Екатерина Береславцева - Начинай со своего дома

Располагалась сия контора в самом центре нашего города, в живописном местечке с прелестным названием «Чудовский переулок», в старинном двухэтажном особняке с полуразрушенными балкончиками и потрескавшейся лепниной на грязно-сером фасаде. В свое время этот дом принадлежал местной знаменитости, архитектору Льву Ивановичу Лебедеву, который, собственно, и спроектировал свое жилье, и выглядел особняк тогда, понятное дело, совсем иначе. Я мельком видела старые фотографии в кабинете нашего шефа, и должна сказать, что увиденное меня поразило. Прекрасное белое асимметричное здание с настенными рельефами и полукруглыми козырьками по контуру, стройные резные окна, высокая парадная дверь с ажурными узорами – в общем, красота необыкновенная! По бокам от порога когда-то восседали каменные львы, молчаливые стражи Дома. К сожалению, на фотографиях их уже нет. Мария Семеновна, наша редакторша, сказала, что увезли бедолаг то ли в музей, то ли на свалку, и торчат теперь перед дверью два осиротевших постамента, на которых, правда, довольно удобно примоститься во время перекура. Нет, я-то сама не курю, но за компанию выбежать на улицу никогда еще не отказывалась. Не целый же день трепаться по телефону с клиентами!

Моя новая работа оказалась не пыльная, как раз для меня. Я с детства обожаю о чем-нибудь потрындеть, но никогда не думала, что моя болтливость может приносить деньги! К тому же у меня оказалась врожденная грамотность, и со временем мне стали доверять еще и корректуру. Шеф вроде бы остался доволен универсальной сотрудницей, и девчонкам я пришлась ко двору, а уж о том, как мне понравилось в этом уютном домике, и говорить не нужно. Внутри он оказался настолько милым и родным, что уходить после работы не хотелось. Впрочем, дома меня все равно никто не ждал. Нет, мой Гошка, конечно, тосковал по хозяйке, но я знала, что живущая в соседнем подъезде Инка, моя родная тетка, всегда присмотрит за псом, покормит и выгуляет, а в случае ночной сдачи номера – и к себе возьмет, на радость моим малолетним родственникам.

Ночные бдения над журналом происходили довольно часто, что, признаюсь честно, не могло меня не радовать. Ведь именно в темное время можно было услышать дыхание Дома и его тихое бормотание в ответ на наши осторожные шаги. Впрочем, когда я сказала Ксеньке о том, что Дом следит за нами, она только покрутила пальцем у виска, назвав меня романтичной буренкой, и я больше ни с кем не делилась своими мыслями. Права была бабуля, я все-таки невозможная фантазерка!

– Ты бы, Санюшка, лучше о будущем подумала, чем предаваться каким-то глупым фантазиям, – сказала бы мне моя практичная бабуля, будь она сейчас рядом, и была бы права. Наверное, в моем солидном возрасте уже смешно выдумывать небылицы, даже если это чудесные и завораживающие истории про таинственный старый дом! Пора становиться взрослой.

После отрезвляющего разговора с Ксенькой я дала себе слово, что буду браться за ум и больше никогда не позволю себе окунаться с головой в мечты, какими бы красивыми они ни были. Я даже произнесла клятву, стоя перед большим зеркалом в своей спальне, одновременно являющейся столовой и гостиной, и решительно рассматривая пышные формы и глаза блеклого серого цвета за стеклами очков.

– Клянусь, что отныне эту шикарную женщину никто никогда не назовет глупой коровой! Клянусь, что с этого момента я забуду все свои романтичные бредни, возьмусь за ум и стану самой хладнокровной и расчетливой дамой в нашем издательстве!

Именно с таким настроем я и осталась в очередное «ночное», не обращая внимания на зазывное поскрипывание ступенек лестницы и отмахиваясь от таинственных шорохов за дверью нашей комнаты. Я деловая собранная леди, от которой зависит своевременная сдача номера в тираж, ни больше, ни меньше! И пусть хоть тысячами голосов дом протрубит прямо мне в уши, мое спокойствие останется таким же незыблемым и нерушимым!

– Саша! Ты слышишь меня?! – кажется, уже минуту Зинаида, наша верстальщица, трясла меня за руку, пока я, стиснув зубы, вела внутренний монолог.

– Да, Зинуль, прости, задумалась. – встряхнула я головой и посмотрела на девушку. – Что случилось? Не влезает текст?

– С текстом все в порядке, Саш, но мне срочно нужно домой.

– Как – домой? – удивилась я. – Мы же только начали!

– Мама позвонила, говорит, трубу прорвало в детской, вода хлещет, как из ведра. Надо срочно аварийку вызывать, а она мальчишек успокоить не может!

У нашей Зинули год назад родились братишки-близнецы, а спустя полгода умер отец от какой-то сложной болезни, оставив троих детей и жену в полнейшей растерянности и тоске. Зина на тот момент училась в одиннадцатом классе. Кое-как окончив школу, она устроилась в наше издательство, поднаторела в верстке, и теперь была единственной кормилицей своего семейства.

– Иди, конечно, Зинуль! – забеспокоилась я. – Работа работой, но семья важнее! Не переживай, я корректуру пока закончу, а там, глядишь, и ты вернешься. А может быть, Тамарке позвонить, она верстку доделает?

– Не надо! – махнула рукой Зина. – Ты что, забыла ее ревнивца? Он же потом вообще никуда ее не пустит!

– Ты права, Тамарку лучше не трогать, – согласилась я. – Иди, Зин, и не переживай, все успеем к сроку. Зонт не забудь – слышишь, как разошлось?

– Не забуду, Саш! Спасибо! – Зина метнулась к курточке, подхватила свой старенький клетчатый зонтик и хлопнула дверью. Я осталась одна во всем доме.

– И прошу меня не отвлекать! – громко произнесла я в пустоту, придвинула к себе чашку с остывшим кофе, взяла в руки карандаш, поправила очки на переносице, поерзала попой и углубилась в текст. Люблю я работать под шум дождя!

Через полчаса глаза у меня стали слипаться. Я взглянула на циферблат настенных часов, – ну конечно, уже полпервого ночи! – вылезла из кресла, сделала несколько прыжков на затекших ногах, сгребла пустую кружку и поплелась на кухню за свежей порцией бодрящего напитка. Чтобы дойти до вожделенного чайника, нужно было пройти через длинную темную галерею, прозванной Марией Семеновной «выходом в свет». Чудной господин Лебедев, проектировавший свой дом, почему-то задумал этот узкий коридор совершенно глухим, без единого просвета в виде двери или окна. Я не знаю, дружили ли раньше стены этого помещения с канделябрами, освещавшими своими парафиновыми палочками дорогу хозяевам, но сейчас здесь не было ни одного светильника, ни даже завалящей одинокой лампочки, свисающей на тонком проводке, ни-че-го! Сколько раз мы пробовали провести сюда освещение силами вызванных мастеров – все бестолку. Просто мистика какая-то. Лампочки Ильича выдерживали ровно минуту, а затем начинали шипеть, скворчать, как сало на сковородке, и перегорали. Дольше всех продержалась только японская энергосберегающая лампа, купленная в самом дорогом супермаркете по сумасшедшей цене. Ее презрительной усмешки хватило минуты на три, за которые мы, кстати, смогли рассмотреть тонкую лепнину вдоль потолка, – и зачем, спрашивается, она в таком месте, если все равно никто ее не видит? – и потрясающе красивые обои, которые вспыхнули золотом и погасли вместе с перегоревшей восточной штучкой.