Виолетта Лосева - Меня зовут Жаклин. Отдайте мне меня. Повести и рассказы

Я просто задыхаюсь от возмущения.

– Они сами выпали, – говорю я. Ну что я могу сказать?

– Конечно-конечно, – усмехается Вадим, – они всегда выпадают сами. А потом из дома пропадают вещи.

Я понимаю, что он просто дразнит меня, но молчать не могу.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.

– Только то, что ты залезла ко мне в карман и украла ключи, – говорит он с усмешкой и заходит к себе в комнату, плотно прикрыв дверь.

***

На следующий день я застаю Нику в страшно возбужденном состоянии. Лицо ее пылает, глаза блестят и, когда я захожу в комнату с обедом, она вскакивает навстречу мне.

– Как самочувствие? – спрашиваю я, чувствуя, что с ней что-то не в порядке, хотя Ника выглядит уже совершенно здоровой.

– Нормально, – говорит девочка, – мне нужно с тобой поговорить.

– Давай поговорим, – я ставлю поднос на тумбочку и присаживаюсь возле нее.

– Не сейчас, – шепчет Ника, – приходи попозже, когда будешь посвободнее, а она уйдет.

Глаза ее блестят каким-то сумасшедшим блеском, и я делаю еще одну попытку:

– Может, сейчас поговорим?

– Нет, не сейчас, – резко прерывает меня Ника и буквально выталкивает из комнаты.

У Вадима сегодня нет занятий, и он разгуливает по дому в старых джинсах и теплом свитере. За окном немного метет и от этого, дома все кажется очень уютным. Вадим сидит в гостиной у не зажженного камина и щелкает пульт телевизора.

– О-о, какие люди, – восклицает он и встает. – Слушай, не пора ли поставить точки? Может, хватит ломаться?

Он вальяжен и красив, но я уже устала отбиваться от его приставаний, которые даже при большой фантазии я не могу назвать ухаживаниями.

– Тебе не надоело? – спрашиваю я.

– Нет, наоборот, – он обнимает меня, и мы падаем на диван. Я отбиваюсь, но, по-видимому не очень настойчиво, потому что он пытается расстегнуть мою блузку, в то время как в другие разы, он оставлял меня в покое довольно быстро, – Ну чего ты? Никого же нет!

– Я пожалуюсь Семену Михайловичу, – я продолжаю выдираться из его объятий. Я ненавижу себя за эту фразу. Я приберегала ее на самый крайний случай, но вижу, что она не произвела никакого эффекта.

– И останешься без работы, – сообщает он мне спокойно. Борьба на диване продолжается.

– У тебя что, проблемы с девушками? – мне страшно хочется его оскорбить/

– Никаких проблем, – сообщает он мне, – и ты сейчас в этом убедишься.

Я, наконец, вскакиваю. Блузка моя расстегнута, волосы растрепаны, помада, кажется, размазана по всему лицу.

Он оскорбительно улыбается и говорит мне:

– Ты знаешь, зачем держат в доме таких, как ты? Не первой свежести? Чтобы они делали домашнюю работу и удовлетворяли хозяев! Ты не знала? Зачем ты сюда пришла? А как у тебя получается с моим папашкой?

– Идиот, – я понимаю, что говорить такое я не должна, но есть же предел, в самом деле.

– А хочешь, я скажу Тамаре, что ты с ним спишь? Веселенькую жизнь она тебе устроит! Долго ты потом тут проработаешь?

Самое противное, ему кажется, что мне, в принципе, ничего не стоит с ним переспать. Для него это как упражнение.

Вадим загораживает собой дверь, и я не могу выйти.

– Пусти меня, – говорю я шепотом.

– А я тебя не держу, – отвечает он, ухмыляясь. – Давай, скажи мне все, что ты думаешь обо мне и завтра же тебя здесь не будет! У самой, наверное, дыхание сперло от счастья. Чего ты ломаешься?

– Пошел вон! – я с силой отталкиваю его и выскакиваю в коридор.

У себя на кухне я пытаюсь разобраться со своими чувствами. Я сейчас одна, мужчины у меня нет и, в принципе, я могла бы ему уступить, но для этого он не должен относиться ко мне так пренебрежительно. Наверное, будь на моем месте Тамара, она бы сумела воспользоваться ситуацией. Но я НЕ МОГУ! Я не могу.

Пусть я потеряю работу, пусть я никогда не выплачу свой долг, пусть я останусь на улице – Я НЕ МОГУ.

Он не противен мне, но я не хочу даже думать о том, что на следующий день мне придется подавать ему завтрак, а он будет смотреть на меня и смеяться мне в глаза. Я – не могу так!

Я наспех привожу себя в порядок и иду к Нике. Щеки ее по-прежнему пылают, и она в пижаме ходит из угла в угол, как зверь по клетке.

– Когда в школу? – спрашиваю я.

– Не в школу, а в гимназию, – поправляет она. Меня страшно раздражает то, что эти детки очень быстро усвоили то, что они учатся не в обычной школе, а в гимназии, в лицее, в колледже, хотя чаще всего, изменилась только вывеска. Раньше я не замечала в Нике желания подчеркнуть это, но сегодня меня все раздражает.

– Ты об этом хотела со мной поговорить? – спрашиваю я. Мне, конечно, нужно было бы остыть после схватки с Вадимом, но я решила, как бы спрятаться от него у Ники в комнате.

Девочка не понимает моей резкости и спрашивает:

– Тебя какая-то муха укусила?

– Извини, – утихаю я, – просто много всего навалилось.

– Ой, а что я тебе сейчас расскажу, – Ника садится рядом со мной. Руки ее дрожат, – Лучше бы ты не уходила вчера.

– Почему? – спрашиваю я и чувствую, что от меня пахнет одеколоном Вадима.

– Я расскажу тебе все по порядку, и ты сама увидишь, как это все ужасно.

Ника, сбиваясь и постоянно переходя на эмоции, начинает рассказывать мне о разговоре, который она услышала вчера.

– Понимаешь, я спустилась в ту маленькую комнатку, за камином. Там, на книжной полке было собрание сочинений Толстого. Я хотела взять пятый том и вернуться к себе. Слышу – в столовую заходит Тамара со своей подружкой. Но она же думала, что я сижу, как всегда, в своей комнате! И они начали болтать. А я, конечно, осталась там, потому что я, во-первых, была в пижаме, а, во-вторых, мне, конечно же было интересно, о чем они будут говорить. Ты меня понимаешь?

Я, конечно, ее понимала. Хотя должна была сказать, что так делать нехорошо. А, впрочем, почему я должна здесь со всеми нянчиться? У нее есть родители! И ей уже не пять лет. Слава Богу, тринадцать!

– И знаешь, что я узнала? У Тамары есть любовник! Представь!

– Почему ты так решила? – спрашиваю я, хотя мне, конечно, не подобает задавать девочке такие вопросы.

– Потому что она прямо об этом говорила! – вскрикивает Ника, думая, что я сомневаюсь в ее словах. Уж я-то знаю, насколько прямо Тамара может говорить о таких вещах. – И еще она говорила, что папа старый и нудный, Вадька и я – противные и избалованные, ты – глупая и ограниченная, а она сама – несчастная и одинокая. Представляешь? А потом показывала подружке весь дом. Хорошо еще, что не завела ее ко мне.

– Да не переживай ты так! – говорю я ей. Я не знаю, что должна чувствовать тринадцатилетняя девочка, узнав все эти новости. – Тебе-то какое дело? Это все взрослые дела! Не бери в голову.

Ника смотрит на меня круглыми глазами.

– И папе не говорить?