Ирина Карпинос - Путешествие дилетантки

Июльская жара в Киеве. Еще не взорвался Чернобыль и не пришел к власти Горбачев, но уже умер Брежнев. В лесу поблизости от станции Макейчуково традиционно отмечался полуподпольный день рождения киевского барда Лени Душевного. Комитет глубокого бурения относился с повышенной бдительностью к нашим лесным бдениям. И на сей раз тоже прислал своих гонцов попугать для острастки гитарную братию. Мы с мужем опоздали и встретили на станции лучезарно улыбающихся комитетчиков. Медленно и печально переходя к угрозам, доблестные искусствоведы в штатском настоятельно требовали нашего изъятия из леса. Но возвращаться в город не хотелось принципиально и, поблагодарив комитетчиков за служебное рвение, мы нырнули в лесную глушь. Предполагаемое место расположения палаточного лагеря было пусто. Комитетчики все-таки сделали свое грязное дело и согнали народ с насиженного места. С неба начал накрапывать дождь, который, как ему положено, смывает все следы. Мы шли наугад, уже ни на что не надеясь, и вдруг в пустом мокром лесу наткнулись на виновника торжества Леню Душевного, который (на всякий случай) сошел с электрички на предыдущей станции, дабы не встречаться с дядями из комитета. Сев на пенек и употребив на троих содержимое Лениной фляжки, мы с новыми силами отправились в путь. Долго ли коротко ли пришлось блуждать по лесу, сейчас вспомнить трудно. Но новое местопребывание гостей, явившихся праздновать день рождения, мы все-таки нашли. Бредя по тропе и здороваясь с каждым встречным, я прошла с набок свернутой головой мимо ленинградского гостя. Он точно так же свернул свою голову в противоположном направлении. Миновав по инерции несколько метров, мы одновременно развернулись и двинулись навстречу друг другу, как два сошедших с рельсов поезда.

– Что происходит, почему мы не здороваемся? Ты чего сегодня такая… смурная, что ли?

– Понимаешь, Леш, мой муж вдруг решил не оставлять меня в лагере. Он хочет вернуть меня в больницу, из которой я удрала. Говорит, что если у меня будет после встречи с комитетчиками прободение язвы, хирурга в лесу он для меня не найдет.

– С хирургом действительно проблематично, но врач «скорой помощи» перед тобой. Показывай, где муж, я с ним договорюсь. Почему-то ужасно не хочется, чтоб ты уезжала.

И мы двинулись к оврагу, по пути обрастая толпой любопытствующих. Таинственная беседа, состоявшаяся в овраге, дала свои плоды и, подхватив мужа вместе с рюкзаком, гитарой и палаткой, все участники представления потянулись к костру.

– С тебя бутылка, – заговорщицки подмигивая, сказал мне мало знакомый ленинградский гость.

Потом мы сидели у костра под непрекращающимся дождем. Леша честно исполнял роль врача «скорой помощи». Он растирал мне промокшие ноги, заставлял принять из его рук ложку с горячим супом и всячески дурил голову байками из жизни лабухов вперемежку с огненной водой из железной кружки. Периодически к костру подходила его жена, держа за руку дочку-дошкольницу, и смотрела на общение врача с пациенткой с плохо скрываемой яростью. В это время мой муж ставил палатку и вообще не смотрел в нашу сторону. А когда незаметно подкралась ночь, у костра собрались все солагерники, дабы, наконец, послушать ленинградского гостя. Он привез в Киев новые «одесские» песни своего однокашника Саши Розенбаума, и многим не терпелось узнать о том, как «мы подошли из-за угла» из уст земляка автора. Спев пару песен, Леша решил проведать жену и дочку, спавших в палатке неподалеку. Но костровые зрители хотели немедленного продолжения банкета и тут же передали гитару мне.

– Она вам не из тех, кто заполняет паузы! – раздался рык ленинградского гостя.

Неожиданно пауза затянулась, и под напором алчущей песен и зрелищ аудитории мне все-таки пришлось запеть. Увлекшись собственным исполнением, я очнулась только тогда, когда увидела прямо перед собой два рысьих желтых с прозеленью глаза, втягивающих в себя мою грешную душу вместе с гитарой, песнями, плясками и напрасными надеждами на то, что все еще обойдется. Оборвав себя на полуноте, я вскочила и, отбросив гитару, прыгнула куда-то в темноту.

– Нам надо поговорить, – услышала я за своей спиной интонацию, похожую на «мы подошли из-за угла».

Прислонив меня к первому попавшемуся дереву, он хотел что-то сказать, но в этот момент нас окружила ненасытная костровая братия.

– Я же ясно сказал: нам надо поговорить! – рявкнул он уже не мне, а прискакавшим туристам.

Все моментально бросились врассыпную, и наш первый концептуальный разговор состоялся. О, что это был за разговор! В нем участвовали все части тела, которые умудрялись наощупь обниматься, целоваться и в промежутках произносить разные по степени значимости слова.

– Сашка, ты такая талантливая чувиха! Я тебя боюсь, – чуть слышно произнес он освободившимися губами.

– А я тебя нет, – полузадушенно щебетнула я. – Правда боишься?

– Я не знаю, что мне с собой делать. Опять начинать жизнь сначала? Опять разводиться с женой? Но я не могу сейчас пойти на это!

– Леша, о чем ты? Никому никуда не надо идти. Я сама не понимаю, что происходит. Но когда 13 числа мы вместе оказались в гостях у Душевного, я явилась туда одним человеком, а ушла другим. Все сидели за столом, а мы с тобой стояли в соседней комнате и ты все говорил, говорил, говорил… И тут Душевный принес две рюмки водки и сказал, чтобы мы выпили на брудершафт. И мы еще долго стояли с перекрещенными руками прежде, чем выпить эти рюмки. А потом мы вернулись к столу, вернее, ты сел за стол, а я взобралась на подоконник, чтобы быть подальше от тебя. И тогда ты стал медленно выходить из-за стола и сомнамбулически двигаться к подоконнику. Ты сел на пол у моих ног, опираясь на них спиной, и одной рукой обхватил меня за щиколотку. Как будто окольцевал. Кольцо твоей руки на моей ноге я чувствую до сих пор. А больше, собственно, ничего и не произошло.

– Что же мы делаем? Сколько можно стоять у этого чертова дерева, рядом с палатками, где спят наши пока еще супруги? Я сейчас уведу тебя отсюда и назад не возвращу!

– Уведи, только поскорее.

И в это самое мгновенье, которое нестерпимо хотелось продлить, какая-то сволочь засветила нам фонарем прямо в глаза. С криком «вот они!!!» толпа оторвала нас друг от друга и потащила к костру. Если бы меня тогда бросили в костер, он бы, наверное, показался мне чуть теплым. Но Лешу все-таки заставили петь, а я стояла у него за спиной, и после каждой песни он проводил щекой по моей руке, не давая возможности никуда от него сбежать. Хотя, собственно, бежать уже было поздно.