем?

– С самого начала. Сегодня вы в очередной раз собирались поступить против собственной совести. Сдать сироту в детдом, хотя сами лично терпеть не можете эти заведения и считаете, что в большинстве случаев они калечат, а не спасают детей. Однако вы научились вести себя двулично, оправдываясь перед собой тем, что к маленькому обману вас вынуждает ваш ответственный пост, забота о детях и здравый смысл. Потрясающее заблуждение! И вы себя убедили, что это не заблуждение, а просто такой вынужденный прикид, мулька, показуха для всех остальных. Но сегодня вас выдала ваша одежда, ярко-красная юбка. Случайное совпадение, намекающее на возможность покончить с вязкой двуличностью, которая вас рано или поздно погубит.

– Допустим, что ты прав. Хотя, скорее всего, я угодила в сумасшедший дом, где тринадцатилетние мальчики дурачат взрослых и корчат из себя Кашпировских и Гарри Поттеров. Да, в дурдом на колёсах, – Кожан говорила так, словно пыталась убедить себя в том, что в происходящем нет ничего необычного. – Детские дома, опека, милосердие – всё это не моё, допустим. Но я никогда не чувствовала в себе потребность приносить людям зло.

– Вы этого не хотели, но вы это делали, как всякий ослеплённый самообманом человек. Знаете, почему вас хотела зарезать Нюта, та крохотная сиротка с вывернутыми ногами?

– Она была больна на голову.

– Она разглядела в вас палача и испугалась, что вы тащите её на эшафот. Только сами вы в тот момент думали, что спасаете девочку, и никто бы не смог вас в этом разубедить. А она не знала, как вывернуться от вас, избавиться от предчувствия гибели и ужаса близкой смерти.

– Господи, да что ей было нужно?

– Мама. Дом. Любовь.

Три обычных слова, так просто сказанные подростком, окончательно сбили чиновницу с толку. Она почувствовала всю нелепость ситуации, когда мальчик объясняет ей, многоопытной завотделом опеки, очевидные вещи. Кожан промолчала, собираясь с мыслями.

– Впрочем, вы об этом хорошо знаете, – продолжал Диль. – Не будем толочь воду в ступе. Я предлагаю вам на выбор: случай или историю. Что предпочитаете?

– Судя по твоему наглому тону, выбор у меня только один. Историю.

Диль многообещающе хмыкнул.

– Тем более что она уже началась. Вы готовы слушать?