Карина Василь - Разум и чувство

– Она не холодна, – поправила его жена. – А застенчива и скромна. И до смерти боится быть навязчивой, бестактной, доставить неудобство, ранить бесцеремонностью и нелепостью. Боится быть неловкой и смешной. Не хочет быть такой, как, простите меня снова, дорогой, но как члены вашей семьи. И от этого она одинока. Она очень ранима и трогательна. Как София, только старше.

Артур от души рассмеялся.

– Трогательна! Видели бы вы, сеньора, как она ставила на место клерка в конторе или подрядчика на стройке! Вы бы так не говорили!

– То, что она самостоятельная и сильная личность, в отличие от вашей младшей сестры, я не отрицаю. Но это не мешает ей быть ранимой и одинокой, – настаивала его жена.

И, вспыхивавшая как костёр Франческа, тихая и незаметная, как лесной родник Элис взяли в нежное кольцо монолитную и одинокую, как скала Джулию. Для завершения картины триумфеминату не хватало Милисент – капризной, легковесной и внезапной, как весенний ветерок. Но две замужние дамы решили не включать в свой кружок столь эгоистичное создание, которое своей глупостью и легкомыслием принесла бы только больше вреда, чем пользы. Они постоянно навещали Джулию. То, чтобы устроить незапланированный пикник, то, чтобы пройтись по магазинам и модным лавкам, то, чтобы выбраться посмотреть на выставки картин модных художников или зазвать на чай к своим знакомым. Джулия не была глупой и понимала причину этого. Она была неизменно благодарна и вежлива, но завоевать её дружбу или хотя бы поговорить по душам не удавалось. Нередко во время этих вылазок она встречала мистера Сворда, которого стала находить уже не столь поверхностным. Он оставил свою привычку таскать с собой зеркало и любоваться своим отражением в нём по поводу и без. Эскапада, стоившая его отцу в своё время постельного режима, повлияла на него, слегка изменив его манеры и привычки. Не став более глубокомысленным, он стал серьёзнее относиться к жизни. Хотя на его весёлом нраве это не слишком отразилось. Так же он сменил свои сюртуки кричащих расцветок и фасонов на вполне приличные костюмы, перестав шокировать почтенное общество своим выбором одежды. А, видя его общение с маленькой Софией, предупредительность по отношению к дамам, Джулия даже удивлялась, проникаясь к нему невольным расположением. Сам же Ричард, не отдавая себе отчёта, стал думать о ней всё больше, находя её внешность, особенно без очков, не столь противной и отталкивающей. Её верные суждения, ясность мысли, ум и отсутствие стремления завлечь его или приукрасить себя интриговали его. Он не привык к прямолинейности женских высказываний, что поначалу шокировало его, отсутствию суетной болтовни, едких сплетен и мишурности. Он наблюдал, правда, со стороны, как Джулия справлялась со всеми проблемами и хлопотами, выпавшими на её семью, без слова жалоб и просьб о помощи. Как и её брат, он начал её уважать, как сеньор Джованни, начинал видеть в ней равную, а не «всего лишь какую-то женщину» и как Франческа Баттон остерегался, не понимая её. Слишком суровую, холодную, непроницаемую и бесстрастную маску надела на себя девушка, чтобы молодой человек, не отдававший отчёта в своей симпатии и зарождавшихся чувствах, мог проникнуть сквозь неё. Слишком много на неё свалилось, чтобы она могла поддаваться своим чувствам, когда есть столько дел по поддержанию репутации и финансового обеспечения своей семьи. Обеспечения, которое могла поддержать только она одна. Хотя Джулия и начала изменять о мистере Сворде своё мнение, но ещё не настолько, чтобы сменить эту свою маску или вовсе снять её. Она боялась быть неловкой, боялась быть осмеянной, боялась быть обманутой. Её сердечко уговаривало её изменить поведение или хотя бы быть мягче. Но разум убеждал, что это делать рано, что слишком много вокруг примеров лицемерия, предательства и как следствие этого разочарования и боли. А боли в жизни Джулии было достаточно. Не хватало ещё терзаться из-за мнения окружающих.

Мистер Сворд, наблюдая успехи Джулии, решил тоже попробовать себя на бирже. Благодаря его беспечности, но вместе с тем и удачливости он, к удивлению своего отца, достиг некоторых успехов, удвоив в относительно короткое время свой капитал. Сэра Сворда это несколько примирило с мисс Баттон, поскольку её советы в приращении капитала были весьма кстати. Однако он не перестал считать, что женщины ничего не понимают в деньгах и делах, приписывая успехи своего сына и самой мисс Баттон удаче первого и вовремя полученным сведениям из третьих рук второй. Благодаря общему делу, мистер Сворд и мисс Баттон часто пересекались в самых необычных местах. Ричард проникался к девушке удивлявшими его чувствами, находя у себя и серьёзность, и основательность, о которых раньше не подозревал. А Джулия в его обществе постепенно оттаивала душой, нередко улыбаясь его невольным нелепостям из-за невежества и забавляясь его открытым нравом. Каждый из них находил в другом то, что уравновешивало бы их собственный характер.

Джулия уже было совсем решила поставить на себе клеймо старой девы или одинокого «синего чулка», что уже само по себе отпугивает мужчин. Она со вздохом решилась забыть о замужестве как средстве поправить дела семьи, что в то время было обычным делом. Она прекрасно понимала, что любовь и благосостояние в браке – две взаимоисключающие вещи, и не ждала первого, надеясь на второе. Она не обольщалась на счёт своей внешности и характера. И именно в связи с невозможностью удачного замужества, она решила попробовать в различных сферах свои силы. И даже стала добиваться успехов к немалому удивлению окружавших её мужчин. Она вычеркнула любовь из своей жизни, сосредоточившись на преодолении препятствий в делах. И всё было хорошо, как вдруг это как снег на голову участливое обращение мистера Сворда. Джулия была растеряна. Да, ей поначалу не нравился разряженный и манерный мужчина, но в то же время ей импонировала его насмешливость и точность суждений, перекликавшаяся с её собственной. Будучи по природе робкой, она боялась неосторожным словом выставить себя в смешном свете. В этом отношении синьора Баттон была права. Джулия была умна и наблюдательна, но не обладала той лёгкостью языка и светской небрежностью, чтобы иронично обсуждать окружающих или так тонко ставить на место глупо болтающих ни о чём дам и напыщенно рассуждающих о политике мужчин, чтобы не заслужить, при этом, славу той желчной язвы, которую она уже заимела благодаря своей прямоте и честности. Поэтому она с большим вниманием следила за поведением мистера Сворда, втайне завидуя той лёгкой его манере общения, которой не обладала сама. Понемногу она стала находить в нём ум, её развлекали его наблюдения. И вот наконец с удивлением она стала замечать, что ей приятно его общество! Джулия всеми силами старалась скрыть своё отношение к мистеру Сворду, досадуя, что повела себя ничуть не лучше пустых кокетничающих девиц, подпадающих под обаяния смазливых лиц и изящных манер столь же пустых джентльменов. Она стала ещё суровее с мистером Свордом на людях, забавляясь, видя его обескураженность и недоумевая его попыткам ещё более сблизиться с ней. А он и сам недоумевал, зачем ему нужна эта чопорная, неулыбчивая, молчаливая девушка, которая не обсуждает внешность кавалеров с подругами, не хвастается, кто сколько взглядов ей послал или сколько предложений танцевать она получила. Девушка, которой абсолютно всё равно, какие драгоценности на миссий Той или в каком платье и с какими рукавами пришла миссис Эта. Что было вообще выше его понимания. В его представлениях, как и в мышлении остальных мужчин, девушка должна была интересоваться пустяками и глупостями, легкомысленно, но с внешней серьёзностью говорить ни о чём, глубокомысленно изрекая прописные истины, и в то же время быть скромной и умелой в домашних и женских делах. Но уж никак не читать серьёзные книги, руководить стряпчими, заседать в конторах, проверять биржевые сводки и вообще указывать мужчинам, что им делать. Это было неслыханным и вульгарным, это вызывало ироничные замечания и покровительственную снисходительность. А когда у Джулии стало что-то получаться, с досадой объяснялось удачей, хотя одной удачей тут бы дело не обошлось. Там, где мужчина легко мог отбросить некоторые условности, Джулия прилагала вдвое больше сил, чтобы заставить себя слушать, признать свою правоту и добиться успеха. Мистер Сворд поначалу, как и все мужчины, воспринимал упрямое стремление Джулии вникать в дела как блажь, каприз эксцентричной женщины, что его весьма удивило: он не считал Джулию способной на безрассудное поведение и эпатаж. Но, видя её упрямство, упорство и серьёзность в достижении целей, он мало помалу перестал язвить на её счёт. К сожалению, остальные мужчины не обладали подобной остротой ума. Что также не способствовало хорошему мнению о них у Джулии, которая всё больше убеждалась, что её участь – старая дева. Мистер Сворд стал пристальнее наблюдать за ней, находя в ней то, что так недоставало ему самому: деликатность в обращении с окружающими, особенно, если они ниже по положению, глубину и основательность суждений, серьёзность, привычку не делать поспешных выводов, возможность рассматривать и другую точку зрения, великодушие и бескорыстную доброту. Если бы Джулии сказали о наличие у неё всех этих качеств, она была бы весьма удивлена. Она не считала, что обладает всеми этими совершенствами. Ведь, в противном случае, даже при её заурядной внешности у неё бы не было недостатка в предложениях руки и сердца. Сначала мистера Сворда, как и всех шокировало поведение Джулии, потом он забавлялся её попыткам, а затем уже со всё возрастающим интересом следил за её успехами. Как и всех светских бездельников и сплетников его интересовало, как скоро ей надоест биться о стену мужского самомнения, самоуверенности, самодовольства и надменности. Как скоро ей надоест снисходительное отношение, с каким мужчины отсылали её заниматься женскими делами. Он ждал истерик и слёз, вызванных бессилием и беспомощностью. Но с удивлением видел, что его ожидания, как и ожидания других из высшего общества не оправдываются. Джулия упорно преодолевала все препятствия. Там, где у мужчин просто не могло возникнуть сложностей ввиду своего пола, Джулия должна была ещё изобрести возможность заставить к себе прислушаться и принудить действовать. С безграничным терпением она переносила нелепый снобизм и презрение мужчин, постепенно своим упрямством заставив считаться с собой. Подобное поведение было внове для мистера Сворда. Он ничего не имел против предоставления б о льших прав женщинам. В этом отношении он отличался от своего отца с его ортодоксальным мышлением и закостеневшими взглядами. Среди знакомых дам мистера Сворда были суфражистки. Но они, по большей частью, только говорили, зачастую выдавая грубость и безапелляционность за свободу слова, и эксцентрично одевались или курили, шокируя благопристойное общество и доставляя несравнимое этим удовольствие мистеру Сворду, находившему в этом отходе от условностей отдохновение для себя. Во время своих показательных скитаний мистер Сворд был занесён в Париж, где некоторое время вращался среди богемы. Но его не привлекло праздное словоблудие о заре нового века, возмущённая болтовня о правах рабочих на фабриках, неправедном богатстве коммерсантов, пристрастии властей к титулам, о войнах в Европе и всеобщее поливание грязью старых принципов. В Джулии он видел человека дела, который говорит мало, но добивается своего. Она не опускала рук перед нелепыми предрассудками и недоверчивым отношением, прибегая к помощи мужского авторитета отца или брата там, где её логичные выводы и обоснованные доказательства не действовали на твердолобых и ограниченных мужчин. Брат её сам не заметил, как стал не более чем «свадебным генералом» у своей предприимчивой сестры. А отец, когда был жив, хоть и спорил поначалу с ней, но вынужден был признать, что в некоторых областях, в который редкий мужчина рискует сунуться, Джулия разбиралась намного лучше него самого. Поэтому, махнув, в конце концов, рукой, он и предоставил ей свободу действий.