Макс Алексеев - Megapolis. В активном поиске

Стремление жить время от времени теряло для него всякий смысл. Он искал его в разумных доводах, в чтении на ночь и в отражениях зеркал. Он пытался найти смысл жизни и обезопасить близких от расходов на похороны. Анализировал собственное поведение и хотел стать лучше. Шаг за шагом, переступая бетонный порожек пола, чтобы закурить очередную сигарету, не предвещавшую ничего нового. Каждый шаг давался ему с трудом. По ходу движения мир вокруг него превращался то в огромную газетную полосу, то в набор деталей из острых заголовков новостей. В дотошную газету, в которую рано или поздно превращаются все издания, когда редакции надоедает работать в пыльном офисе.

Пробираясь сквозь остекление, он упирался в желтые страницы серых букв. Из тех, что намазывают на протухший бутерброд мыслей, событий и отголосков вчерашнего дня. Текущих по мундирам полицейских спермой, отбивающихся от озлобленных негров, крушащих и поджигающих все на своем пути. Из-за неразделенных чувств, произвола и насилия со стороны служащих. По вине убийц, терзавших невинных людей на площадях, заполненных правозащитниками. В жерле проснувшегося вулкана, который выбросил в небо огромный столб пепла. Пепла разнузданной жизни, окунающей его рожей в дерьмо. Он читал о том, что где-то снова шли ожесточенные бои. Президенты жали друг другу руки, а население сводило концы с концами кинолентой врезанных картинок, ненужными словами и аналитикой. Объединенными в несуществующие партии и требования. И тут он почувствовал, что шел вместе с ними. По пыльным улицам и магистралям, исчезая в помехах радиосигналов. Повернувшись к окну и облизав фильтр глубокого одиночества, объединявшего людей в цивилизации.

Он порядком от нее устал – экзистенциальная смерть настигала его каждый вечер. Он падал на кровать и закрывал глаза, засыпая в момент, когда еще летел на нее. Он чувствовал как пружины поглощали энергию тела, частично принимая его форму. Они успокаивали его разум провалом в черное ничто. Там не было холодно и жара не беспокоила прохладным душем. В комнате становилось тихо и убитый мозг переставал обрабатывать сомнительные сигналы, давая волю беспечным игрокам в покер. Он засыпал еще до того, как вечное молчание окончательно опускалось на пляж. В тот самый момент, когда смерть, о которой думают одинокие люди, заходила в его просторную комнату. Но он уже мирно спал.

Его тело выбросило из сна. Он передернул затвор револьвера и открыл глаза. Чтобы начать новую жизнь, надо было основательно подготовиться. В супермаркете он чуть было не свалился от голода, ожидая своей очереди в кассе. На конвейере продуктовой ленты, облапанный женщиной с бейджиком на груди, что дала ему сдачу и посмотрела в глаза, словно искала ответы на пугающие по ночам вопросы. Ему показалось, что пора сбавлять обороты. Он начал размышлять о часах, проведенных под кайфом. Засекал секундомер и просил, чтобы его наконец отпустило. Он хотел снова стать самим собой, вернуться к привычному образу жизни. Не обращать внимания на мелочи и детали, забыть о невидимых душах окружавших его предметов. Восхищение обратной стороной мира начало приводить его в ужас. Красота билась в уродливых конвульсиях подступающего к ногам страха. Ему снова хотелось быть поглощенным сложными конструкциями чувств и эмоций, движениями инстинктов, срывающим куш в рулетке жизни. Он хотел забыть самого себя, стать аватаром среди серых фигурок общества. Делать проверенные временем вещи. Следовать слепым инструкциям и не задумываться о последствиях. Быть как все – равным среди равных. Пустым, ничтожным и никому в сущности не нужным.

Впиваясь когтями в микросхемы и блоки питания. Пробуя на вкус яркие диоды, ослепляющие широко открытые глаза. Он перекусывал красные и синие проводки, обволакивающие его тело паутиной ненужных советов. Подойдя к столу, он начал бороться с последними словами в его жизни. Его рука тряслась, но он старался изо всех сил. Карандаш выводил на белом листе странные линии, никак не желавшие становиться чем-то осмысленным. Настроение скакало словно пульс, не желая занимать чью-либо сторону. Агрессия сменялась эйфорией и жизнь снова казалась завершенной, не имеющей смысла, влекущей смертью и неоплаченными счетами за квартиру. Через пару минут аттракциона его накрыла настоящая депрессия. Вязкая, словно смола, и тяжелая. Он отбросил карандаш в сторону и смял измученный листок.

Вечером он решил больше двигаться. Он начал ходить из угла в угол и вспоминал, как некогда лежал в темной комнате на холодном полу. Разница была лишь в том, что теперь ему было безразлично. Просто за окном стучали капли, стекая ровными полосками по стеклу. Он всматривался в них и пытался разгадать тайну будущего. По разные стороны баррикад, прикуривая от раскаленного ствола автомата. В джунглях, затягиваясь крепким табаком. Там, где ходили слухи и кипела кровь новой жизни. В очередном провале в сон, где ему оставалось лишь мечтать о пощаде и молить о помощи. Его, сотворившего вечную комедию человеческих ошибок. Жалкую пародию на доброту и милосердие. Смеющегося в серых тучах и заставляющего плакать от безысходности.

– Третьего шанса тебе не получить!

На следующий день он почувствовал, что ясность сознания начинает возвращаться к нему. Он уже стоял твердыми ногами на земле и движение электропоездов под ней начало раздражать его нервы. Они, словно гусеницы, сжирали сочные листья, скрепя колесами по яркой стали рельс. Их движения помогали ему ориентироваться, обретая долгожданную резкость, обрисовывавшую некогда враждебный мир. Он решил пройти в одиночестве пару кварталов, вдыхая свежий ветер, поднимающий пыль высоко в небо. Она оседала на бетонных стенах высоток, оставляя соленый привкус на губах. Привкус выходного дня в котором люди прятались по домам от обыденности. Той, что настигала их в звуках будильника по утрам. Он жаждал общения, набирая номера снова и снова, но никто не отвечал.

– Давайте! Чего ждете? Убейте меня, разрежьте на куски и зажарьте вертеле!

Он хотел видеть их удивленные лица. Смотреть в испуганные глаза и молча скалиться в ответ. В лица тоски и разочарования. Читать по губам потерянные мечты и детские страхи. Брать их за руки и кружить в хороводе безумного танца. Так, чтобы они захотели вырваться и сбежать. Чтобы они пятились назад и исчезали в шелестящих листвой кустах. Он хотел вывести их на чистую воду, связать руки за спиной и опустить их головы в ледяную воду. До того момента, пока они не расколются окончательно. Пока не признаются, что совершали свои грязные дела в тайне ото всех. Он задавал им прямые вопросы, припирал прикладом к стене и плевался в лицо грубыми словами. Он видел, как в их зрачках отражались его желтые зубы оскала, продолжая яростно дышать и испытывать безумное влечение к их плоти.